И когда шло обсуждение того, как действовать дальше, я не раз подчеркивал — нельзя идти в город сейчас. Ведь именно этого хотели от нас боевики, это было для них главной целью. К этому они готовились.
Насколько я помню, сначала планировалось создание штурмовых отрядов из десантников, но потом все легло на внутренние войска и милицию. Были ведь планы и о том, чтобы блокировать город и дальше продолжать уничтожать боевиков в предгорьях. В самом же Грозном можно было в это время работать теми же методами, что и боевики воюют с нами — посылать диверсионные группы, снайперов, отряды спецназа.
Поэтому я и сейчас не перестаю задавать вопросы, несмотря на то, что город в конечном итоге был взят. И их, эти вопросы, надо задавать: а все ли было продумано и сделано? Все ли было учтено? И можно ли было минимизировать потери, которые понесли войска в результате штурма?”
Михаил Паньков, в 1999–2000 гг. командующий группировкой внутренних войск МВД России на территории Северо-Кавказского региона РФ, генерал-лейтенант, Герой России:
“Сомнений в том, что необходимо было проводить операцию в Грозном, у меня не было, потому что предыдущие проведенные операции в крупных чеченских городах — Гудермесе и Шали — завершились успешно, войска получили определенные навыки их проведения. Конечно, учитывая то, что опыт первого взятия Грозного в 1995 году был тяжелым, пришлось много всего передумать, как оно сложится на этот раз. Поэтому было сразу принято решение — не вводить технику в город, действовать по отдельным направлениям.
С чем я был не согласен, это с тем, что операцию решили проводить практически только силами Министерства внутренних дел. Прекрасно понимая, что Грозный — это основной оплот, основной центр как политический, так и экономический, где может быть большое количество боевиков. А здесь, по сути дела, милицейская операция по зачистке населенного пункта. По моему мнению, неверный был подход. Конечно, это и сказалось на первоначальных действиях непосредственно в городе”.
Среди оппонентов Генштаба по проведению спецоперации в Грозном были и высокопоставленные федеральные чиновники. Николай Кошман, полномочный представитель Правительства России в Чечне в ранге вице-премьера, тоже имел по грозненскому вопросу свое особое мнение. Его позиция зиждилась на несколько иных, чем у военного профессионала генерала Овчинникова, убеждениях. Однако от этого не выглядела менее легковесной. Кошман, как человек, непосредственно отвечавший в ту пору за дальнейшее мирное развитие республики, подъем ее экономики, восстановление разрушенной инфраструктуры, смотрел, что называется, “на перспективу”.
Николай Кошман, в 1999–2000 гг. полномочный представитель Правительства Российской Федерации в Чеченской Республике:
“Сначала планировалось встать по Сунженскому хребту, левому берегу Терека, заняв Надтеречный, Наурский, Шелковской районы, и остановиться. Операция в Чечне, я считаю, в своей начальной стадии развивалась довольно неплохо. Что касается Грозного, то, по моему мнению (я его озвучивал и по радио, и по телевидению), в Грозный входить не следовало. Почему? Потому что город укреплен, мы не готовы были вести бои в городе, и те затраты, которые мы понесли, они в общем-то несоизмеримы с результатом, я не говорю уж о разрушениях, которые мы увидели в Грозном по завершении спецоперации. Я предлагал его блокировать, обойти и все нормально — через два-три месяца вся эта публика, которая была там, повыползала бы из города…”.
Интересно, что даже после начала операции противников штурма Грозного по-прежнему хватало не только в военных, но и в политических кругах. Последовательную позицию в этом вопросе занимала фракция “Яблоко” в Государственной Думе России. Трудно сказать, насколько компетентными были депутаты в этом сложном вопросе, однако их точка зрения отличалась особым радикализмом: “яблочники” настойчиво предлагали идти на переговоры с Масхадовым.
РОССИЙСКАЯ ПРЕССА О КОНТРТЕРРОРИСТИЧЕСКОЙ ОПЕРАЦИИ В ЧЕЧНЕ
Информационное агентство “Интерфакс”. 26 января 2000 года
«Парламентская фракция "Яблоко" по-прежнему настаивает на необходимости переговоров с чеченским лидером Асланом Масхадовым. Как заявил во вторник 25 января 2000 года Алексей Арбатов, федеральные структуры власти могут взаимодействовать с А. Масхадовым по вопросам "разоружения и ликвидации неподконтрольных ему формирований, выдачи или высылки их руководителей за рубеж и оказания гуманитарной помощи мирным жителям".
По мнению депутата, следует признать Масхадова и предоставить ему возможности осуществлять контроль на той части территории Чечни, которую он способен контролировать".
