Яннис Туркос пока еще был жив. Его хуранские воины вообще не сражались, а только наблюдали за разворачивавшейся битвой. Когда страдиоты стали вскакивать в седла, Большая Сосна рысью примчался на маленький холм, где сидел на своей лошадке императорский офицер и спокойно курил.
– Мы уходим, – сказал он, – и ты тоже, если не хочешь, чтоб тебя сожрали.
Императорский штандарт упал, в земляных укреплениях сновали боглины.
Туркос вздохнул, с трудом сдерживая слезы. Выбил трубку. Сегодня он даже не прикоснулся к мечу, но он хорошо знал свой долг перед императором и своим народом.
Хуранские псилы стояли среди загонов для овец, на самом левом фланге императорской армии. Несмотря на многочасовые усилия боглинов, каменных троллей, а теперь еще и рогатого хейстеноха, ни одна из Диких тварей не обошла императорских солдат так далеко, чтобы обнаружить засаду, которую устроил Туркос – в расчете на тех, кто окажется достаточно глуп, чтобы подумать, что фланг открыт. Он много лет воевал в лесу и поэтому заранее обеспечил себе отступление.
Туркос поднял рог и протрубил один раз. Две сотни хуранцев встали с мест – многие весь день пролежали без движения – и побежали. Без суеты и разговоров.
В шести милях к югу хуранцы остановились. Они выбрали это место заранее и теперь залегли за длинной каменной стеной. С одной стороны их закрывало болото, с другой – стена деревьев. Сюда уже дотянулся Дикий лес, основная часть которого виднелась вдалеке, за зелеными холмами и низинами. Хуранцы пробежали шесть миль без остановки чуть меньше чем за два часа и теперь лежали, пили воду и ели пеммикан.
Туркос вскарабкался на дерево. Когда он спустился, то обнаружил внизу Большую Сосну, который стоял, сложив руки на груди.
– Плохой путь, – сказал он.
– Мы еще не закончили, – объяснил Туркос. – Там стоит другая армия… армия, которую должен был дождаться наш господин император.
Свет уже мерк, но через зеленые поля шли люди. И не только люди.
– Почему мы ждем? – спросил Большая Сосна.
– Собираем тех, кто выжил.
Большая Сосна посмотрел вдаль и сплюнул.
– Как в той неудачной засаде?
Туркос только кивнул.
Первыми до них добрались кавалеристы. В основном выжившие схоларии. Полный отряд в идеальном строю, на измученных лошадях. Туркос встретил их в поле. При виде всадника офицер чуть не упал от неожиданности.
– Господь Вседержитель! – воскликнул он.
Вблизи Туркос разглядел, что это богатый аристократ в роскошном пластинчатом доспехе и дорогих шелковых штанах. Грудь его лошади была покрыта засохшей кровью.
– Спешиваемся! – крикнул офицер, и его люди, больше двадцати человек, спрыгнули с седел. Кто-то рухнул на землю и сидел там, пока опытные солдаты не погнали новичков отвести усталых коней на водопой.
– Сэр Георгий Комнин, – представился офицер. – Слава богу, вы здесь. Мы бы не продержались еще час.
Он чуть не плакал. Туркос обнял рыцаря, хотя совсем не знал его.
– А император? – спросил он.
– Не представляю, – сказал Комнин. – Мы трижды ходили в атаку. Потом появились твари. Признаюсь, мы бежали. – Он посмотрел на холмы. – Нам повезло, мы стояли во втором ряду и отдыхали, когда они прорвались в центре.
Комнин вежливо кивнул раскрашенному воину, который появился рядом с ним и предложил ему фляжку с очень крепким содержимым.
– Вы, должно быть, Туркос, – сказал он.
Офицер поклонился:
– Приношу свои извинения. Мое имя Яннис Туркос. Я решил, что мы должны остановиться здесь и подождать всех, кто сможет прийти.
Пока он говорил, хуранец крикнул, как цапля, и все воины немедленно попрятались. Но в появившихся на склоне холма опознали имперцев – нескольких страдиотов из ополчения и горных стрелков. Они видели прорыв врага в центре укреплений. Глаза у всех ввалились.
Один из них рвался обратно:
– Моя жена осталась в лагере! – кричал он.
Другой, немолодой горный стрелок, утверждал, что император погиб.
Большая Сосна покачал головой:
– Эти люди сломлены. Нам нужно бежать.
Наконец наступило утро. Сэр Хартмут спал плохо. Облачался в доспех он в мрачной тишине, которую оруженосец не посмел нарушить. Потом Черный Рыцарь сел на заводную лошадь и поехал по укрепленному лагерю, который выстроили его люди, отмечая, скольких нет на месте.
Как он и думал, люди обнаружились на вершине холма, в руинах императорского лагеря. Тысячи пришедших из-за Стены победителей мучили там своих пленников. Три тысячи новых рабов, которые еще вчера были чьими-то женами, мужьями и детьми, а сегодня превратились в сосуды для чужой похоти или в тягловый скот.
Он с отвращением увидел, как два бригана выхватили кривые сабли и набросились друг на друга над женщиной, настолько измученной и искалеченной, что он представить себе не мог, чтобы она вызвала у кого-то хотя бы мимолетную любовную тягу, не говоря уж о гневе.
Он наклонился и прикончил ее одним ударом меча.
