– Достаточно благодарен, чтобы позволить мне взглянуть на саблю? – поинтересовался мастер Пиэл.
Часом позже, когда сэр Джеральд торговался со скучным вениканском купцом за жеребца, страдающего морской болезнью, все подмастерья и работники собрались в мастерской вокруг чистого стола. На нем разрешено было держать только пергамент и готовые металлические изделия. Сегодня мастер протер стол и застелил его третьей лучшей скатертью своей жены. Неверный рыцарь – все подмастерья сошлись на том, что он должен быть рыцарем, – выложил саблю.
В ярком дневном свете казалось, что металл рябит мелкими волнами.
Все кузнецы затаили дыхание.
Сабля была на ладонь длиннее любого меча, который когда-либо делали в мастерской, и плавно изгибалась от двуручной рукояти до выкушенного края клинка с притупленным фальшлезвием. Рукоять была украшена белой костью мамонта с далекого юга, а гарда сделана из простой стали. В клинок были вплавлены руны – настоящий шедевр кузнечного дела.
– Они серебряные, мастер? – спросил Эдвард.
Руны почти не выделялись на клинке.
– Господь с тобой, Эдвард. Они стальные. Сталь врезана в сталь.
– Посмотрите только на отделку, – прошептал Герцог. Он был главным специалистом по отделке, и на него работала дюжина парней.
Сэм Винтнер, самый юный из присутствующих, старался вообще не дышать, но все же не выдержал:
– Какая красота!
Том наклонился поближе:
– Она заколдована.
Неверный стоял на цыпочках, напряженно глядя на них. Клерк его успокаивал.
– Он говорит, что в родной стране никогда бы не позволил никому, кроме своего хозяина или султана, прикоснуться к своему оружию. Он говорит, что хозяин наполнил ее силой.
– Да, парни, – согласился мастер Пиэл. – Очень мощная штука.
Он подошел к стенному шкафчику, устроенному прямо за молитвенной скамьей, и отворил его словом. Все работники знали, что это секретный шкаф с герметическим замком. Только старшим было известно, как его открывать. Там хранились драгоценные металлы.
Мастер Пиэл вынул очки с линзами из драгоценных камней. Он склонился над саблей, нацепив их.
– Святая Мария, матерь Божья, – пробормотал он.
Он снял очки и протянул Эдварду, который раньше никогда их не трогал. Эдвард, старший работник такой большой мастерской, что ее следовало бы назвать фабрикой, подозревал, что у мастера Пиэла секретов не меньше, чем у иного некроманта.
Эдвард надел очки, и шкафчик засветился энергией.
А сабля залила светом всю комнату.
– Видишь, парень?
– Сабля!
– Да. Она существует и в эфире. – Он указал на кабинет, который еле-еле светился. – Заколдованные вещи похожи на тени, а герметические заклинания пылают в эфире, как огонь.
– Но это же сабля. – Эдвард снял очки и протянул Тому, который нетерпеливо подпрыгивал.
Неверный волновался. Он заговорил.
После долгой паузы клерк перевел его слова.
– Он спрашивает, не знает ли кто из нас Гармодия.
Том тронул мастера за руку.
– У него волшебное кольцо. – Он посмотрел сквозь очки на язычника.
– Да. Это проблема. Что вы думаете, парни, когда видите меч, который существует одновременно в реальности и в эфире? – Мастер Пиэл всегда говорил учительским тоном.
Все переглянулись.
– Он будет мечом и в эфире тоже, – медленно предположил Эдвард.
Мастер Пиэл одобрительно посмотрел на него. Такой взгляд здесь считался наградой – мастер был скуп на похвалу, но зато справедлив.
– Да, парни. Это то, что называется разящим клинком. Разве что вот этот разящий клинок может нанести удар либо в реальности, либо в эфире. – Он склонился над саблей и вставил в глаз простенькую обычную лупу. – Интересно, кто его изготовил?
Клерк повторил вопрос, и неверный рыцарь принялся отвечать. Он говорил довольно долго – в какой-то момент клерк стал записывать.
– Он говорит, что его хозяин переделал меч. Что он был изготовлен больше тысячи лет назад.
Эдвард закашлялся.
– Ага! – оживился мастер Пиэл. – Это один из шести. – Он взял саблю и вдруг из высокого нескладного человека с выпученными глазами и одышкой превратился в героя легенд. Его тень на столе показалась угрожающей.
– Кто ваш хозяин, милорд? – спросил он.
Клерк перевел.
– Абуль-Валид Мухаммад абн Ахмад ибн Рушд. – Неверный поклонился, не отводя взгляда от сабли.
Мастер Пиэл улыбнулся:
– Вынужден признаться, что мне очень хочется попробовать что-нибудь разрубить… пусть это и мальчишество. – Он осторожно положил саблю на стол и снова стал сгорбленным человеком средних лет, лохматым и пучеглазым. – Его хозяин – Аль-Рашиди.
Работники выдохнули разом.
– Маг! – воскликнул Эдвард.
Мастер Пиэл указал на крошечный знак глаза, видневшегося из-за солнца:
– Именно.
Он протянул неверному правую руку. Чернокожий взял ее в свою. Мастер Пиэл особым образом перехватил руку.
Рыцарь улыбнулся:
– Ах-рафики!
– Он сказал «друг», – сообщил клерк.
Мастер Пиэл кивнул и повернулся к рабочим:
– Парни, один из шести клинков лежит на столе в нашей мастерской. Я надеюсь, что за четверть часа мы измерим и взвесим его точнее, чем кто угодно в этом мире. Ясно?
