– Капитан! – крикнул Зак. – Мы тут!
Он подъехал еще ближе.
Призрачный голос послышался прямо у него в голове. В степях такое событие значило бы что-нибудь очень плохое.
«Все проверь, Зак. Когда я плел эти заклинания, я не собирался оставлять ничего».
Заку этот голос совсем не понравился.
– Мы можем вас бросить? Посмотреть, что происходит на востоке? Черт его знает.
«Давай скорее», – велел голос.
Сэр Гэвин почти не участвовал в битве, но ему пришлось проявить себя потом. Зная – как и все они, – что капитан и капеллан повержены, сэр Гэвин вынужден был оценить поле боя целиком. Три разные группы растянулись почти на пол-лиги, и их все нужно было собрать и защитить.
Он настоял на том, что сначала надо позаботиться о безопасности, а потом проявлять милосердие или спасать кого-то. Лежащего капитана, окруженного эфирными щитами, он оставил графу Заку. Тело капеллана, мертвого или умирающего, поручил заботам сэра Фрэнсиса Эткорта и оруженосцев, а полузатонувшую телегу и детей – юному ди Латернуму, которому срочно пришлось брать на себя командование. Солнце садилось, дети барахтались в грязи, неизвестный враг бродил в лесах на западе. Калли подошел к молодому солдату и что-то прошептал ему на ухо.
Сэр Гэвин проехал взад-вперед по дороге, разглядывая ее в угасающем свете. Проезжая мимо оруженосцев во второй раз, он велел Тоби сесть на верховую лошадь, взять еще одну и скакать за помощью.
Тоби посмотрел на запад, сглотнул и кивнул.
Вопросов никто не задавал. Все понимали, насколько опасно их положение.
Сэр Гэвин знал, что сделал бы его брат. Прямо сейчас атака отбита. Пришла пора строить планы.
Один за другим он стал загибать пальцы в латной перчатке.
Во-первых, нужно собрать всех людей в одном месте. Защитить тех, кто растянулся по всей дороге, невозможно. Но если всем собраться в кучу, зажечь несколько костров и постараться замаскироваться, у них появится шанс.
Лошади. Лошадей надо привязать. Никакой еды для них ближе, чем в болоте, нет.
Он вернулся к ди Латернуму, который вытащил женщину из воды и теперь самолично шарил в болоте в поисках истерзанного трупа одного из детей. Второй труп, разумеется, пропал. Все лучники Калли держали стрелы на тетиве. Телегу выволокли из воды, и изобретательность Безголового удостоилась торопливой и краткой благодарности Гэвина. Две упряжные лошади пошли на корм шакалам, но две были живы, хоть и измучены.
Хозяйка форта, крепкая женщина, которая видела много поражений, была убита горем. Сэр Гэвин подъехал к ней и остановился в нерешительности. Она стояла на коленях рядом с невероятно маленьким телом дочери.
– Я родила ее. Я родила их всех, я истекала за них кровью, я любила их. Пресвятая дева, за что? – Она посмотрела на рыцаря снизу вверх. – Вы явились спасти нас?
Сэр Гэвин видел достаточно горя, чтобы знать, что гнев часто идет с ним рука об руку.
– В телегу, – грубо велел он, – рыдать будем завтра. Сегодня надо выживать.
– Я не… – Но, что бы она ни собиралась сказать, старшая дочь взяла ее за руку и утащила к телеге.
– Но Дженна! Ее же сожрут, – плакала женщина.
Ее старший сын без колебаний и ужимок сгреб окровавленный льняной узел, скрывавший бренные останки сестры, и осторожно оттащил к телеге.
Кадди гладил обеих лошадей по шее. Они были измучены, дрожали и всего боялись.
Сэр Гэвин натянул поводья, но Кадди махнул рукой:
– Я их отшагаю.
– Мы возвращаемся, – сказал сэр Гэвин, – за капитаном.
– Само собой.
– Аминь, – согласился Безголовый.
Гэвин хотел проскакать по дороге галопом. Стемнеть должно было минут через десять, и к северу от болота что-то шумело.
В глубине души ему хотелось плакать. Он учился вести за собой людей брата – брата, над чьей изнеженностью он издевался в юности. Но вместо рыданий он потратил еще немного времени и хлопнул ди Латернума по плечу, когда телега сдвинулась с места.
– Молодец.
Этрусский мальчик – из-за темных кругов под испуганными глазами он выглядел совсем юным – пожал плечами:
– Я ничего не делал, милорд. Калли…
Сэр Гэвин выдавил улыбку:
– Слушай Калли. Но и своей головой думай. – Он четким изящным движением отсалютовал мальчику, подняв руку к забралу, и послал лошадь на восток. Он до сих пор не знал, жив ли его ужасный и прекрасный брат.
И только теперь он позволил себе задаться этим вопросом.
Объехав дерево, Зак обнаружил плащ шамана, сделанный из перьев, и обломки его топора. Чувствуя себя дураком, он произнес вслух:
– Скоро стемнеет. Вы в безопасности. Вокруг люди. – Он пожал плечами, потому что говорил с радугой. – Ваш брат принял командование.
«Отлично. Когда я начну, от боли меня может вырубить. Есть немаленький шанс, что я просто умру. Я сглупил, сделал ошибку и остался без энергии».
Граф Зак перекрестился и коснулся амулета.
Радуга света вспыхнула и погасла. Лес погрузился во тьму.
