– Думаю, Никомед уже занялся этим вопросом. Рыбу найти непросто, разве что там, где Альбин вливается в море. Там ее много, но почти некому ее ловить… кроме крестьянских мальчишек, убегающих от работы.
Они ехали на восток, к реке, а колонна шла на запад.
– Может быть, в пятницу мы все будем поститься, – сказал он.
– Даже вы?
Река шумела все громче. Они поднимались наверх по каменистому хребту.
– Я определился со своими взглядами на Бога, – сказал он, – у меня появились новые доказательства.
– Собираетесь простить Господа? – Она сама удивилась, насколько кисло это прозвучало.
– Возможно.
Из-за рева воды они больше не могли беседовать.
Тропинка почти сразу свернула вправо и извивами пошла вниз.
Амиция очень быстро вспомнила, как важен звук для восприятия мира и для сохранения равновесия. Река заглушала почти все остальные звуки, и Амиция почувствовала себя почти слепой.
Через некоторое время Габриэль спешился и помог спешиться ей, без всякой рисовки. Потом повел своего коня вниз по тропе, которая становилось все уже и мокрее. Копыта и обувь оставляли на ней следы. Над деревьями повис туман.
Казалось, что они существуют в своем собственном мире. Они не пытались разговаривать, только один раз он вошел в ее Дворец воспоминаний и сказал: «Тут очень скользко, осторожнее». Она улыбнулась и поблагодарила его.
А потом они вышли из леса на широкую плоскую лужайку. На ней лежали целые древесные стволы, принесенные сюда весенним паводком. Трава казалась свежеумытой. Правда, идеальной эту лужайку никто не назвал бы – стаи уток и гусей обеспечили плодородность здешней почвы.
Шум стоял невыносимый.
Габриэль подошел к краю широкой запруды размером с небольшое озеро. Берега ее были зелены, а глубокая, как в океане, вода казалась ледяной. В середине запруды выскочила из воды форель, красная, золотая и серебряная, размером с большую кошку. Она осторожно схватила муху и снова ушла в холодную черную воду.
Но вовсе не запруда притягивала взгляд. Настоящим чудом были водопады. Они рушились вниз с трех сотен футов, с высоты над утесом, где стоял лагерь отряда. Сначала вода спадала единым гладким полотнищем, но высоко над их головами его разделял утес, который торчал, как башня небольшого собора.
Амиция не могла отвести взгляда от воды. Вода падала, падала, падала вниз, уходила в запруду и стекала дальше, в реку. Амиция опустилась на колени и стала молиться. Она молилась за себя, за него, за это место, просила Господа благословить всех земных тварей. Когда она встала, оказалось, что колени у нее промокли. Габриэль привязал лошадей и поманил ее за собой. Она пошла. Спокойная и счастливая.
Он подвел ее к краю водопада. Поток воды оказался на расстоянии вытянутой руки от его лица. Потом Габриэль вошел в воду. Амиция и раньше видела водопады, пусть и не такие огромные. Она тоже шагнула вперед. И даже не успела промокнуть – за водопадом оказалась пещера.
В ней тоже было шумно, но не так, как снаружи.
– Вы мне доверяете, – улыбнулся он.
– Я могла бы сказать, что я верю в Бога, а вас просто провоцирую. Но на самом деле я действительно вам доверяю, мой дорогой.
– Благодарю за доверие. Я очень хотел привести вас сюда. Я нашел эту пещеру много лет назад и всегда мечтал показать ее своей возлюбленной.
Она рассмеялась:
– К несчастью – возможно, для нас обоих, – я монахиня, а не ваша возлюбленная.
Он кивнул. В пещере было несколько табуретов, и он поставил один для нее.
– Разжечь костер? Вы обсохнете.
– Я все равно промокну, когда буду выходить. И вряд ли мне стоит перед вами раздеваться.
– Это особенное место, – на ее последние слова он внимания не обратил, – вы это чувствуете, старая могущественная сестра?
Она потянулась в эфир и тут же в изумлении отпрянула.
– Оно закрыто. Земля с одной стороны и текучая вода с другой, – сказал Габриэль. – Наверное, что-то очень могущественное могло бы сюда проникнуть или отсюда выйти, но эта пещерка будто запечатана в эфире, – он сел на табурет, – поэтому мы можем поговорить о чем угодно. Никто нас не услышит. Ни Гармодий, ни Шип, ни даже Эш.
Имя как будто вибрировало.
– Эш?
– После Лиссен Карак я заключил союз – я так полагаю – с могущественной древней силой, которую люди называют Змеем из Эрча. – Услышав это, она кивнула. – Я многому научился, говоря с ним. В частности, я узнал, что он противостоит другой силе, которую называет Эшем. – Габриэль улыбнулся, как мальчишка. – Я знаю, это глупо звучит, но, кажется, именно эта сила передвигает фигуры по доске, и в Лиссен Карак, и в Харндоне. А может быть, и везде.
Не к такой беседе она готовилась последний час, пока шла, ехала верхом и лезла вверх. Она глубоко вздохнула.
– Что вы охраняете под подземельями Лиссен Карак? – спросил он.
– Это не моя тайна.
– Но вы признаете, что тайна существует. Что вы сделали, чтобы меня не могли убить? Даже для вас это непростое колдовство.
Она устроилась на табурете поудобнее и прислонилась затылком к каменной стене. Посмотрела на белую пену потока, закрывавшего пещеру спереди.
– Вам не кажется, что примитивное обольщение было бы уместнее? – спросила она.
