ации действий, призывая софринцев идти вперед. Только вперед!
19 января на КНП бригады прибыл главнокомандующий внутренними войсками генерал-полковник Вячеслав Овчинников. Последние несколько дней он работал на позициях 22-й бригады оперативного назначения в северной группировке, которая столкнулась с, казалось бы, непреодолимым препятствием в виде комплекса консервного и молочного заводов, удерживаемого боевиками. Но там гордиев узел все же был разрублен. Решение было найдено, и заводы пали. Как раз 19 января они окончательно перешли в руки федеральных войск. Вот и на западном направлении ему важно было на месте, в боевых порядках, увидеть воочию, что происходит на самом деле, понять причины, препятствующие более скорому выполнению софринцами поставленной задачи. Тем более что тревога по этому поводу явственно звучала из уст многих высоких начальников как в оперативном штабе особого района, так и в Объединенной группировке войск (сил). Не особо разбираясь в обстоятельствах, отдельные горячие головы говорили всякое…
Бои были настолько ожесточенными, что здания нередко в течение дня переходили из рук в руки. Именно так произошло 19 января, когда 7-я рота 3- го батальона броском сумела захватить двухэтажное кафе практически без единого выстрела. Этот успех был очень важен в тех обстоятельствах: рота таким образом надежно прикрывала фланг соседней штурмовой группы, которой предстояло овладеть двухэтажным зданием неподалеку. Однако спустя короткое время боевики пришли в себя и, сумев сосредоточить массированный огонь по кафе, которое из-за своих широких окон простреливалось насквозь и не давало возможности бойцам укрыться за его стенами, выбили из него штурмовую группу 7-й мотострелковой роты. Способствовали этому кроме всего прочего и траншеи, которые были прорыты прямо к стенам кафе, позволяя боевикам скрытно подойти к зданию на расстояние броска гранаты. В ходе боя погиб замкомвзвода старший сержант Николай Кураков. Этот скоротечный бой в итоге не позволил 2-му батальону захватить двухэтажное здание: бойцы попросту не успели добежать до него, оказались прижаты к земле сильным огнем противника и были вынувдены отойти на прежние позиции.
Однако 1-й батальон, новым командиром которого был назначен капитан Александр Ковалев, сумел к исходу 19 января овладеть объектом под условным наименованием “хвост”. Ковалев уверенно руководил действиями штурмовых групп, которые, применяя реактивные пехотные огнеметы, ручные осколочные гранаты и термобалические выстрелы к РПГ-7, с минимальными потерями выбили боевиков из здания.
На следующий день 1-й батальон продолжил развивать свой успех на широком фронте. К вечеру его штурмовые группы при активной поддержке огня 82-мм минометов, не раз подтвердивших славу наиболее эффективного оружия для боя именно в городских условиях, которые отсекали приближающиеся резервы боевиков, мешали им через дворы подвозить боеприпасы, захватили три здания. 2-й батальон поддержал своих товарищей и также занял одну из построек.
Таким образом, к исходу 20 января штурмовые отряды 21 оброн создали плацдарм для развития наступательных действий в своей полосе. Теперь можно было для огневой поддержки заводить сюда танки, БМП, САУ, обеспечивая их безопасность, и маневрировать штурмовыми группами.
Но истекшие двое суток оказались отмечены не только более организованными действиями штурмовых отрядов (в особенности 2-го) и достигнутым локальным успехом. Потери, понесенные бригадой, были весьма существенны и вызывали у комбрига вполне обоснованную тревогу за их восполнение. Резервов не было. За эти два дня в батальонах погибло 7 и было ранено более 20 человек (среди них офицер — командир 5-й роты старший лейтенант Александр Лугинин).
Численность личного состава в боевых порядках штурмовых отрядов № 2 и № 3, несмотря на их внушительное наименование в документах, была явно недостаточна для ведения атакующих действий в городе. Из-за этого перед софринцами стояла сложнейшая задача — наступать и при этом не дать боевикам втянуть штурмовые группы в огневые мешки, в засады, не дать разорвать боевой порядок. Фронт наступления оказался растянут. При этом кроме захвата необходимо было и удержать занятую территорию, оградить действия атакующих с фланга и с тыла. На все это людей катастрофически не хватало. Действовали тем, что имелось в наличии. Необходимого для прорыва обороны бандитов численного перевеса на ограниченном участке фронта не было, поэтому продвижение было крайне медленным и осторожным — от здания к зданию.
Сергей Грищенко:
“Когда перечисляешь все эти силы и средства, то вроде бы кажется, что их много. А начинаешь вникать — все не так. Поясню свою мысль. Технику в штурновых отрядах не использовали. Значит, от исходной численности отнимаем механиков и наводчиков. Техника только подвозила боеприпасы, эвакуировала раненых. Далее — минус ремонтная рота, рота материально-технического обеспечения, комендантская рота. Да еще и потери почти ежедневные в наступающих группах. Вот и получалось, что на переднем крае — сто с лишним человек — это и есть весь батальон, весь ударный кулак штурмового отряда. Всего на западном направлении из состава софринской бригады действовало три батальона. Два штурмовали кварталы Заводского района, а один закреплял территорию, выставлял блокпосты. Вот и получалось, что непосредственно бились с боевиками человек триста. Эти ребята шли и штурмовали пятиэтажки, укрепрайон вокруг стадиона.
