овала за черной нитью, которую обнаружила в своем камине.
Но когда она очутилась в глубоком коридоре – на старой тропе или дороге, которую когда-то показала ей леди Альмпспенд, – она почувствовала себя так, будто вернулась из долгой поездки и обнаружила дома гниль и плесень. В коридоре вились черные канаты волшебства, сотканного тварью, и королева чуть не запуталась.
Она двигалась слишком громко.
Чернота была везде, и Дезидерата парила над ней, не желая прикасаться к такому даже вне тела. Но она видела ее истинным зрением, видела, сколько ее здесь – из черных нитей, петлями уложенных по всему коридору, можно было соткать сотню ковров. Там, где она остановила тварь вместе с Альмспенд и леди Мэри, образовалась стена черноты.
Дезидерата дважды приходила сюда и сдвигала ее на место, к камню в самой старой стене замка. И теперь тварь узнала ее. Нити потянулись к ней разом, как будто черная шелковая сеть поплыла по воздуху. Дезидерата утвердила свое эфирное тело на полу и позволила черным нитям притронуться к себе.
Для кого бы ни ставилась эта ловушка, она была рассчитана на нечто более плотное.
Королева чувствовала их ненависть.
Она сделала вдох, потом выдох. Дыхание ее стало самой весной, напоенной солнцем и светом, любовью и смехом, юными листьями и яркими цветами, запахом травы на солнце и сирени в темноте.
Ее сила спугнула нити с легкостью, с какой хороший меч проходит сквозь снег. Нити таяли, иссыхали, уползали прочь и исчезали, а она продвигалась вперед.
Она простерла бестелесные руки. Между ними замерцал золотой шар.
– Отдай нам ребенка, – прошипели черные ленты.
Вместо этого она кинула в них шар. Он поплыл вперед, как солнце, истинное солнце, выжигающее все на своем пути, сияющее нестерпимым для смертных глаз светом.
Шар коснулся черной стены и озарил ее.
Удар силы, подобно тому как ребенок прихлопывает муху, отшвырнул королеву, она подлетела вверх и отступила. Но ее заклинание просачивалось, как червяк, внутрь ее врага.
Он нанес еще один удар, на этот раз принявший форму жадного многоголового пса, слюнявого ужаса, который возник из-за черной эфирной стены и нашел перед собой только призрака.
Она почувствовала, как тварь отвечает ей… тварь поняла. И ударила чистой энергией.
Удар вынес королеву из коридора и чуть не вышиб в мир живых. Только теперь Дезидерате стало страшно. Но страх обычно делал ее сильнее. Она управляла полетом своего призрачного тела. Выровняла его. Устроила в эфире ловушку на случай немедленной погони и с радостью поняла, что ее догадка была верной: тварь до сих пор не могла справиться с ее первым заклинанием.
Она вышла в реальность, надеясь, что ее работа закончена.
В реальности она так и стояла на коленях, и ее губы продолжали шевелиться. Святая Урсула. Она очень хорошо знала эту историю. Сознание вернулось в тело как раз вовремя, чтобы предотвратить катастрофу.
Голова ее упала на книгу.
Глубоко под собой королева ощущала, что ее заклинание движется, как живое существо, пробираясь во тьму.
– Если ваша милость закончила с молитвой, – обвиняюще заявила леди Агнес, – я уверена, что у нас найдутся дела.
Что бы она ни собиралась сказать дальше, ее прервали. Дверь в часовню распахнулась. В проеме возник архиепископ Лорикский. За его спиной высился новый канцлер короля сьер де Рохан, а за ними в тени маячил сам король.
Королева начала подниматься, но колени и спина подвели ее. Она чуть не упала. Дезидерата – самая изящная из женщин, измученная беременностью. Она запретила себе кричать, сжала зубы и встала. Архиепископ торжествующе смотрел на нее. Никогда раньше Дезидерата не понимала, что означает фраза «дрожит от возбуждения». Казалось, что его бьет лихорадка.
Де Рохан, бывший знаменосец де Вральи, самый опасный из его людей, почти скучал. Собирался просто выполнить дело, для которого его предназначили.
Король выглядел совсем вялым, но глаза у него бегали.
«Любовь моя, когда же ты стал таким слабым? Или ты был таким всегда?»
– Ваша милость, – начал архиепископ. Голос у него всегда был высоким, но теперь он почти визжал. Он заставил себя успокоиться. – Ваша милость, я принес вам указ, подписанный королем.
– Да?
Она знала, о чем идет речь, но все же надеялась, что король отказался подписать этот документ. Архиепископ потряс перед ней свитком. Она увидела королевскую печать.
– Я арестую вас по обвинению в измене и убийстве колдовством, – громко и пронзительно заявил он.
– Убийство колдовством? – Обвинение поразило ее.
– Вы убили графа д’Э посредством сатаны, когда он признался, что сделался вашим любовником, и угрожал уехать и открыть вашу тайну, – сказал архиепископ.
Так называемые фрейлины выбежали из комнаты, оставив ее одну.
– Обыщите комнату, – буркнул де Рохан. С ним явилась дюжина офицеров. Все только что нанятые и ни одного гвардейца.
– Это позор, – произнесла королева, – ложь, глупость и зло. – Она помолчала. – Граф д’Э мертв? – Она помнила, как опиралась на его руку на рождественской ярмарке на льду.
Король выступил вперед.