Капитан закричал.
Когда Гэвин собрал лучников, рыцарей и оруженосцев и поставил телегу над отцом Арно, который так и не пошевелился, он велел всем свободным людям отправляться спасать его брата.
Который был все еще жив, судя по крикам.
Они больше часа работали топорами при свете факелов, пока не расчистили достаточный кусок ствола, чтобы сделать что-то осмысленное. В лесу шумели какие-то звери – или демоны, – и сэру Гэвину от этого не делалось легче.
Но он притворялся спокойным и дважды велел лучникам подождать.
Степнячка по имени Крайакс вызвалась уйти во тьму и стоять на страже. Она соскользнула с седла и исчезла в лесу.
– Дома она перерезала много глоток, – заметил Зак, – поэтому она здесь.
Чтобы сдвинуть дерево с места, понадобилось десять мужчин и одна женщина. Когда они высвободили ноги Габриэля из-под ствола, звезды уже светили совсем ярко.
Сэр Гэвин быстро прикинул: «Предположим, что отряд встал лагерем в лиге от того места, где мы расстались. То есть в четырех лигах отсюда. Тоби добрался туда за час, если его не сожрали по пути. Час на дорогу обратно и еще полчаса на сбор людей. Мне не следовало отправлять его в одиночку. Я должен был пойти сам. Или послать Нелл и Калли. Но виверна могла бы сожрать всех троих. Виверны вроде бы ничего не видят ночью. Или наоборот. Какой кошмар. Неужели он занимается этим каждый день? Как пастырь? Отвечает за жизни людей?»
Сэр Гэвин сидел на боевом коне, все еще в доспехах, расправив плечи, и пытался выглядеть оплотом силы и власти. Как все командиры, где бы они ни были.
Когда показалась Полярная звезда, лучники запели тихую молитву. К ним присоединились все, даже Кадди, который был известен своим богохульством. Когда молитва закончилась, Крайакс скользнула в круг света и предъявила всем зубастую башку. Степнячка мрачно улыбалась. Заку пришлось перевязать ей искусанные руки. Она даже не вздрогнула. Оруженосцы смотрели на нее с восхищением.
Адриан Голдсмит вызвался тоже сходить на разведку.
Гэвин его отпустил.
Они развели второй костер, чтобы отвлечь внимание. Потом третий. Один выше по дороге, второй ниже.
Сменилась третья стража. Сэр Гэвин начал думать, что Тоби тоже нашел свою смерть. Его брат не двигался, как и отец Арно.
Сэр Гэвин стал молиться.
Габриэль не потерял сознание, а ушел в свой Дворец – находиться там было куда приятнее, чем орать от боли в искореженной раздавленной ноге. Но даже здесь волна боли порой доставала его, и он выныривал из эфира в реальность. Где он прекрасно осознавал, сколько потерял крови, чувствовал, что конечности уже холодеют, и понимал, что жить ему осталось недолго.
Он попытался рассмотреть воспоминания шамана – те, которые успел поймать. Слишком уж быстро и тщательно он поглотил противника. И очень глупо растратил силу. Его щиты и защитные чары были слишком мощными. Он видел – но было уже поздно, – где сделал ошибку, позволившую им забрать всю силу до капли. Так мытарь отбирает у бедняка все до гроша.
Он вспомнил, как демон ударил его по голове. По непокрытой голове.
Он должен был умереть. Но не умер.
И даже теперь он все еще не умер, хотя должен был.
Он вдруг понял, почему до сих пор жив. Тоненький, но ровный поток силы тек откуда-то извне. Габриэль чувствовал его.
Он решил – время во Дворцах воспоминаний течет по-другому, – что стоит найти отца Арно.
Мысль здесь равнялась действию.
Он прошел по Дворцу воспоминаний капеллана и обнаружил его в темной красивой часовне. Кафедра была исполнена в виде бронзовой статуи беременной Мадонны, положившей руки на живот. Огромное витражное окно-розетка здесь превратилось в объемный купол, вздымающийся над головой. Витражи изображали сцены из жизни Спасителя, но было слишком темно, чтобы разглядеть, какие именно.
Да, здесь было очень темно и очень холодно. Габриэлю показалось даже, что свет за окном гаснет.
– Арно! – крикнул он.
Мысль была равна действию.
Отец Арно лежал посреди Дворца, в месте силы, раскинув руки. Он улыбнулся сэру Габриэлю.
– Добро пожаловать, – сказал он, – возможно, нам стоило встретиться здесь, пока я был жив.
– Был?
– Мое тело отходит, – сказал отец Арно без грусти, – в реальности. Мне осталось примерно двадцать ударов сердца.
Габриэль, как любой опытный магистр, проверил, хватит ли у него энергии для исцеления.
– Не надо, – улыбнулся Арно, – это я тебя исцелю. Сделаю тебе последний подарок. А потом пересеку стену и уйду в далекую страну, а это все оставлю тебе. Спаси их, их всех. Сделав это, брат, ты спасешь самого себя. – Он снова добродушно улыбнулся, и Габриэль понял, каким красивым молодым человеком тот был когда-то. – Прими мои дары.
Тело Арно содрогнулось, свет вспыхнул, и мгновение – вечное мгновение – часовня купалась в его лучах. Фигуры на витраже ожили, прокаженный исцелился, слепой прозрел, мертвый воскрес, а жизнь слуги центуриона была спасена.