А потом в камере что-то изменилось. В воздухе запахло тлением и плесенью.
И новой жизнью.
– Многие вещи растут во тьме, – сказала Дева, – и тебе их не остановить.
Чернота уступила место густой тьме и новым запахам. Земля. Старые фундаменты. Винный погреб. Вино. Выдержанный сыр.
– Ты! – сказал Эш.
– Конечно, – согласился другой голос, – многие прекрасные вещи растут в темноте. Но я не ограничиваюсь темнотой. А ты совершил ошибку.
И камеру залил свет. Холодные камни, дыра в углу, углубление, куда ставили тарелку, – все это пропало. Пол на ладонь покрылся жирной почвой. И теперь, пока сердце Дезидераты быстро-быстро колотилось, там копошились корни и зеленые – не ядовито-зеленые, а яркие побеги вырывались из земли и начинали расти. Они стремились прямо в лужи черноты и пронзали ее, чего лучи света сделать не смогли. Зеленые кусты все росли, и на них набухали почки.
Дева опустилась на внезапно появившуюся скамью.
Вступил хор.
Раздался крик.
И голоса сотен тысяч ангелов – или фейри – заглушили его. Шиповник рвался к потолку, который теперь сиял золотым светом. Куст покрылся гроздьями цветов, и они распускались алыми, белыми и розовыми розами, их аромат омыл камеру, как живая вода, и отогнал черноту, как армия.
А потом цветы зашевелились, и лепестки начали опадать, и легионы фейри – или ангелов – хватали каждый лепесток и несли его женщине, сидевшей посреди розового сада.
Дезидерата вздохнула. Впервые за долгое время черная сила отступила от ее стены.
– Святая дева! Ты спасла меня!
Женщина повернулась и приподняла край вимпла, прикрывавшего лицо.
– Это еще не победа, дитя мое. Это даже не поворотная точка. Я только восстановила равновесие.
– Лгунья! – каркнул Эш. – Лицемерка!
Но он уже был очень далеко отсюда.
Первый день турнира, день боя за честь королевы, оказался серым и пасмурным.
Королева спала. Стражники клялись, что за ночь камера превратилась в розовый сад. Многие суровые мужчины пали на колени, когда королева вышла оттуда. Она была одета в простое платье, и беременность ее стала уже так заметна, что это могло бы выглядеть непристойно. Однако не выглядело. Она была спокойна и прекрасна.
Ее посадили в телегу со всем возможным почтением. Королеву провезли по городу, и она заметила, как мало осталось здесь людей. Она ничего не знала о случившемся, но догадывалась, видя вокруг пожарища. Но когда телега проезжала по улицам, люди преклоняли перед ней колени. Многие мужчины и некоторые женщины сняли головные уборы, несмотря на холод и сырость, и последовали за телегой с непокрытыми головами.
Ворота города стояли нараспашку. За стенами королева увидела трибуны, и шатры, и приготовленные площадки. Почти все они были пусты. Тысячи людей ушли из города.
Ее сняли с телеги и усадили в кресло – не на трибуне, а на уровне глаз бойцов. И только тогда Дезидерата поняла, что происходит. Она увидела железный шест и огромную кучу дров, заранее сваленную под ним.
Она не отвела глаз и стала смотреть прямо на шест. Потом обратилась к одному из стражников:
– Это для меня? – Голос ее оказался ниже, чем она думала.
– Ваша милость… – Он сглотнул.
– На случай, если мой воин проиграет?
Стражник кивнул.
– Мой брат здесь? – спокойно спросила она.
Стражник не смотрел ей в глаза.
– Нет, – признался он.
Вдалеке из утреннего тумана показалась колонна богато одетых дам и рыцарей. Впереди ехал король, наряженный, как обычно, в красное. Он был беспокоен, веки у него распухли. Рядом с ним держался Жан де Вральи, вооруженный до зубов. Вокруг него теснилось полсотни галлейцев в полном доспехе. Даже де Рохан надел доспех. Альбанских дворян здесь тоже хватало, и мужчин, и женщин. Многие альбанцы тоже были в доспехах.
Церемониймейстер указал королю шатер, где тот должен был проводить время в ожидании поединков, но он проскакал мимо и направился к Дезидерате. Подковы звенели, как колокол, возвещая ее судьбу. А лицо его было лицом испуганного ребенка, крепящегося, чтобы не заплакать.
Один из галлейцев – де Рохан – попытался перехватить поводья королевской лошади.
– Вам не следует с ней разговаривать, – сказал он, – она преступница и еретичка.
Король умело вырвал поводья у него из руки, и королева на мгновение вспомнила, кто он на самом деле – или кем он был. Первым рыцарем.
Королева встала и сделала реверанс.
– Доброе утро, ваша милость. – Голос ее звенел, как весенний ручей.
Он кивнул и закрыл глаза, как будто ему нужно было сосредоточиться, чтобы ее услышать. Она вдруг поняла, что он одурманен. Или сошел с ума.
– Спасите нашего сына, – сказала она.
Архиепископ злобно рассмеялся:
– Спасти твоего бастарда? Твоего…
Король поднял руку, требуя тишины.
Архиепископ наклонился.
– Заткните ее, – велел он. – Твой бастард сгорит на костре вместе с тобой.
– Это и есть милосердие вашего Бога, милорд? – тихо спросила Дезидерата. – Убить дитя вместе с матерью? Невинное дитя? Наследника Альбы?