Фоменко (командир 21-й бригады ВВ. — Авт) технику в город не посылал. Армейские танки сверху на холме стояли, в Грозный не входили. Били по домам прямо оттуда, да и то редко. Неэффективно. А наши танки чуть в город въедут — и сразу обратно, все мешками с песком обвешанные, ящиками. Мы смеемся: это наша “активная броня”. Через пушку прицелятся. Известно же, какая во внутренних войсках техника тогда была, какой износ — все время в боях. Бабахнут — и назад”.
Штаб группировки особого района не переставал требовать увеличить темп продвижения. И эти все более жесткие установки все меньше сочетались с реальным положением дел. Это было тем более непонятно, что генерал-лейтенант Булгаков, находясь в первые два дня на КП западной группировки и на КП софринской бригады, мог лично оценить и условия местности — крайне неблагоприятные, в которых действовали штурмовые отряды, и прочность обороны боевиков. Кстати, вспоминая несколькими годами позже события грозненской спецоперации, Владимир Булгаков отмечал силу сопротивления бандгрупп, при этом особенно поминая именно Заводской район Грозного:
“Дома были превращены в опорные пункты. Стены армированы изнутри бетоном. От дома к дому тянулись ходы сообщения, причем настолько скрытые, что обнаружить их можно было, только свалившись в них. Заводской район, промзоны, были вообще превращены в крепости. На вооружении боевиков был огромный арсенал самого современного оружия…”[51].
Однако в тех условиях, спустя четыре дня после начала штурма, он был неудовлетворен медленным продвижением 21-й бригады. Ежедневные потери, невозможность их восполнения, запредельная усталость солдат и офицеров, действовавших под постоянным огневым воздействием противника в условиях январского пронизывающего холода, отсутствие времени на нормальный отдых и горячую пишу в расчет снова, как и в начале всей спецоперации, не брались. Кроме того, в полосе штурмовых действий бригады уже были выявлены объекты, требующие разрушения авиационными ударами, ракетными войсками и тяжелой артиллерией: стадион, так называемые “гостиница”, “форт”, “близнецы”, “клюшка”, “дворец” и другие. Удары по ним артиллерии западной группировки особого района г. Грозный оказывались неэффективными: 122-мм снарядом или 120-мм миной не удавалось пробить толстые кирпичные стены или железобетонные перекрытия, под которыми укрывались боевики, пережидая огневой налет. Командиры штурмовых группп все же старались действовать осторожно, помня трагические события 29 декабря, не допускать образования брешей между наступающими подразделениями.
Однако в складывающейся обстановке чрезмерная осторожность командиров штурмовых отрядов, видимо, считали в оперативном штабе группировки войск особого района г. Грозный, шла вразрез с разработанным планом операции. Темп наступления, по мнению штаба группировки, на западном участке был недостаточен, низок, не позволял в стремительном броске рассечь группировку боевиков. Судя по всему, большие надежды он возлагал на действия штурмового отряда № 1, призванного отрезать Старопромысловский район от города, что позволило бы командующему перегруппировать силы и активизировать действия уже на других направлениях. Но первый штурмовой отряд, наступая по улице Коперника, к 13 часам 17 января также практически полностью остановился на северо-западной окраине Грозного.
Опасной выглядела, видимо, считали в штабе группировки особого района, ситуация, когда на одних направлениях войска продвигались вглубь города, а на других оставались на месте или вообще вынуждены были отойти на прежние позиции. На том же западном и отчасти северном направлениях стремительно меняющаяся обстановка, в которой протекали боевые действия, ломала первоначальный замысел.
Медленно и с трудом продвигаясь в первые дни, в последующем софринцы смогли наверстать упущенное и выполнить все поставленные задачи с минимальными потерями в личном составе…
Крайнюю нервозность в командах, отдаваемых с КП группировки особого района г. Грозный, отмечали в те дни многие командиры подразделений. Не всегда объективный анализ ситуации не позволял внести эффективные изменения в действия завязших в грозненских кварталах штурмовых групп. Хотя нельзя не учитывать и то, что на подобные действия командования группировки влияла огромная ответственность за результат всей операции. Не стоит при этом сбрасывать со счетов и политический фактор. Ведь осада Грозного шла уже три недели, и уверенный оптимизм в оценке операции со стороны политического руководства, российской общественности мог вполне обоснованно смениться разочарованием, при условии затягивания решения "грозненской” проблемы. В такой ситуации овладение Грозным стало поистине моментом истины всей дагестано-чеченской кампании. Наверное, это понимали и в штабе группировки, воинские части которой штурмовали в те январские дни чеченскую столицу. Наверное, это предельно ясно осознавал и глава государства, к которому шли доклады о ходе всей операции.