Он сделал паузу и повторил вновь:
– Итак, я спрашиваю, хотите ли вы его услышать?! Не слышу!!!
По мановению ведущего, в студии включился микшер и в эфир пошел густой ор, как на трибуне стадиона ревут болельщики в момент давно ожидаемого гола.
– Готовы! – раздраженно взорвалась Вера, испытывая желание стукнуть по приемнику.
«Сумасшедший!» – подумала она о Неподражаемом Сумраке, который любой разговор готов был превратить в шоу. И в то же время готова была взять обратно свои мысли относительно ведущего. Теперь она благодарна была ему за то, что невольным своим вмешательством Сумрак избавляет людей от полнейшей тоски и безнадеги. Она представила, сколько людей сейчас внимательно слушает радио – единственный источник информации после того как были обесточены все сети.
– Давно бы так! – прервал Сумрак крики несуществующих болельщиков. – Итак, вам слово, господин Подольский!..
И тут же снова пошел хрип и шум, заставлявший Веру прислушиваться. И тихий голос в записи продолжил:
– Каждый из нас, вероятно, задавался вопросом, что же такое произошло со мной, почему чудовищная болезнь не затронула мой ум? А ведь все мы, каждый из нас, так или иначе, задолго до этих дней сами спасали себя, не подозревая об этом. Потому что мы не одни! С нами те, кто хранит нас, хоть мы об этом и не догадывались раньше!..
Подольский только что спокойно обращался к невидимому собеседнику, которого представлял собой Сумрак, а фактически: огромная людская масса, прильнувшая сейчас к динамикам своих медиацентров или планшетов, компьютеров и прочих устройств, настроенных на радиоприем невидимой спутниковой волны.
– Это собаки, друзья мои! – раздался голос Подольского. Теперь он звучал гораздо громче, словно он прокричал эти слова в эфир, чтобы Сумрак и другие его услышали наверняка.
Некоторое время Вера не могла прийти в себя от такого странного сочетания простоты ответа и в тоже время непонимания, как такое элементарное решение не пришло ей в голову, когда оно буквально напрашивалось само собой.
После небольшой паузы Подольский продолжил:
– Как я выяснил, собаки есть у всех, кто выходит на связь со мной, с вами, Сумрак, и еще одной станцией в районе Омска. А у многих и не одна собака, а несколько. И вы, Сумрак, как вы мне сообщали, подкармливаете собак, которые находятся рядом с вами.
– Потрясающе! – завопил Сумрак. – Но все же я внесу чуточку дегтя в ваше медовое предположение, мистер Подольский. Это все, конечно здорово, но ведь собаки были у многих людей. Очень у многих. Почему же одни пострадали, а другие нет?
Подольский некоторое время молчал.
– Вероятно, есть какие-то нюансы, которых я пока не знаю. Возможно, речь идет о каком-то контакте с собакой, который…
– Надеюсь не о половом?.. – визгливо захохотал Сумрак и, отсмеявшись, устало выдавил: – О, я убью себя, наверное, своими шутками!
Видимо, долготерпение Подольского кончилось. Он взорвался:
– Бросьте ваши идиотские подколки, Сумрак! Мы говорим о серьезных вещах!
– Простите… Простите!.. – не в силах сдержать смех, надрывался Сумрак.
Запись окончилась.
Снова раздались щелчки, и голосу Сумрака вернулся более звонкий тон.
– Простите еще раз, друзья, и вы, Покровский, простите, если сейчас слышите меня! Ну вот, надеюсь, вы внимательно слушали эту запись. И действительно простите меня за некую долю развязности. Ну, а пока даю вам время на осмысление сказанного. Музыка, друзья мои!..
Вера выключила радио.
Она все еще была под впечатлением от признания Подольского.
Девушка подумала о том, что привычный мир вокруг исчез внезапно, за очень короткий срок. Остались горстки людей. И среди них наверняка огромное число одиночек, в бессилии пытающихся найти себе спутника, без особой надежды воссоединиться. И если Подольский прав, то вся надежда их – на четвероногих друзей, которых они не бросили в трудную минуту. А если быть честнее, не бросали никогда. Собаки были с ними рядом, возможно замещая друзей или семью, и если люди отдавали им себя, то в итоге оказалось, что не напрасно.
Вероятно, собака должна была пребывать с человеком постоянно, фактически беспрерывно. Вера вспомнила Аманду Ника – пока жива была собачка, они успешно боролись с болезнью. Потом появился Грозный, и болезнь отступила вовсе. Она не затронула старика Рокотова, но вот над его женой, которую тому пришлось запереть в отдельной комнате, беспамятство властвовало вовсю. А ведь собаку они завели, когда Лиза еще была здорова. Так почему же, действительно, она заболела? И тысячи других людей, для которых собака всегда была другом и компаньоном?
«Найдется ли кто-нибудь, кто сумеет понять все до конца: что же именно держит нас, какая связь? – спрашивала Вера, даже не надеясь когда-нибудь получить ответ. – Наверное, теперь никто не узнает…»
3
После того как радио замолчало, Эдик приподнялся на локте и внимательно посмотрел на Рокотова. Паренек, оказывается, тоже не спал.
– Ты слышал? Собаки! – произнес Андрей.
Это было действительно важное звено, которого недоставало в его цепочке рассуждений.
– Все так просто, и в то же время очень сложно, согласись? – спросил он.
– Что именно, Андрей Валентинович?
Но Рокотов шикнул на него, чтобы не кричал громко и полез к анализатору, первый из которых уже готов был вскоре выдать результат исследования крови девушки. А пока Рокотов сделал радио погромче и перешел на сдавленный шепот. Выкладывая свои соображения, он рассуждал на ходу и пытался выстроить более-менее стройную теорию.
– Похоже, существуют два очень серьезных вероятностных факта. Первый – это тип крови. Смотри, что получается. У всех, кому «сумрачная» болезнь оставила жизнь, именно определенная кровь: первая группа и резус-отрицательный фактор. И пока у меня нет данных, чтобы была какая-нибудь другая. Сейчас мы проверим, что покажет их кровь.
Они вместе посмотрели на спящих девушек.
– В то же время, – продолжал Рокотов, – наличие первой отрицательной крови еще не гарантирует возможности избежать болезни. Вспомни нашего сумасшедшего. И того солдата, про которого я так и не доложил Киту. Потому что в силу вступает второй фактор. Ты только что слышал – контакт с собаками. Правда, тут непонятно, какой именно контакт имеет значение. Психологический, тактильный? Тут может быть масса вариантов. Вот если бы мне удалось провести широкое исследование. Взять кровь у всех, кто есть живой в городе. Но даже сейчас то, что я обнаружил, похоже на условия необходимости и достаточности. А если прибавить сюда еще и собак, получается очень сложная цепочка.
Андрей вынужден был отвлечься от разговора – запищал анализатор. Он взял в руки листок и старательно изучал выданные цифры и показатели. Затем пискнул второй – еще одна распечатка оказалась в его руках.
– Все правильно, – кивнул Рокотов. – Так я и ожидал.
– Что там?
– Первая, резус отрицательный. А все-таки есть еще один момент. Многие показатели значительно отличаются от нормы, особенно эритроцитарные. У нашего психа то же самое. И у того солдата. Эх, если бы я умел смотреть мазки крови…
– Но послушайте! – Эдик вскинул руки. – Почему же этого не обнаружили раньше? Когда люди только начали болеть? Разве у них не брали анализы на группу крови и все такое?
– В том-то и дело, что среди заболевших встречались все типы крови! Да и потом, кто будет уточнять, есть у тебя собака или нет?! Вот если бы это продолжалось дольше! Не была бы эпидемия такой стремительной…
– Ну да… ну да… – задумчиво произнес Эдик. И снова затараторил: – Но разве мало было людей, которые любили, просто обожали своих собак? И если дело действительно в тесном контакте, в каких-то веществах в собачьей слюне или шерсти, должны оставаться пусть не миллионы, но хотя бы сотни тысяч сохраняющих здравый ум людей. Но что мы видим – победное шествие маразма охватило всю планету!
– Есть такая штука, как статистика, – ответил Андрей. – Я тут, пока книжки изучал, кое-что освежил в памяти. Во-первых, я уже говорил это Кропалю, резус-отрицательный фактор, то есть отсутствие оного, встречается гораздо реже положительного. То есть уже отсекается огромная масса человечества. Всего пятнадцать процентов популяции – те, у кого нет резус-фактора. Но с первой группой крови таковых еще меньше. Только шесть или семь процентов. Правда, я слышал, у отдельных народов этот процент выше, причем, иногда существенно. Но и все равно, уже это означает, что более чем девяносто процентов человечества автоматически становятся беззащитными перед болезнью. Теперь, как выяснили Сумрак и Подольский, за исключением лишь тех, кто имеет стабильный и постоянный контакт с собаками!
– Надо понимать, дружественный?!
Эдик сел рядом с Линдой и обнял овчарку, глядя снизу вверх на Рокотова.
– Очень возможно, – согласился Андрей. – На грани безраздельной любви. Согласись, не каждая мамаша примирится с тем, что их собака будет лизать в губы ребенка, когда недавно она, быть может, занималась копрофагией, то бишь чужие какашки на улице подбирала. Или лизала собственные яйца, если это кобель.
Эдик рассмеялся. Рокотов тоже.
– Я вот что хотел сказать, – произнес Андрей. – Если мои рассуждения верны, то тесный контакт с собакой – это как раз тот фактор, благодаря которому существуют такие счастливчики, как мы с тобой, у кого «сумрачная» болезнь вроде как консервируется и уже не досаждает утренними провалами, а только такими редкими щелчками, как у тебя сейчас. Сколько людей из этих шести или семи процентов обладателей нужной крови, будут иметь собак, и уж тем более поддерживать с ними такие отношения, о которых ты сам упомянул: находиться в постоянном контакте почти беспрерывно? Даже в деревнях, где собака почти в каждом дворе, люди общаются с собаками больше для того, чтобы их покормить два раза в день, а то и один раз. Да и потом, мы пока определили явно видимые факторы. Но, может быть, решающих признаков еще больше, только мы о них не знаем. Возможно, никогда не узнаем.