– Мадам, – сказал он серьезно, – попытка притвориться, что вы ничего не знаете, делает вам честь.
Дезидерата не отступила.
– Тогда расскажите, в чем дело, – ровным голосом проговорила она.
– У нас есть все ваши письма к нему, – угрожающе сказал король.
Шериф протянул архиепископу кожаный сундучок. Тот попытался открыть его, но сундучок оказался заперт, и он вернул его обратно шерифу.
– Это не мое, – отказалась королева, – это не мое, и…
– Замолчи, женщина, – велел король.
– Ваша милость, вы знаете, где я храню свои письма.
Король отвел глаза.
– Я вовсе ничего о вас не знаю, – грустно сказал он.
Кожаный сундучок открылся со щелчком, и на пол вывалилась дюжина листков пергамента. Шериф убрал кинжал обратно в ножны.
Со своего места королева увидела на каждом письме печать графа д’Э.
– Вы полагаете, он стал бы ставить печать на любовные письма? – прошептала она.
– Кто знает, как мыслят предатели и еретики, – выплюнул епископ. – Признайтесь, ваша милость, и вы избегнете смерти на колу.
– В чем признаться? Я невиновна. Я ношу королевского сына. Я никогда не предавала интересы королевства, а граф д’Э не был даже моим другом, не говоря уж о любовнике. Вы бредите.
Король, багровея, читал одно из писем.
– Как вы посмели! – завопил он и швырнул листок ей в лицо.
– Признайтесь в убийстве д’Э, и король в милости своей сохранит вам жизнь, – скучным голосом сказал де Рохан. – Посмотрите на его величество. Он слишком зол.
Король читал другое письмо.
Дезидерата сейчас была ближе к панике, чем во время битвы с древним ужасом, но все же нашлась:
– Ваша милость, это явные подделки. Вы знаете мою руку, ваша милость.
Король замахнулся на нее, но опустил руку. Губы у него дрожали от гнева, а двойной подбородок – давно ли у него появился двойной подбородок? – придавал ему грустный вид.
– Я полагал, что знаю вас. Но де Вральи прав. Уведите ее с моих глаз.
– Куда, ваша милость? – спросил де Рохан.
– В глубины ада, если можно. – Король на глазах постарел на десять лет. Дезидерата выпрямилась во весь рост – в реальности и в эфире.
Архиепископ схватился за свой талисман:
– Делай, что хочешь, шлюха сатаны. Я защищен от вас всех.
Дезидерата улыбнулась как можно презрительнее:
– Знаете, в чем разница между нами? Я не опущусь до вашего убийства, даже если это спасло бы мою душу. Я умею лечить и творить. Приносить свет во тьму. А такие, как вы, жмутся по темным углам, куда свет не доходит.
Она сделала маленький шаг вперед, и епископ невольно отступил.
Она тряхнула головой:
– Куда вы меня поведете?
Когда за ней закрылась дверь, она услышала масленый голос де Рохана:
– Теперь, ваша милость, нам стоит подумать о ее брате.
– Ваша милость! – закричала королева и дернулась.
Шериф, благоговеющий перед ее титулом и положением, отпустил ее локоть.
Дверь снова открылась. В проеме стоял король.
Королева вздернула подбородок:
– Я требую испытания.
Ее муж замялся. Их взгляды встретились.
– Я невиновна, милорд. Ни один мужчина, кроме вас, не касался моего тела.
Королева не умоляла. Она гневалась, и для большинства людей это послужило бы доказательством ее невиновности. Никто не может изобразить такое.
– Уведите ее, – прошептал де Рохан.
– Это Альба, а не Галле, – сказала королева. – Я требую испытания. Публичного.
Нэт Тайлер проскользнул в Харндон, пользуясь хаосом, вызванным появлением галлейцев. Одежда его изорвалась, а на лице отпечатались следы плохой погоды и постоянного напряжения. Гвардейцы у ворот могли бы спросить, что за лук висит у него за спиной, но по улицам города ходила тысяча вооруженных галлейцев, и на воротах почти никого не бывало. А тех, кто остался, одинокие путники не занимали.
Все как и обещал ему новый союзник.
Тайлер пересек Первый мост вместе с волной горожан, спешивших с утра на рынок, помог разгрузить телегу в восточном Чипинге и поднялся в трущобы за доками. Такой бедности он по прошлому визиту не помнил, как и такого количества нищих.
Он подал старшине нищих условный знак.
Тот кивнул.
– Вряд ли ты так заведешь друзей среди городской власти. Разве что среди горожан.
– Я знаю закон, – сказал Тайлер.
– Похоже, тебе непросто пришлось, братишка, – пробормотал старшина нищих. Он боялся Тайлера, от которого пахло дикостью.
Тайлер пожал плечами.
Старшина отвел его в гильдию, где собирались нищие. С древних времен герцоги и короли дозволяли им это официально. Сейчас собрания проходили на старой агоре у башни Ветров. Король нищих сидел на ступенях древнего храма Иос. Три стелы времен Архаики образовывали трон из белого мрамора.
На короле нищих красовалась кожаная корона. В отличие от большинства королей, он сидел один, без всякой свиты. Он не был ни огромен, ни грозен. Додговязый, с длинными бурыми волосами и седой бородой, одетый в грязную кожу и грязную шерсть, он был совсем неприметен. Как любой крестьянин или отошедший от дел фермер.