– У нас пятьдесят пленников, которых мы хотим отдать тебе. Они не пострадали.
Гарнизон замка Западной стены шел к воротам. Они были грязны и испуганы после нескольких дней, проведенных в армии повстанцев и чудовищ. Они подозревали – и небезосновательно, – что их сожрут.
– А потом ты пойдешь своей дорогой? – спросила Мирам, пряча страх.
Гармодий, как настоящий магистр, снова мотнул головой:
– У нас есть дела здесь.
– Вам здесь не рады. Мы храним эту крепость для короля. Если ты воюешь с королем, уходи.
– Послушай меня, Мирам, – Гармодий поднял руку, – мы ни с кем не воюем. Сказочный Рыцарь просто хочет сохранить часть своего народа. Они должны быть где-то рядом. Позволь нам отыскать их, приюти – и мы вовек будем тебе благодарны.
– Ты предал короля и предал Бога, – ответила Мирам. – Даже сейчас жуткие твари пожирают тела павших в Тикондаге. И тебе хватает наглости просить меня пустить вас на мои земли? Я не могу тебя остановить, но, клянусь Господом, предатель, когда ты захочешь взять эту крепость, я заставлю тебя и твоего злобного хозяина пожалеть об этом.
– Погоди! – взмолился Гармодий.
Но Мирам уже ушла со стены. Темные камни отразили его голос, и звук растаял в воздухе.
– Черт возьми, – прошептал он.
К югу от Альбинкирка и Южной переправы три баргаста и несколько виверн безостановочно, как августовские слепни, кружили над тенистыми тропками, в которые переходил Королевский тракт на севере.
Амиция заметила тварей после утренней молитвы, первой службы вместе с сестрами Лиссен Карак за много дней. К середине утра она остро ощущала присутствие – не особенно вредоносное, но враждебное. Она сообщила об этом сэру Томасу и сопровождавшим ее рыцарям Ордена.
Приору Уишарту она сказала:
– Позвольте мне попытаться самой справиться с этими тварями, прежде чем убивать их, – при этом она потянулась к сестре Мирам, пользуясь их связью.
Приор Уишарт с трудом удержался от отказа. Она сразу это заметила и пожалела, что вынуждена была так резко к нему обратиться. Ей казалось, что каждый день люди вокруг нее слишком уж охотно хватались за мечи и творили заклинания. Эта готовность прибегнуть к насилию говорила о человеческой природе больше, чем все прочие грехи.
Во время молитвы Амиция начала даже думать, не страшнее ли люди всех прочих тварей.
Приор, который не имел с Дикими никакого дела, предпочитая убивать их, все же ответил так:
– Сестра, вы куда талантливее нас всех. Без вашего предупреждения у нас бы просто не было времени принять такое решение. Прошу вас, делайте, что вам угодно.
Амиция улыбнулась.
– Держитесь подальше от меня, – велела она. – Я думаю, что, когда я их отгоню, волшебник ударит по мне.
Приор Уишарт покачал головой:
– Тогда оставайтесь рядом с нами, мы будем сражаться и победим или умрем все вместе.
Том Лаклан расхохотался.
– Виверна и пара гастов? – переспросил он. – Вот что я тебе скажу, девочка. Ты оставайся тут, а я пойду их убью. Мне нужно немного размяться.
– Нет. Пожалуйста. Убийства нам не помогут. Прямо сейчас все идет так, как хочет волшебник. Я знаю лучше многих, чего хотел капитан. Дайте мне попробовать.
– Отвлечь его? – уточнил приор Уишарт.
– Да, потому что именно это нам и нужно, – сказала Амиция, удивившись собственной запальчивости. – Мы священнослужители, а не убийцы вроде…
Плохиш Том ухмыльнулся, сверкнув зубами:
– Ты обо мне, девочка? Ну да, я убийца, – он наклонился вперед, – и я уверен, что сегодня еще до конца дня ты порадуешься, что я рядом.
Амиция видела, что он раздражен, но не стала обращать на него внимание. Она спешилась и двинулась по тропинке одна. Они шли по западной дороге, и она смутно помнила, что горы и огромные водопады расположены всего в паре миль к востоку. Но удерживать эти воспоминания становилось все сложнее. Она отогнала их – или просто забыла. Что-то происходило в ее разуме, волнами накатывали вера и понимание.
Она избавилась от сомнений, позабыла про новые открытия, потянулась к сестрам в Лиссен Карак, а потом в небо.
Амиция коснулась виверны. Она знала, что виверны – сильные, упрямые твари и что их очень сложно подчинить своей воле. Но эта виверна оказалась сломлена или, по крайней мере, покорена. Цепи на ней были грубыми и очень мощными. Ответ Амиции был поизящнее, но даже самую толстую веревку всегда можно перерезать ножом. Амиция освободила тварь.
Виверна развернулась на высоте шести сотен футов и умчалась прочь, рыча от гнева.
Вторую виверну Амиция освободила еще быстрее.
Шип ощутил сопротивление. Он находился в пятидесяти лигах к северу, переводил свое войско через Ольховый провал, такой широкий и извилистый, что он опасался утопить армию в грязи.
Эш проявился рядом с ним. Жидкий черный туман сгустился в ребенка с двумя головами.