Женщина повалилась на колени, а голова ее прокатилась фут или два, пока не остановилась, все еще истекая кровью. Тело медленно обмякло и рухнуло на землю, прижимаясь к ней в смертном объятии, когда каждая мышца сдается земной тяжести.
Два солдата замерли, держа в руках сабли.
– Я спас вас обоих, глупцы, – сказал он, – возвращайтесь в лагерь.
Через час он принялся за зачистку вражеского лагеря. Ему помогала сотня копий и все люди Орли. Они методично убивали всех нестроевых, кто остался в лагере врага, и тем до смерти пугали собственных союзников. В какой-то момент наемники и матросы присоединились к резне. Все случилось быстрее, чем он думал.
Сэр Хартмут велел сжечь остатки лагеря и пошел прочь.
В его собственном лагере появились новые люди – испуганные женщины, в основном молодые, и десяток мальчишек. Сотни – или тысячи – союзников из северного Хурана поделили их имущество, которое, по меркам пришедших из-за Стены, было невиданным богатством. Рабы – осторожные воины сберегли их – навьючивали добычу на лошадей и новых пленников, сбрасывали на волокуши и покидали армию, направляясь на север.
Хартмут отправился к Шипу.
– Ты должен это остановить, иначе у нас не останется пришедших из-за Стены.
Шип стоял на холме, глядя вниз. Хуранцы и другие северяне уходили из его армии.
– Ты же знаешь, что большинство пленников они примут в племя и признают хуранцами? – спросил он. – В отличие от твоих людей, которые насилуют пленниц, пока они не умрут.
Сэр Хартмут пожал плечами:
– Ну да, в войне мало красоты. Один поэт, помнится, сказал, что война сладка для тех, кто не пробовал ее. Я предлагаю на закате ударить в голову колонны и убить достаточно дезертиров, чтобы остальные осознали урок.
Шип повернул огромную голову и посмотрел на Черного Рыцаря:
– Ты будешь убивать собственных союзников, чтобы вынудить их вернуться? Ты совсем дурак?
– Это сработает, если будет достаточно времени и твердая рука, – настаивал сэр Хартмут.
В голосе Шипа послышалась непривычная горечь:
– Это не сработает на мертвецах. Ты недооцениваешь упорство пришедших из-за Стены. Но удивительнее всего то, что это меня люди считают злым, а Диких – врагами. – Он посмотрел в глаза сэру Хартмуту. – Ты только что убил три тысячи невинных, чтобы не нарушить свой план.
– Не свой, а твой! – рявкнул Хартмут. – Я просто взял на себя грязную работу, которую необходимо выполнить. Мне не нравится убивать детей. Но иногда приходится делать и не такое. Если ты закончил меня поучать и твои руки достаточно чисты, возможно, пора выступать. Армия потеряла дезертирами больше, чем убитыми.
– К нам придут новые люди, и их будет не меньше, – устало сказал Шип, как будто все это его страшно утомляло. – Они уже подходят.
– Нам надо выступать, – твердо сказал сэр Хартмут.
Шип махнул рукой:
– Останемся на денек. Северные Стражи уже близко. Дождемся хотя бы их. – Он помолчал. – И мой учитель хочет взять гостиницу.
Дормлингская гостиница оставалась невредимой. Стены не пострадали. Гарнизон был жив. Там укрылись многие морейские солдаты и их женщины.
– Гостиницу? На это уйдет не больше часа. Никак не целый день. – Хартмут сплюнул. – Приближаются другие армии. Ты сам так сказал.
– Мой учитель молчит. – Шип поежился.
Сэр Хартмут сдержался и просто предложил:
– Возможно, пора собирать информацию самим?
Шип долго смотрел на него.
Кто-то закричал – два галлейца держали пленника, которого пожирала дюжина боглинов. Люди делали ставки.
И смеялись.
– Да, люди таковы, – тихо сказал Хартмут.
Шип усмехнулся:
– И учитель так говорит. Вы бы с ним поладили. – Он посмотрел на пытку и попытался вспомнить, каким сам был когда-то. Вздохнул: – Я постараюсь поднять виверн. Они понесли ужасные потери. Погибла десятая часть всех летающих тварей. Мне нравятся виверны…
Хартмут снова сплюнул.
– Сейчас не время для личных симпатий. Я прямо скажу, лорд волшебник. Твой хозяин или с ума сошел, или задумал что-то, что никак не сочетается с планами моего короля, а то и хуже. Я чую предательство. Ему плевать на эту битву, на нашу победу, на императора. Я же не дурак, лорд волшебник. Он преследует какую-то другую цель, он не хочет победить в войне.
Шип долго разглядывал союзника. Потом шевельнул огромной рукой, прочертил копьем какие-то линии в гнилых листьях.
– Будь осторожен, когда говоришь такие вещи. Лично я ни в чем не сомневаюсь. – Он огляделся. – Твое дело – взять гостиницу.
Шип развернулся и ушел, оставив Черного Рыцаря стоять в куче листвы. Рыцарь тоже хотел уйти, но вдруг одна мысль посетила его. Он обернулся.
«Я никогда не бываю один», – было процарапано в грязи.
Хартмут двумя пальцами продрал свою черную бороду.
– Дьявольские силки, – прошептал он. И улыбнулся.
В двуx днях пути к югу от остатков императорского лагеря сэр Джон Крейфорд рассматривал заброшенную деревню рядом с Гилсоновой дырой.