Он засмеялся так радостно и открыто, что она засмеялась тоже.
– Амиция, так ли велика ваша любовь к Господу, чтобы не оставить в сердце места для земной любви?
Она скривилась:
– Какого ответа вы ждете? Но вообще да, – она покачала головой, – мне кажется, что некоторое время назад… не так давно… я чуть не упала в ваши объятия, – она вспыхнула, – но что-то во мне изменилось. В молитве, когда ты поднимаешься к Господу, есть момент, когда нужно оградить себя от греха. А потом наступает момент, когда грех кажется глупым. Перестает соблазнять. Земная любовь бледна рядом с небесной.
Он храбро улыбался, но она видела, что задела его.
– Дорогой мой, я всего лишь хочу, чтобы все были счастливы.
– А что бы вы сказали, узнав, что я всего лишь желаю счастья вам?
Она снова поморщилась:
– Я бы сказала, что вам двадцать три или двадцать четыре года и через год-два вы будете думать совсем по-другому. – Она подняла руку. – Я бы сказала, что ваша одержимость войной не позволяет вам любить меня – или Господа – по-настоящему.
– Да. Я то же самое говорил оруженосцу насчет его новой девушки. – Габриэль скрестил ноги в высоких сапогах. – Черт с ней, с любовью. Что вы сделали?
Она посмотрела на него. Он был так близко. Он был собой. Сколь многое в нем она ненавидела. Сколь многое любила. Забыть про это совсем было не так просто, как она утверждала, даже сейчас, когда она ощущала реальность Господнего творения так же явно, как жесткий камень под ногами.
– Я… – Она помедлила. Ей было что терять. А кое в чем она отказывалась признаться даже самой себе. – Аббатиса погибла. Крепость почти пала. Я получила всю силу, которую отдал Шип. Я падала. Знали бы вы, Габриэль, как это было тяжело. Сила оказалась слишком велика для меня. Король и королева требовали исцеления, – она закрыла глаза, – а потом Господь протянул мне руку и укрепил меня. Потенциальная сила сразу превратилась в энергию. Я творила одно заклинание за другим. – Она смотрела на водопад, но видела перед собой сотни исцелений, сотни мужчин и женщин, пострадавших в битве и спасенных.
Габриэль ничего не сказал.
– Кто-то укрепил меня. Кто-то говорил со мной, – она вздохнула, – и тогда, и потом… но не сейчас… это тревожит Мирам. И меня. – Она поджала губы и нахмурилась. – Потом… ночью я собиралась… я могла… Нет, я не хочу, – сказала она, – простите, Габриэль. Я не хочу объяснять. Я приняла решение. Как и вы. Такое решение, как вы принимаете в бою. Безоговорочное и обязательное. Оно принято. Я никогда не скрывала, что чувствую к вам, – она посмотрела ему в глаза, – но я не поддамся этому. Никогда.
– Но…
Она встала.
– Не спрашивайте. Вы меня любите? Не спрашивайте. Если вы решите отправить Майкла на смерть, чтобы спасти свой отряд… вы же это сделаете?
Он поджал губы. На мгновение выражение его лица стало таким же, как у нее.
– С вами непросто. Да, я мог бы так поступить.
– Предположим, так и случилось. Майкл мертв, отряд спасен. Как часто вы будете обдумывать это решение?
Он тоже встал:
– Кажется… кажется, я понимаю, – он покачал головой, – ах, Амиция.
Неожиданно она положила руку ему на затылок и быстро поцеловала в губы. Так она могла бы поцеловать Катерину или отца Арно.
– Я стану учить ваших детей, – сказала она, – хотя не знаю, как я их вытерплю.
Мгновение он стоял, как громом пораженный. Потом упал перед ней на колени и поцеловал ей руку. Улыбнулся:
– Меня в самом деле нельзя убить?
Она скривила губы. Плечи у нее обвисли.
– Не испытывайте удачу.
После этого они проболтали примерно час, как добрые друзья. Он рассказывал ей о том, чему научился в Ливиаполисе и что узнал от Змея. Она молчала о тайнах Лиссен Карак, но фыркала в ответ на некоторые его теории.
– А что думал отец Арно о вашем Змее? – спросила она, когда настала пора уходить.
– Змей вернул ему дар целительства.
Вместо ответа она подошла к водопаду и сунула в него ладонь. Напилась воды – она была ледяной.
– Прежде чем мы вернемся к миру, скажите мне, почему вы примирились с Богом.
– Это исповедь? – поинтересовался он. – Благословите меня, матушка, поскольку я не исповедовался лет десять. Начинать с убийства нечисти?
– Вы так легко богохульствуете.
– Моя мать всегда считала себя равной Господу.
– Мне нравится ваша мать, – сказала Амиция. – По-моему, вам пора перестать прятаться от нее и за ней. У всех у нас есть матери. – Она взяла его руки в свои. – Так что насчет Бога?
– Наверное, я попал в ту же ловушку, что и все легковозбудимые юноши и девушки со времен Адама и Евы. Решил, что я проклят Господом.
– Гнилая теология.
– М-м-м… – Его несогласие почти потерялось в реве водопада. – Я не уверен. А потом вместо чудесного обращения, моя дорогая сестра, я оказался всего лишь усталым агностиком. Задавал все обычные вопросы: почему в мире так много страданий? почему миром управляет горстка могущественных зловредных сущностей, обладающих особыми силами? разве можем мы увидеть Божью любовь? – Он посмотрел на ее руки. – Честно говоря, когда вы держите меня за руки, я, кажется, способен поверить, что Господь любит меня.