Он взял клерка за плечо и вывел его – и неверного, который вовсе не хотел уходить от своего оружия, – из мастерской.
– Их шесть? – спросил Герцог.
– Ты хоть что-нибудь знаешь? – присвистнул Том.
Герцог смерил его взглядом, который обещал скорую драку. Юноша попал сюда за талант, а вот образования ему не хватало.
– Магистр Иеронимус был величайшим магом времен Архаики, – сказал Эдвард, – тебе нужно прочитать его эссе о свойствах металлов. Это основа всего. Так или иначе, другого такого мага не было. Его считают пророком, – он указал на дверь, куда ушел чернокожий, – во время Умбротских войн он изготовил для императорской гвардии сто клинков для сражения с немертвыми.
Том измерял клинок, а Сэм аккуратным почерком делал записи на восковой табличке.
– К концу последней войны осталось всего шесть клинков. Они убивают и здесь, и в эфире. Но их появление сопровождается странными событиями: штормами, монстрами, Дикими, убийцами. – Эдвард пожал плечами. – Я думал, это миф.
Герцог, самый смелый из них, схватил огромный изогнутый клинок.
– Матерь божья, – сказал он.
Он тоже вдруг показался остальным высоким и статным.
– Господи, – выдохнул он и осторожно положил саблю назад, – господи.
Герцог никогда ничему не удивлялся, поэтому Эдвард не удержался и тоже взял саблю.
Однажды, в детстве, Эдвард ходил в собор с матерью и сестрами. Так получилось, что он стоял в нефе, когда солнце вышло из-за облаков и луч упал прямо на огромное окно-розу. Все вокруг взорвалось разноцветным светом, и он ощутил прикосновение Господа – явное, зримое присутствие всемогущего и вездесущего, – и он почувствовал все разом: смех сестры, шепот матери, ладонь священника, проходящего мимо кадильщика, ароматный дым, блеск серебряного кадила, и каждую пылинку, и каждую ноту последнего гимна, и шепот монахинь, и сверкание пуговиц на рукаве богатой дамы… все обрело смысл.
Эдвард никогда не забывал этого мгновения. Все его искусство черпало вдохновение именно в нем. И теперь он пережил его за один удар сердца. Он стал мечом. Меч был в нем и над ним. И все и везде исполнилось смысла.
Он взял в себя руки, борясь с почти невыносимым желанием ударить по чему-то, сделать что-нибудь, чтобы прочувствовать это совершенство до конца. Примерно то же самое он ощущал, лежа рядом с Анной, целуя ее и желая большего. Дойти до конца.
Стать целым.
Вместо этого он аккуратно положил саблю на стол.
– Ты поосторожнее, – сказал он Сэму, – но все равно попробуй. Представляешь, каково носить ее целый день? – спросил он у Герцога.
– Да уж, – вздохнул Герцог и слабо улыбнулся. – Я хотел разрубить тебя пополам… просто потому что мог.
Никто не рассмеялся.
Часом позже мальчик принес сэру Рикару записку от приора Уишарта. Саблю уже вернули хозяину, и тот заметно успокоился, заполучив ее назад. Он сидел за столом, писал что-то странными извивающимися рунами под диктовку клерка сэра Джеральда.
Клерк сделал странный жест:
– Он неплохо говорит по-этрусски. Я пытаюсь научить его паре слов на альбанском.
– По-этрусски? – Мастер Пиэл покачал головой.
Сэр Рикар подошел сбоку и протянул ему записку.
– Христос распятый! – охнул он. – Парни! Ко мне!
Задолго до появления королевской гвардии Бланш убежала, с ее постели сняли белье, которое девушки теперь стирали во дворе. Чернокожий исчез, как будто его и не было, и сэр Рикар вместе с ним.
Гвардейцы обыскивали мастерскую спустя рукава. У Бланш имелись друзья во дворце. Гвардейцы не хотели ее искать, но у них был приказ на ее арест.
Когда они ушли, мистрис Пиэл обняла мужа:
– Брэдли Пиэл, – сказала она, – кажется, пришла пора уходить из города.
Он посмотрел в спину двум последним гвардейцам, которые выходили со двора.
– Все еще хуже, – проворчал он, – они хотят задавить Орден.
Его жена перекрестилась:
– Святой Фома!
На глаза мастера Пиэла навернулись слезы.
– Здесь – вся моя жизнь. Но наши тайные охранители скоро уйдут. Приор отзывает рыцарей, пока до них не добрался король.
– И? – спросила его жена.
– И мы остаемся на произвол судьбы. И через день-другой тут высадится армия галлейцев. Герри говорит, что вениканцы в курсе.
– Джеральд Рэндом нас не оставит. – Дейдре Пиэл потрясла головой.
– Я был бы рад, если бы ты уехала. Ты и девочки.
– Брэдли Пиэл, когда ты поймешь, что мы не заложники, а помощники? – Она сложила руки на груди.
– Посмотрим. – Пиэл поджал губы.
Галлейцы не появились ни на следующий день, ни еще через день.
За южной стеной города возводили трибуны для турнира и готовили площадки. Поле для пеших поединков огородили дубовыми балками в четыре дюйма толщиной, уложенными на дубовые же столбы, чтобы рыцарь в полном вооружении, сбитый с ног другим рыцарем, не сломал ограждение. Площадка представляла собой квадрат со стороной восемнадцать футов, а ограждение поднималось на четыре фута.