андитской сворой, засевшей в городе.
Генерал-лейтенант Вячеслав Дадонов
Офицерам комплексной группы штаба группировки удалось побеседовать с сержантами, с солдатами, словом, с теми, кто непосредственно выполняет задачи, намечаемые командованием. Именно их рассказы во многом помогали прояснить ситуацию. К ранее сделанным выводам прибавлялись и другие. Нередко оказывалось, что информация, поступающая в штаб группировки войск, не в полной мере отражала происходящее на передовой. А, следовательно, принимаемые там, наверху, решения не поспевали за развитием событий, нередко оказывались не вполне соответствующими реальному положению дел на передовой.
Всех тревожил тот факт, что боевики ведут настоящую охоту за командирами взводов, выбивая их снайперским огнем. Это объяснялось во многом и слабой подготовкой младших офицеров — выпускники 99-го года, они сразу попали на войну, в самое пекло. Практического опыта никакого. Старались, как могли, поэтому получали ранения, гибли. Кому повезло выжить, вскоре становились командирами рот, закаленными в боях. Но для этого надо было остаться живым…
Глухой ропот от большого количества потерь, непонимания, как действовать дальше, случалось, прорывался наружу у отдельных военнослужащих. Умывшись кровью в первые дни боев, младшие офицеры не знали, как переломить ситуацию. Особенно напряженная атмосфера была в 3-м батальоне, наиболее пострадавшем в бою 29 декабря. Начались обвинения соседей справа, слева. Солдаты говорили прямо: “Когда наступаем мы, внутренние войска, артиллерия нас очень слабо поддерживает огнем”. В результате — неоправданные потери. Кстати, эту фразу прямо в объектив телекамеры — в то время журналисты одной из телевизионных компаний работали на передовой — сказал кто-то из офицеров или сержантов бригады. Командование ОГВ (с) долго разбиралось, как это откровение попало на экраны телевизоров всей страны, не обратив должного внимания на саму суть сказанного. Только спустя несколько дней огневая поддержка наступающих подразделений внутренних войск действительно стала лучше и эффективнее.
Справедливости ради стоит заметить: софринцы мало в тот момент думали о высоких материях, их в первую очередь волновало, удастся ли найти всех пропавших без вести и когда представится случай отомстить бандитам за погибших боевых товарищей. Переговорившие с десятком бойцов офицеры из штаба группировки отметили для себя важный момент: люди были спокойны, собраны, их мысли были сконцентрированы на обыденных, но совершенно необходимых в боевых условиях вещах: наличии достаточного количества боеприпасов и средств первой медицинской помощи, исправности техники и оружия, порядке своих действий в следующем бою и взаимодействии с соседними подразделениями. Было горько за погибших ребят, но не было места унынию. На него не оставалось времени. Уже в ближайшие дни предстояло снова идти в бой…
2 января подразделения софринской бригады, подразделения ОМОН и СОБР, прикрывавшие тыл бригады, стали отводиться с рубежа улицы 9-я линия в пункт временной дислокации. Позиции перед пятиэтажками занимали солдаты 1393-го отдельного мотострелкового батальона Российской армии.
У софринцев наконец появилась краткая — всего одни сутки! — возможность немного привести себя в порядок. Технари чистили оружие и вооружение боевой техники, обслуживали моторную и ходовую части, заправляли горючим. Экипажи БМП и БТР при этом отдохнуть практически не успели. Что же касается остального личного состава, то лучшим подарком для всех них была помывка в полевой бане и отдых. Хотя здесь не обошлось без курьеза. Офицеры управления и тыла бригады в тот день провели колоссальную работу по организации вывода подразделений с занимаемых позиций и развертыванию пунктов обслуживания оружия и техники, питания и помывки личного состава. Все вроде бы шло своим чередом, но случился казус, который предусмотреть не смог сначала никто. Вот как рассказывает об этом сам командир бригады Геннадий Фоменко: “Я был очень занят: занимался планированием боевых действий, которые должны были начаться уже завтра, 3 января. Провел тщательную рекогносцировку нового направления ввода бригады в Старые Промыслы. Голова гудела от объема задач. С офицерами штаба занялись оформлением решения, как вдруг меня вызвал по рации зампотылу. Я сначала не понял, чего он хочет, чувствую только: встревожен серьезно. Наконец понимаю: он докладывает о том, что не смог помыть прибывшее подразделение. Спрашиваю, почему? Тем более что очередь-то большая, а времени мало. Он отвечает: все спят. — Как спят? — Так спят, добудиться не можем. — Что за ерунда? Ведь я определил, что отдых только после помывки. — Он мне и говорит: пацаны прибыли, зашли в теплую палатку, где должны были раздеться перед баней, начали снимать с себя обмундирование, их и развезло от тепла и уюта — все вповалку улеглись спать. Так измотались за пятеро суток боев. Товарищ командир, давайте что-то решать, ведь, чувствую, и с другими то же самое будет. Я поразмыслил и понял, что порядок помывки мы организовали неверно. Так, говорю, прибывающий личный состав в теплую палатку перед баней не заводить, раздевать и мигом — в парную, а вот оттуда уже в теплую палатку, пусть надевают чистое белье и отдыхают. Так и сделали. Все дальше пошло как по маслу. Помыли почти всех”.
Чтобы подготовить личный состав к предстоящим боям, необходимо было в первую очередь подвести итоги действий бригады за прошедшие дни. Комбригу было очень важно собрать всех командиров подразделений — от взводов до батальонов — вместе. Последнее такое совещание состоялось 24 декабря 1999 года. Нужно было тщательно разобрать как положительные примеры, так и недостатки, поставить задачи на завтрашний день, да и просто приободрить людей.
С учетом того, что одновременно со всеми провести это мероприятие уже не удавалось — шла активная подготовка к новому бою — Фоменко решил проводить его по категориям. В 17.00 он собрал командиров взводов, спустя 30–40 минут — командиров рот и их заместителей, а после 18.00 — офицеров штаба бригады, командиров батальонов и их заместителей. Каждому ставились конкретные задачи, указывались ошибки.
Каждый командир в ходе разбора действий получил свободу в принятии решения на местности, в проявлении инициативы. Особое внимание командиров отделений и взводов комбриг обратил на их умение грамотно и эффективно управлять огнем имеющихся огневых средств.
К исходу 2 января 2000 года практически завершилась подготовка частей внутренних войск, подразделений ОМОН, СОБР к действиям на новом направлении.
Наступило 3 января. Артиллеристы и минометчики готовились к началу огневого поражения полосы штурмовых действий. Огневые средства, предназначенные для стрельбы прямой наводкой (танки, самоходные установки), вышли на огневые позиции. Стоял густой, плотный туман. Стрелять в таких условиях было бы пустой тратой боеприпасов: ни одной цели не видно. Начало огневой подготовки пришлось перенести.
В 6 часов утра подразделения софринской бригады начали вытягиваться на свои направления. Уже привыкшие к зимней чеченской погоде офицеры прекрасно понимали: лежащий на городе туман вряд ли рассеется раньше 10 утра. Значит, срывались сроки начала боевых действий. На КП стали раздаваться звонки из Ханкалы, в которых сквозило плохо скрываемое раздражение из-за того, что операция никак не начинается. Стала нарастать нервозность, как это уже было 27–28 декабря.
В 10 утра на командира софринской бригады по радиостанции вышел его заместитель полковник Владимир Васильев, который находился в тыловом пункте близ Алхан-Юрта, и доложил, что примерно в полутора-двух километрах от лагеря у населенного пункта Краснопартизанский отчетливо слышится стрельба. Видимо, идет ожесточенный бой. Личный состав — а это около 70 человек из тыловых и ремонтных подразделений — занял круговую оборону, также для охраны пункта временной дислокации выставлены две БМП и два БТР-80, находившиеся там в ремонте. Информация о бое вызывала неподдельную тревогу: по тылам группировки двигается крупная банд-группа, противостоять ей неполной ротой ремонтников будет весьма сложно. Усилить оборону тылового лагеря было нечем: все части и подразделения заняли позиции на окраине Грозного перед началом атаки, имея конкретную боевую задачу. Фоменко немедленно доложил о бое у Краснопартизанского генералу Малофееву, тот сообщил о нем Булгакову.
В 12 часов все же состоялся первый огневой налет по району предстоящих боевых действий. Но он быстро закончился.
Из дневника полковника Валерия Журавеля:
“3 января бригада должна была после перегруппировки снова идти в Грозный, только на другом направлении — отсекать Старые Промыслы. Бригада выдвинулась на исходные рубежи в 6.00. Перед этим мы все позавтракали, хотя солдаты есть не очень хотели. Среди бойцов ходила солдатская молва о том, что накануне боя лучше не принимать пишу. Если желудок будет свободен — при ранении в живот шансов выжить становится больше. Но в то утро об этом не очень думалось…
Мы с комбригом выдвинулись на КП Малофеева — старшего на том направлении. Впервые я увидел этого генерала, о котором много слышал.
На меня он произвел очень хорошее впечатление. На КП не было суеты, все офицеры занимались своим делом, все знали, что называется, свой маневр. КП работал как слаженный механизм. Мне удалось быстро познакомиться с Малофеевым, войти в контакт. Чувствовалось, что все в этот день полны решимости выполнить поставленную боевую задачу.
Запросил Булгакова, вышел с ним на связь, доложил обстановку, попытался объяснить командующему, что артиллеристы и авиаторы отработали не полностью, кроме того, стоит сильный туман, затрудняющий движение. Просил отсрочить время атаки.
Рация захрипела — оттуда в течение нескольких минут слышались довольно крепкие выражения — все знали, что командующий в общении с подчиненными крут и за словом в карман не полезет.