А.Арбатов заявил, что “Яблоко" выступает за "прекращение бессмысленного штурма Грозного" и считает целесообразным "использовать все имеющиеся силы для того, чтобы образовать три кольца блокады Чечни". Высказывая позицию фракции, он отметил, что первое кольцо следует создать вокруг Грозного, второе — вокруг горных районов Чечни, и третье — по периметру административной границы республики и по реке Терек. "На остальной территории должны проводиться точечные спецоперации, направленные исключительно на уничтожение бандформирований и ликвидацию их руководства", — сказал депутат".
Здесь, правда, стоит отметить, что выступать против штурма до начала и в самый его разгар — все же разные вещи. Если первая позиция основана, прежде всего, на желании провести более тщательную подготовку войск, предотвратить большие потери в их рядах, минимизировать разрушения городской инфраструктуры, то позиция фракции “Яблоко”, по сути, не могла привести ни к чему, кроме как к деморализации российских военнослужащих, к тому времени уже потерявших на улицах Грозного немало своих товарищей. Заявление об остановке боевых действий в тот момент, в который оно было сделано “яблочниками”, носило ярко выраженный политический характер и некоторым образом напоминало “политические качели” прошлой чеченской кампании с периодическими началом и прекращением боевых действий, странными переговорами с боевиками. Они, как мы помним, ничего кроме вреда и ухудшения общей ситуации не приносили.
Внимания заслуживает и другой факт подобного рода. На общем фоне сравнительно лояльного отношения ведущих западных политиков к проводимой в Чечне контртеррористической операции — открытого и жесткого осуждения было не так много, как в первую чеченскую кампанию — все же западная общественность с тревогой наблюдала за разворачивающейся на Северном Кавказе “новой войной”. Зачастую, не утруждая себя тщательным анализом причин, вынудивших российские власти действовать столь решительным образом, а иногда и откровенно игнорируя вполне обоснованные и разумные доводы, объясняющие мотивы действий в Чечне и Дагестане, иностранные средства массовой информации, а вместе с ними и многие известные общественные деятели Запада резко критиковали спецоперацию на Северном Кавказе. Воззвание против проводимой в Чеченской Республике силовой акции было опубликовано во французской газете “Монд” и испанской “Пайс”. Его подписали 200 деятелей культуры из 16 стран, среди которых Бернардо Бертолуччи, Джон Ле Карре, Умберто Эко, Гюнтер Грасс, Жан-Люк Годар, Барбара Хендрикс, Мишель Пикколи, Ванесса Редгрейв, Фолькер Шлендорф и другие. Российская газета “Сегодня” 24 марта 2000 года привела выдержки из этого обращения: “Грозный сметен с лица земли безнаказанно. Деревни сожжены дотла безнаказанно. Раненые добиты безнаказа- но… Мир молчит, становясь соучастником всего этого. Мы не слышим четкого осуждения России. Не видим дипломатического нажима, финансовых или правовых санкций…”[6].
Безапелляционный пафос воззвания, впрочем, был изначально оправдан его формой. Однако сегодня, после событий 11 сентября в Нью-Йорке и проводимых силами коалиции государств операций против террористов в Афганистане и в Ираке, эти громкие и резкие заявления читаются немного по-другому. Приведенные выше слова — лишнее подтверждение той пропасти, которая зияла между вполне благополучным западным миром и остальной частью планеты, где бесконечные войны и террор, нарастание исламского экстремизма были обыденным явлением. После 11 сентября 2001 года Запад вдруг осознал, что эта пропасть не является непреодолимой для апологетов террора.
Еще в 2000 году уже бывший президент России Борис Ельцин в своей книге “Президентский марафон” предельно емко ответил на все подобные выпады многочисленных представителей так называемого мирового сообщества: “Издали война видится совсем иначе. У нас, в России, практически все люди понимают, за что воюют российские солдаты. Почему они там воюют. Тем не менее кадры, которые день за днём в течение многих месяцев показывали телекомпании мира, убедили международное общественное мнение в том, что якобы идёт агрессия против мирного населения, против народа. Повторю то, что говорил уже не раз, то, что российские представители объясняли западным партнёрам тысячу раз: Россия воюет против агрессора — созданных на территории Чечни террористических банд, в составе которых множество наёмников из арабского мира, из Афганистана, даже из Юго-Восточной Азии. Это хорошо вооружённая (порой по последнему слову техники), обученная армия убийц. Армия экстремистов, которые на самом деле не имеют ничего общего с подлинным исламом.
Международное общественное мнение, которое хотело бы пригвоздить Россию к позорному столбу за "военные преступления", не знает и не хочет знать, что на самом деле является главной причиной гибели мирных жителей. Мы никогда не проводили в Чечне массовых расстрелов безоружных людей, не было там ни этнических чисток, ни концентрационных лагерей. Главная причина ракетных ударов и бомбёжек, которые принесли боль и горе простым людям, — это война, развязанная террористами против российского народа. Главная причина — в том, что террористы прятались за спинами мирного населения.