— Постойте — так это не вы мой попечитель?
Она вздохнула.
— Я агент-приемщик. Вы получите возможность встретиться с вашим попечителем, как только мы покончим с формальностями.
— Мне что, опять нужно взять номерок?
— Да.
— Тогда переставьте мой уровень раздражения на девять.
Она бросила на него косой взгляд и что-то записала. Затем не торопясь просмотрела имеющуюся у нее информацию.
— Ваши наниты сообщают о понижении уровня эндорфинов за последние несколько дней. Это может указывать на начальную стадию депрессии. Хотите подкрутить уровень настроения сейчас или подождете, пока не достигнете порога?
— Подожду.
— Для этого может потребоваться поездка в местный центр здоровья.
— Я подожду.
— Отлично.
Она провела пальцем по экрану, закрывая его папку, и велела следовать за синей линией на полу. Линия привела Грейсона сначала в коридор, потом в другую большую комнату, где ему сказали взять номерок.
Наконец, после казавшегося бесконечным ожидания, высветился его номер, и Грейсона отвели в комнату для аудиенций — совсем не такую уютную, как та, где он был в последний раз. Оно и понятно — здешнее помещение предназначалось для встреч с негодными. Стены казенно бежевые, пол выстлан безобразной зеленой плиткой, стол, абсолютно пустой, — сланцево-серый, около него два деревянных стула. Единственное украшение — бездушный эстамп с изображением яхты на стене, как нельзя более подходящий этой комнате.
Грейсон прождал еще пятнадцать минут, и наконец в комнату вошел его инспектор-попечитель.
— Доброе утро, Грейсон, — поздоровался агент Тракслер.
Вот уж кого Грейсон никак не ожидал здесь сегодня увидеть.
— Вы?! Что вы тут делаете? Вам недостаточно, что вы мне всю жизнь испохабили?
— Не имею ни малейшего представления, о чем ты.
Ну конечно, такого ответа и следовало ожидать. Это ведь правда — Тракслер не просил Грейсона что-то сделать. Фактически, он подчеркнуто говорил ему, чего не делать.
— Прошу прощения за долгое ожидание, — сказал Тракслер. — Если тебе от этого станет легче, могу сообщить, что Грозовое Облако и нас, агентов, заставляет ждать перед встречей с вами.
— Зачем?
Тракслер пожал плечами.
— Это загадка.
Он сел напротив, взглянул на бездушную яхту с тем же отвращением, что и Грейсон, и начал объяснять, почему оказался здесь.
— Меня перевели сюда из Фулькрума с понижением. Я был старший агент, а теперь я инспектор-попечитель в этой провинции. Так что не только тебя одного понизили в статусе из-за этого дела.
Грейсон сложил руки на груди. Он не испытывал ни малейшего сочувствия к собеседнику.
— Надеюсь, ты начал приспосабливаться к своей новой жизни, — сказал Тракслер.
— Ни черта я не начал, — отрезал Грейсон. — Почему Грозовое Облако записало меня в негодные?
— А я-то думал, что ты достаточно умен, чтобы самому это понять.
— Значит, недостаточно.
Тракслер приподнял брови и испустил долгий вздох, долженствующий продемонстрировать, какое глубокое разочарование он испытывает от несообразительности Грейсона.
— Поскольку ты негодный, ты должен регулярно являться сюда на встречу со мной, твоим попечителем. Таким образом, мы с тобой можем общаться, не возбуждая подозрений в тех, кто, возможно, следит за тобой. Вот почему меня перевели сюда и сделали твоим инспектором-попечителем.
Ага! Значит, тому, что Грейсона скинули в негодные, имелась веская причина! Это часть какого-то более обширного плана. Казалось бы, узнав об этом, он должен был почувствовать себя лучше, но ничего подобного.
— Мне жаль тебя, — сказал Тракслер. — Негодизм — тяжелое ярмо для того, кто его не желает.
— Можешь измерить свою жалость по шкале от одного до десяти? — съязвил Грейсон.
Тракслер усмехнулся:
— Чувство юмора, пусть даже черного, — хорошая штука. — И перешел к делу: — Я так понимаю, что ты проводишь бóльшую часть своего времени дома. Как друг и советчик предлагаю тебе начать ходить в места, где собираются другие негодные. Может, подружишься с кем-нибудь, — глядишь, и легче станет.
— Не хочу я никуда ходить.
— А может, на самом деле очень даже хочешь, — сказал агент Тракслер мягко. Почти вкрадчиво. — Возможно, тебе до такой степени захочется вписаться в окружение, что ты начнешь вести себя, как негодный, одеваться, как негодный, сделаешь себе какую-нибудь телесную модификацию, чтобы показать, как тебе нравится твой новый статус…
Грейсон не торопился отвечать. Тракслер ждал, пока собеседник не уложит в голове его предложение.
— И-и… если я это сделаю? — спросил Грейсон.
— Тогда, думаю, тебе многое откроется. Может быть, что-то такое, чего не знает даже Грозовое Облако. У него, понимаешь ли, имеются слепые зоны. Маленькие, конечно, но они есть.
— Ты просишь меня стать тайным агентом Нимбуса?