– Господь своих узнает, – гаркнул епископ.
Король с трудом выпрямился в седле. Двое стражников поддержали его. Он попытался заговорить, но де Рохан махнул рукой, и его лошадь увели к королевскому павильону.
Де Рохан задержался:
– Считайте, сколько вдохов вам осталось, – улыбнулся он.
Дезидерата чувствовала себя свободной. Она редко бывала такой спокойной и такой сильной.
– Вам нравится приносить ад на землю?
Улыбка де Рохана стала шире.
– Это бред, – отмахнулся он, – не вините меня в этом.
Он дохнул на наруч и потер его о белое сюрко.
Королева улыбнулась ему в ответ.
– Наверное, это ужасно, – сказала она, ничего не боясь перед лицом смерти, – быть эгоистичным и жалким одновременно. Как мне вас Жаль. – Она протянула ему руку.
– Не смей касаться меня, ведьма! – отшатнулся он.
Она вздохнула:
– Я бы излечила вас, будь у меня время.
– Я не нуждаюсь в лечении. Я отличаю правду от лжи. Это мусор.
– Однако из мусора растут розы. Сожгите меня и посмотрите, что вырастет.
Он повернул лошадь:
– Никто не сможет вас спасти.
Дезидерата улыбнулась. Широкая улыбка будто бы стерла усталость, въевшуюся в ее черты.
– Я уже спасена, – сказала она.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Нита Кван и двое его товарищей, Гас-а-хо, ученик шамана, и Та-се-хо, старый охотник, провели в залах Н’Гары одну из самых приятных зим в своей жизни – даже в такой длинной жизни, как у Та-се-хо. Еды и тепла хватало. Друзей тоже. Гас-а-хо превратился из неуклюжего парня, мечтающего стать шаманом, в серьезного молодого мужчину с необычным складом ума и держался теперь с большим достоинством. Тамсин, госпожа Н’Гары, много времени проводила с ним, и это пошло ему на пользу.
Та-се-хо эта зима тоже помогла. Он выглядел теперь моложе и сильнее, и, когда сок забродил в деревьях и к войне стали готовиться всерьез, именно он, несмотря на свой почтенный возраст, предложил идти.
– Я слыхал, что матроны и шаманы считают, что ранняя весна – самое опасное время для путешествий, – заметил Нита Кван. На самом деле он надеялся, что ему скажут обратное. Его жена ждала их первенца, и он хотел скорее оказаться дома.
И еще он хотел оказаться подальше от бесконечных искушений этих залов, от сверкающих глаз, от верных друзей, от новой славы. Нита Кван был воином. Нита Кван, друг Сказочного Рыцаря. Нита Кван, союзник герцогини Моган.
Та-се-хо кивнул, как кивал всегда, когда молодые люди говорили разумно:
– Это так. Мягкий весенний снег самый опасный. Когда идет дождь со снегом, те, кто путешествует по землям Диких, гибнут. И все же, – старый охотник сел удобнее, – я видел во сне, что людям волшебников придется еще тяжелее. Рхуки? Они умирают быстрее нас, когда лед ломается и вода движется. Его люди? Его союзники? Без снегоступов им далеко не уйти. Даже и с ними… В это время года ходят люди. Это небезопасно, но наши враги опаснее снега. Мы знаем ту землю, и снег, и ручьи, текущие под снегом.
Тапио, Сказочный Рыцарь, появился откуда-то и сел рядом. Он быстро восстановился после дуэли с Шипом, но она оставила на нем след. Лицо у него осунулось, а одно плечо теперь торчало выше другого.
– Ваш-ш-ши люди. Нужно двигатьс-ся быстро. Тихо, – в улыбке сверкнули клыки, – пока Ш-ш-шип не заметит. – Он кивнул Та-се-хо. – Ты умный, охотник.
– Я видел сон, – Та-се-хо склонил голову, – предки рассказали мне, что по весеннему снегу мы сбежали от вас.
Тапио грустно улыбнулся.
– Возможно. Времена меняютс-с-ся. Враги меняютс-с-ся.
– Ты многих из наших убил, Тапио, – сказал Та-се-хо.
Тапио поднял руку и помахал взад-вперед, как будто искал равновесие.
– А теперь я многих спас-су.
Герцогиня Моган, невероятно грациозная, несмотря на неповоротливость змеиного тела, присела рядом. Леди Тамсин сопровождала ее. Она взмахнула ладонью, и их окутал сверкающий занавес пурпурного огня.
– Время, – прожурчала Моган, как будто отвечала на какой-то вопрос.
– Я видел сон, – сказал Та-се-хо.
– Мой слух не ограничен той крошечной частью мира, что доступна людям. И не так уж я и стара. Вы хотите уйти по весеннему снегу.
Нита Кван подумал о своей беременной жене.
– Он предлагает уводить сэссагов сейчас.
– Мой народ в это время ни на что не способен, – сказала Моган. – Пока солнце не согреет холмы, наши поля могут защищать только наши человеческие друзья, – она показала зубы, – и все же мы не совсем бессильны. И нам не нужно идти так далеко.
– Вы можете это сделать? – спросил Тапио у Нита Квана.
Нита Кван пожал плечами, воздев руки:
– Та-се-хо говорит, что да. Я не великий воитель и ничего не знаю о походах в это время года. Знаю только, что будет тяжело, холодно и сыро.
Та-се-хо засмеялся:
– А в землях Диких нам когда-то бывало не холодно и не сыро?