Прямо за ней, на людной улице, виднелась огромная птица, слишком крупная для ястреба. Пожалуй, это мог быть даже орел. Он сидел на шестке, спутанный, в клобучке, с колокольчиком, и страшно кричал, пугая лошадей. Он был очень велик, с большую собаку.
Герцогиня посмотрела на него и отвернулась. Он стоил не меньше целой деревни. Люди выглядывали из окон или выходили на улицу поглазеть на нее, она вежливо махала им и улыбалась.
Амиция вздохнула, спешилась и присела в реверансе.
Герцогиня улыбнулась:
– А ты очень мила. Уверена, что такую грудь и такие ноги стоит отдавать Господу? Ему все равно. Оставь Ему уродливых старых дев. Эти ножки созданы для бега, милочка.
Солдаты Гауз привыкли к ней. Никто не хихикнул. Никто не сказал ни слова.
Амиция выпрямилась.
– Никто не устоит перед лестью вашей милости… и любой поймет, что вы имели в виду, – ответила монахиня.
– А ты мне нравишься, ведьмочка, – сказала Гауз, – пообедаешь со старухой? Тебе известно, что мой сын находится в той крепости?
– Я об этом слышала. – Амиция улыбнулась.
– У тебя усталый вид, – заметила Гауз, – слишком долго молилась?
Амиции очень хотелось сказать, что два дня и две ночи из нее вытягивали силу, но все же она решила это скрыть. Заставила себя улыбнуться:
– Слишком много юных любовников.
Гауз на мгновение выпучила красивые голубые глаза. Замолчала надолго, а потом фыркнула так громко, что ее лошадь дернулась и ее пришлось успокаивать. Герцогиня смеялась целую вечность.
Амиция не привыкла к образу жизни, который вела герцогиня. Та отдохнула и переоделась в еще более роскошное платье из зеленого бархата, которое не оставляло никаких сомнений насчет формы – и состояния – ее тела. Волосы ей расчесывали, пока они не заблестели, как красное золото ее драгоценностей.
Амиция поняла, что герцогиня волнуется.
Хозяин трактира и его люди были настолько услужливы, насколько им позволяли два десятка солдат и сорок слуг во дворе, и Амиция попросила крепкого красного вина, чтобы успокоиться. Но более всего ее порадовало появление Хелевайз – леди Хелевайз для тех, кто постарше. Она, хозяйка поместья к югу отсюда, пришла очень тихо, одетая в добротное шерстяное платье и передник, и привела свою дочь Филиппу и еще одну девушку того же возраста, Дженни. Обе были милы, светловолосы и умели исполнять обязанности горничных, если это требовалось. Пошептавшись с хозяином, Хелевайз вышла во двор, поговорила с капитаном стражи герцогини и лично отнесла вина сэру Анеасу.
Сэр Анеас низко ей поклонился:
– Вы не трактирная служанка.
– Нет, сэр рыцарь, но здесь, в деревне, все помогают друг другу, – она улыбнулась, – особенно в нынешние времена.
Солдаты спешились и теперь стояли группами по дворе. Трактир был недостаточно велик для них для всех.
В окно Хелевайз видела, как хозяйка сбивается с ног, накрывая два длинных стола в общем зале.
– Скоро для вас будут готовы два стола, – сказала Хелевайз, – если господа смогут войти гуськом и сразу же рассесться, то не нарушат уединение герцогини. И тогда мы сможем быстрее вас накормить.
Сэр Анеас снова поклонился.
Филиппа и Дженни показались во дворе с серебряными подносами – ее личными, – заставленными вениканскими стаканами, полными лучшего окситанского сладкого вина, которое хорошо переносило путешествия. Они вели себя как благородные дамы, и джентльмены оценили и их поведение, и стекло, и серебро.
Хелевайз взяла стакан сэра Анеаса.
Капитан поклонился.
– Я сэр Анри, – сказал он с густым вениканским акцентом.
Хелевайз присела с прямой спиной – поднос при этом не дрогнул.
– Это честь для нас, милорд.
Сэр Анри рассмеялся:
– Боже мой, в этом дворе я увидел уже больше реверансов, чем за целый год в Тикондаге.
– Хозяин – ваш земляк, если я верно распознала выговор, милорд, – сказала Хелевайз.
– Крест Господень! – воскликнул сэр Анри. – Может, у него есть вино из дома? Госпожа? Миледи?
– Народ здесь зовет меня «миледи», сэр рыцарь. Но мой муж никогда не носил рыцарских шпор, хоть и был хорошим солдатом.
Она вернулась в дом вместе с подносом, не забыв взглядом напомнить дочери и Дженни, что не стоит слишком долго наслаждаться вниманием двух десятков молодых мужчин.
– Что привело тебя в Альбинкирк? – поинтересовалась герцогиня. Аппетит у нее был здоровый. Она проглотила половину кролика и целого каплуна и перешла к миске салата, приготовленного на новый манер. Очевидно, она даже не обратила внимания на наличие в трактире зелени в конце марта.
Амиция была куда скромнее, потому что дала обет умеренности, однако же воздала должное хорошей еде и хорошему вину. Она сидела вместе с герцогиней, а солдаты устроились за длинными столами поближе к двери. От герцогини их отделял занавес.
– Аббатиса не смогла отправиться в путешествие, – ответила Амиция, – я буду представительницей Ордена на совете сэра Джона.