– В жопу ее с ее жалостью! – хором завопил Эш. – Ненавижу людей!
Шип почувствовал, что из него и из мира вокруг выкачивают силу. Деревья гибли. Иркский шаман пяти сотен зим от роду тянул его силу, чтобы потом приняться за душу.
«Шип, я еще не в этом мире. Дай мне свою силу, и я покажу этому человеческому ребенку, как играть с моими заклинаниями».
У Шипа не было выбора. Но он все же рискнул и попытался спрятать силу в новом месте в голове.
Эш сотворил заклинание. Оно походило на закат – прекрасное, безжалостное, чудесное и страшное. Шип никогда не видел ничего столь же могущественного и масштабного. Призыв звезды с неба по сравнению с этим был бы детской игрой. Когда оно достигло высшей точки, Эш спросил:
– Это же она? Это та воля, которая исказила мою?
Шип не представлял, о чем он говорит.
Эш произнес слово. Шип услышал его и на мгновение заглянул в бездну. Во тьму между сферами, где жило само зло. Во тьму, куда не залетали ангелы.
Освобождая третью виверну, Амиция поняла, что враг принял ее вызов. Она почувствовала, как усиливается сопротивление, как ломается ее заклинание.
На севере заклубилось что-то прохладное и влажное.
Но она была близка к дому, достаточно близка, чтобы чувствовать поддержку Лиссен Карак и знать, что сестры ждут ее. Они пели. Она дотянулась до потока их силы и подняла руки к небу. Она стояла на мосту в той же самой позе, поднявшись на цыпочки и воздев руки над головой.
И когда мощнейший, искуснейший призыв обрушился на нее, она сделала то, чего раньше никогда не пыталась сделать, то, что считала невозможным до этого дня.
Она не стала отвечать на силу силой. Она просто обратила на основу его заклинания слова уничтожения. Она не заслонялась – она отменяла. Она не сопротивлялась – она…
…отвергала.
Том Лаклан сидел на лошади и следил за девушкой. Красивая женщина, зря пропадает в этом скучном монастыре. Он понимал, что нашел в ней Габриэль. Когда она потянулась всем телом, творя свое колдовство, у него аж слюнки потекли.
Взрыв света застал всех врасплох. Только что Амиция тихо стояла примерно в двадцати ярдах от них, а тут загорелась, как самый яркий в мире факел. Краткое мгновение между двумя ударами его огромного сердца Том видел ее – она походила на второе солнце, освещающее все вокруг, и мир отражал этот свет, и Том различил мудрость и храбрость Уишарта, свою безрассудную отвагу, безграничную щедрость Кеннета Ду. Все они как будто обратились зеркалами добродетели, отражавшими ее величие.
– Господи, – прошептал Уишарт.
Мир вывернулся наизнанку. На малую долю секунды Том Лаклан и окружавшие его рыцари перестали быть собой, они стояли за пределами сферы и смотрели на возню крошечных человечков и тварей, и тогда они все попадали на колени и прошептали, что Господь с ними.
Даже Том Лаклан.
Амиция, горящая пламенем, сказала:
– Черное – это белое.
Эш заревел.
Шип не пригибался – его тело просто не могло. Но наружность Эша изменилась, и он яростной тучей навис над Шипом.
– Это несправедливо, – прорычал он. – Шип, мы должны двигаться быстрее.
Шип стоял в воде, доходившей до каменных колен.
– Прямо по этому? – осведомился он.
Голос туманного дракона разъедал пространство, как кислота.
– Один из них стоит на самом краю Пробуждения. И она… она оттолкнула меня. – Глаза Эша горели вовсе не гневом, а восторгом. – Я должен уничтожить ее, пока мой враг не обзавелся могущественным союзником. Забудь о Дормлинге. У нас есть цель получше.
Шип почувствовал, что говорит с безумцем.
Но потом Эш успокоился. Рев смерти и лед пропали, вернулись разум и властное поведение.
– Нет, – решил Эш, – мне нужно подумать. Я не могу оставить живого врага у себя на фланге. Змей, пусть даже погрязший в книгах, может быть опасным противником. Он должен выпустить когти. А эта женщина… будь прокляты все люди и их постоянная борьба. Она нарушит равновесие. Она даже не знает, на что идет игра.
Шип думал, что он знает. И думал, что понимает, о ком говорит Эш.
И Эш не заметил, что он скрыл малую часть силы.
Шип подумал о многом, но оставил эти мысли при себе.
Амиция стояла на коленях.
Долгое, долгое время, почти вечность, она ощущала нечто, что могла назвать только радостью творения.
В ее мыслях пел хор.
Один из голосов оказался мужским, а не женским.
– Амиция, – сказал он, – вернись. Еще слишком рано.
Мирам, опираясь на силу хора, потянулась вперед и почувствовала своих союзников, хоть и странных. Фейри и магистр создали собственный хор, грубый, телесный, рядом с ее строго организованной школой больше похожий на орущих в таверне пьянчуг – правда, орущих слаженно. Но они действовали, осторожно и тихо пели в эфире, слегка направляя и поддерживая ее движение.
Они помогали ей.
Она снова потянулась вперед: образ к образу, разум к разуму – и смело вошла во Дворец Гармодия. С удовольствием увидела прежнего красивого молодого мужчину в бархатных одеждах.
–