— Ну что ты! — Тракслер широко улыбнулся. — Чтобы стать агентом Нимбуса, нужно проучиться четыре года в академии, потом год нудной практики, и лишь потом тебе дадут настоящую работу. Но ты негодный… — он потрепал Грейсона по плечу, — негодный с очень хорошими связями.
Тракслер встал.
— Увидимся через неделю, Грейсон, — сказал он и вышел из комнаты, даже не оглянувшись на прощанье.
У Грейсона голова шла кругом. Его охватила злость. Его охватило радостное волнение. Он чувствовал, что его используют, он чувствовал, что стал полезным. Это было не то, чего он хотел. Или как раз то, чего он хотел? «Ты, Грейсон, сам не понимаешь собственной неординарности», — сказало ему когда-то Облако. Значит, таков был план с самого начала?
И все же у Грейсона оставался выбор: держаться подальше от неприятностей, как он делал это всегда, — и через несколько месяцев его восстановят в нормальном статусе, и он вернется к прежней жизни…
… или пуститься по новому пути, ведущему вниз. Пути, который был полной противоположностью всему, что он считал для себя естественным.
Дверь открылась, и какой-то безымянный агент объявил:
— Простите, но если ваша встреча окончена, вам следует немедленно освободить помещение.
Инстинкты Грейсона подсказывали ему извиниться и уйти. Но он понимал, какую дорогу ему нынче предстоит избрать. Поэтому он откинулся на стуле, ухмыльнулся и сказал:
— А пошел ты к едрене фене.
Агент наложил на него взыскание и исчез, после чего вернулся с охранником, который и выкинул Грейсона из комнаты.
• • • • • • • • • • • • • • •
Может показаться, что Инспекция по делам негодных — учреждение совершенно неэффективное, но на самом деле за всем этим идиотизмом стоит ясный умысел.
Попросту говоря, негодным требуется ненавидеть систему.
Чтобы облегчить им задачу, я и учредило контору, достойную ненависти. В действительности нет никакой необходимости в том, чтобы люди брали номерки и бесконечно долго сидели в очереди. Даже без агента-приемщика тоже можно было бы прекрасно обойтись. Все это создано для того, чтобы у негодных возникало чувство, будто Инспекция зря коптит небо. Иллюзия неэффективности служит специфической цели — создать вокруг этой конторы атмосферу раздражения, в которой негодные могли бы чувствовать себя как рыба в воде.
— Грозовое Облако
13 Очень неприглядная картина
Серп Пьер-Огюст Ренуар не был художником, хотя и владел солидным собранием шедевров, написанных его историческим покровителем. А что такого? Серп Ренуар любил красивые картины.
Понятное дело — то, что средмериканский серп выбрал себе имя французского художника, привело в ярость серпов из Франко-Иберийского региона. Они считали, что французские художники Эпохи Смертности — их собственность. Что ж, Монреаль сейчас составная часть Средмерики, но это же не значит, что город утерял свое французское наследие. Наверняка в роду серпа Ренуара были французы.
Ну и ладно, пусть серпы по ту сторону Атлантики кипятятся сколько хотят, ему без разницы. А вот что ему не безразлично, так это народности Вечной Мерзлоты на крайнем севере его родной Мерики. В то время как в остальном мире национальности перемешались между собой на генетическом уровне, Вечная Мерзлота чересчур тряслась над своим культурным наследием, чтобы сливаться с прочими людьми. Это, конечно, не преступление, люди могут поступать, как им заблагорассудится, но серп Ренуар из себя выходил при виде такого непорядка.
Для Ренуара порядок был превыше всего.
Специи в его шкафу стояли по алфавиту; чайные чашки в буфете располагались с математической точностью; волосы Ренуар подстригал до определенной длины каждую пятницу утром. Люди Вечной Мерзлоты — это оскорбление порядка. Они выглядели слишком расово определенно, а этого Ренуар стерпеть не мог.
И потому он выпалывал мерзлотников не покладая рук.
Конечно, если бы коллегия узнала о его расовых предпочтениях, ему бы не поздоровилось. К счастью, Вечная Мерзлота не считалась отдельной расой. Их генетический индекс просто показывал большой процент «прочего». «Прочее» — широченная категория, под нее можно подогнать что угодно, чем Ренуар и пользовался. Ну, может быть, Грозовое Облако и знало все, но коллегия нет, а это единственное, что имеет значение. До тех пор, пока Ренуар не даст никому в коллегии повода присмотреться к его прополочным привычкам, никто ничего не заподозрит. Таким образом, надеялся Ренуар, он со временем уменьшит популяцию мерзлотников до количества, которое не будет оскорблять его чувств.
Этой ночью он отправился на двойную прополку. Мерзлотиха с сыночком. У Ренуара было отличное настроение. Но не успел он выйти из дому, как напоролся на фигуру в черном.
Женщина и ее сын в тот вечер избежали прополки. А вот серпу Ренуару повезло меньше. Его нашли в горящем публикаре — тот несся по улице, словно огненный шар, пока шины не расплавились и машина, проехавшись юзом, не остановилась. Когда подоспели пожарные, они уже ничего не могли поделать. Неприглядная получилась картина.