– Ты полна сюрпризов, любовь моя, – герцогиня посмотрела ей в глаза, – ты будешь сидеть в кресле Софии и исполнять обязанности аббатисы? Боже мой, такая власть… я бы отказалась от брака ради нее. Да и кому нужны мужчины? – Она рассмеялась, проглотила кусочек трюфеля и откинулась назад. Отпила вина. – Есть только одна вещь, которую они делают хорошо.
– Война?
– Отлично замечено. Война и плотские утехи. – Гауз улыбнулась. – Я всего лишь неотесанная старуха.
– Это вы так говорите.
Гауз подняла руку, и подошла одна из служанок.
– Позови мне хозяина, – велела Гауз. – Получается, ты собираешься отвергнуть притязания моего сына ради того, чтобы стать самой могущественной женщиной севера?
Амиция поняла, что начинает ладить с Гауз.
– И вовсе нет.
Трактирщик появился из-за занавеса и глубоко поклонился.
– Хозяин, еда чудесна. Я очень довольна. – Герцогиня протянула руку, и хозяин поцеловал ее. Почти неслыханная честь. – А эти клецки… что это?
– В Этруссии мы зовем их «ньокки».
– С трюфелями, – уточнила герцогиня.
– Ваша милость разузнала все мои секреты, – галантно ответил трактирщик, – это моя жена готовила.
Гауз кивнула. Глаза ее улыбались.
– Кажется, эти клецки угрожают моим бедрам, но, ради Христа Распятого, я готова есть их целыми днями.
Хозяин поклонился, пораженный. Она отпустила его взмахом руки.
– Я расскажу всем, что мне у тебя понравилось. Можешь демонстрировать мой герб у себя в окне.
Хозяин снова поклонился и исчез. Его дела определенно менялись к лучшему. Амиция углядела леди Хелевайз, свою хорошую подругу, и они успели обменяться взглядами, пока занавес не закрылся.
– Значит, ты не передумаешь? – бросила Гауз Амиции, как будто их беседу никто не прерывал.
Амиции вдруг захотелось исповедаться этой ужасной женщине, но она сдержалась.
– Нет, ваша милость.
– Ну тебя к черту в этом случае. Ты бы родила мне красивых, наглых, длинноногих внуков, обладающих силой. Если он не нужен лично тебе, помоги мне найти ему подругу.
Амиция вскрикнула.
– Просто предложение. – Гауз угрюмо усмехнулась.
– Разумеется, помогу, – сказала Амиция. Ее удивило, что она отреагировала так резко и сильно. У нее был год, чтобы приспособиться. Она сама отвечала за свою судьбу.
– Ты очень храбрая, – улыбнулась Гауз, – это хорошо. Предлагаю продолжить путь вместе, ведь женщины в этом мире должны держаться друг друга.
Через пару часов герцогиня, ее слуги, двадцать солдат, их оруженосцы и пажи, сокольничие и два егеря, привезшие в телеге двух мертвых зубров, напились и наелись. Сотне лошадей тоже задали корма и воды. Все люди в деревне участвовали в этом так или иначе – начиная от тех, кто готовил колбасу прошлой осенью, и заканчивая теми, кого умолили выступить в роли конюха или служанки.
Сэр Анри кинул трактирщику кошелек. Огромная птица в клобучке уехала со двора в своей зелено-золотой тележке.
– Я никогда не забуду это место. Приношу вам свою благодарность и благодарность от имени всех моих рыцарей.
Он тронул ногой огромного боевого коня – все рыцари перед въездом в Альбинкирк пересели на боевых лошадей – и выехал наружу.
Усталый трактирщик вернулся в общий зал, где чуть ли не вся деревня угощалась пинтами эля. Высыпал половину годовой прибыли на стойку перед женой, и та подгребла монеты к себе.
– Золото или эль? – спросил он у Хелевайз.
Она улыбнулась:
– Это была всего лишь дружеская услуга.
Она выпила пинту эля, забрала дочерей и вместе с ними отправилась домой по топким полям, мимо замерзших борозд.
Въезд герцогини Западной стены в Альбинкирк можно назвать каким угодно, но только не незаметным. Ее солдаты сверкали. Дорожную грязь смыли еще в трактире, и колонна вошла в город, словно атакующая армия. Все солдаты были одеты в зеленое с золотом, повозки выкрашены в зеленое с золотом, и даже огромная птица, ее ручное чудовище, носила зеленое с золотом, как и сама герцогиня, блиставшая изумрудами. Весь Альбинкирк высыпал на улицы. Капитан Анри щедро раздавал милостыню, вынимая монеты из седельной сумки.
Герцогиня ехала посередине колонны. У залитых солнцем ворот ее встретил сэр Джон и провел по узким кривым улицам к цитадели, где должны были разместиться она сама и ее приближенные.
И вот она стояла в огромном зале под высоким балочным потолком и улыбалась сэру Джону, который чувствовал идущую от нее силу нюхом, как жеребец чует кобылу, и епископу – тот обращался с ней примерно так же, как с еретическим текстом. Вся его душевная теплота досталась сестре Амиции, которую он целомудренно обнял.
– И где же мои сыновья? – спросила герцогиня.
– Сэр Габриэль и сэр Гэвин на ристалище, – поклонился сэр Джон.
– Пришлите их ко мне, когда они будут в приличном виде, – велела Гауз и протянула руку капитану Альбинкирка. Через плечо бросила сэру Анри: – Отведите сэра Анеаса к братьям.
Продела руку под локоть Амиции и велела: