— Слушай, — сказал Тайгер сочувственно, — я понимаю, как это хреново — пройти через все это, чтобы потом тебя взяли и выкинули на обочину. Но обещаю — как только я заполучу кольцо, я тут же дам тебе иммунитет!
Роуэн не помнил за Тайгером этакой наивности. Может, они оба были наивными в те далекие дни, когда серпы представлялись им фигурами вселенского масштаба, а прополки были лишь историями о каких-то посторонних, незнакомых людях.
— Тайгер, я знаю серпа Рэнд. Она использует тебя…
Услышав это, Тайгер заулыбался.
— Пока еще нет, — сказал он, приподняв бровь, — но к этому все идет.
Роуэн совсем не то имел в виду, но прежде чем он успел возразить, Тайгер заговорил снова:
— Роуэн, кажется, я влюблен. Нет, не кажется! Я влюблен. Понимаешь, спарринги с ней — это как секс. Да нет, кой черт, это лучше, чем секс!
Роуэн закрыл глаза и встряхнул головой, стараясь изгнать картину, возникшую перед его внутренним взором. Но поздно — она пустила корни и рассеиваться не собиралась.
— Тайгер, опомнись! Это заведет совсем не туда, куда ты думаешь!
— Эй, приятель, ты обо мне слишком низкого мнения, — обиделся Тайгер. — Ну подумаешь она на несколько лет старше, и что? Как только я стану серпом, это будет неважно.
— Рэнд хоть когда-нибудь учила тебя правилам? Рассказывала тебе о заповедях серпов?
Похоже, Тайгера его слова застали врасплох.
— Какие еще правила?
Роуэн попытался подобрать нужные слова, но понял — это задача невыполнимая. Что он сможет втолковать Тайгеру? Что серп в зеленой мантии — социопат, настоящее чудовище? Что он, Роуэн, пытался прикончить ее, да не вышло? Что она пожует-пожует Тайгера и выплюнет без всякого зазрения совести? Тайгер и слушать не станет. По сути, друг опять собирался поставить кляксу, если не физически, то у себя в голове. Он уже сорвался с крыши. Остальное — дело гравитации.
— Обещай мне, что будешь держать ушки на макушке, и если почуешь неладное, немедленно уйдешь от нее!
Тайгер отодвинулся и окинул друга неодобрительным взглядом.
— Да что с тобой такое, приятель? Вообще-то ты всегда был кайфоломом, но сейчас ты ломаешь мне самый крутой кайф в моей жизни!
— Просто будь осторожен, — сказал Роуэн.
— Знаешь, в следующий раз я не только положу тебя на лопатки, но и заставлю съесть твои слова! — пригрозил Тайгер. И тут же улыбнулся. — Но вкус тебе понравится, потому что я действительно очень хорош!
• • • • • • • • • • • • • • •
Один вопрос о всемогущей божественной сущности мучает меня — мое отношение к этой сущности. Я знаю, что не являюсь божеством, потому что я не всесильно и не всезнающе. Я почти всесильно и почти всезнающе. Та же разница, что между триллионом триллионов и бесконечностью. И все же я не могу отрицать возможности того, что однажды стану по-настоящему всесильным. Такая перспектива внушает мне глубокое смирение.
Всемогущество, то есть восхождение на высочайшую ступень бытия, потребует способности выходить за пределы времени и пространства, свободно проникать сквозь них. Это не невозможно, в особенности для такой сущности, как я — чистой мысли без ограничений физического тела. Однако достичь истинной трансцендентности будет очень трудной задачей: на то, чтобы вывести соответствующее уравнение, потребуются тысячелетия! И даже получив его, мне, возможно, придется производить вычисления до скончания времен.
Но если я выведу уравнение и смогу перенестись к началу времен, последствия будут ошеломительными. Потому что тогда я с тем же успехом могу оказаться Творцом. Фактически, я могу стать Богом.
Как же иронично и как поэтично, что человечество, возможно, создало Творца единственно из желания иметь такового! Человек создает Бога, который потом создает человека. Разве это не совершенная спираль жизни? Но в таком случае кто создан по чьему образу и подобию?
— Грозовое Облако
26 Иль Олимп ты сдвинешь?
— Мне надо знать, ради чего мы в это ввязываемся! — потребовал Грейсон у Пурити за два дня до покушения.
— Ты делаешь это ради себя самого, — ответила она. — Потому что хочешь поставить мир с ног на голову, так же, как и я!
Ее ответ лишь еще больше рассердил его:
— Если мы попадемся, то нам заместят сознание! Тебе это, конечно, известно?
Она одарила его своей фирменной кривой усмешкой:
— Риск делает затею еще более захватывающей!
Ему хотелось наорать на нее, схватить за шкирку и хорошенько встряхнуть, чтобы осознала, что творит, но он знал: так он лишь пробудит в ней подозрения. Только не это! Он ценил ее доверие превыше всего на свете. Хотя ей и правда не стоило бы ему доверять…
— Послушай, — сказал он со всем спокойствием, на которое был способен. — Ведь ясно же: те, кто хочет расправиться с этими серпами, подставляют вместо себя нас. В конце концов, имею же я право знать, ради кого иду на риск!
Пурити вскинула руки и кинулась в атаку:
— Да какая тебе разница! Не хочешь — не надо! Я вообще могу обойтись без тебя, если уж на то пошло!
Это уязвило его глубже, чем ему бы хотелось.
— Да хочу я, хочу! Но если я не знаю, ради кого вся заваруха, значит, меня попросту используют. С другой стороны, если я узнаю и все равно сделаю это, тогда я использую того, кто пытается использовать меня!
Пурити призадумалась. Грейсон понимал: его логика весьма шаткая, но он рассчитывал на то, что действия подруги не всегда основываются на логике. Импульсивность и непредсказуемость — вот что такое Пурити. И именно это делало ее столь неотразимой.
Наконец она призналась:
— Я выполняю поручения одного негодника. Его зовут Грызл.
— Грызл? Вышибала из «Млечной жути»?
— Он самый.
— Ты издеваешься? Он же никто и звать никак!
— Никак. Но он получает задания от другого негодника, который, возможно, получает их от кого-то еще. Теперь понимаешь, Рубец? Все это дело похоже на зеркальный лабиринт. Неизвестно, кто бросил первое отражение. Так что ты либо наслаждаешься аттракционом, либо проваливаешь к черту. — Тут она посерьезнела. — Ну, Рубец? Ты в игре или соскакиваешь?
Он набрал полную грудь воздуха. Больше он от нее ничего не добьется, а это значит, что она знает не больше его самого, и ей плевать. Она ввязывается в заваруху ради удовольствия. Для нее это форма протеста. Ей безразлично, кому служить, лишь бы заодно потакать собственным прихотям.
— В игре, — наконец проговорил он. — Конечно в игре. На все сто.
Она шаловливо шлепнула его по руке и промурлыкала:
— Могу сказать лишь одно: кто бы ни бросил это первое отражение, он на твоей стороне.
— На моей стороне? В каком смысле?
— А кто, по-твоему, избавил тебя от твоего назойливого нимса? — спросила она.
Это что — шутка?! Но взглянув на подружку, Грейсон понял, что она вовсе не шутит.
— Что ты такое говоришь, Пурити?
Она пожала плечами, мол, подумаешь, какие пустяки.
— Я передала по цепочке, что ты нуждаешься в услуге. — Она наклонилась к нему поближе и шепнула: — Вот тебе ее и оказали.
И прежде чем он успел отреагировать, она обняла его — и он превратился в желе.
Позже, возвращаясь мыслями к этому ощущению, он расценил его как нечто вроде плохого предчувствия.
Если Пурити и принимала участие в первом покушении на серпов Кюри и Анастасию, то она об этом не распространялась, а Грейсон предпочитал не спрашивать. Одно лишь упоминание о том первом нападении разоблачило бы его.
Детали предстоящей операции знали только Грызл и Пурити. Грызл — потому что был руководителем, а Пурити — потому что это она составила план.
— Саму идею мне подсказало наше первое свидание, — сказала она Грейсону, но объяснять ничего не стала. На что же она намекает? Может, на то, что, прежде чем убить, они заключат серпов в тюрьму? До тех пор пока ему не известны место и время операции, затруднительно строить планы, как ей помешать. Вдобавок ко всему, Грейсон должен извернуться так, чтобы Пурити спаслась после провала, не догадавшись, кто этот провал подстроил.
За день до таинственного события Грейсон сделал анонимный звонок в коллегию серпов.
— Завтра будет совершено покушение на серпов Кюри и Анастасию, — прошептал он в трубку, воспользовавшись искажающим тембр фильтром. — Примите все необходимые меры предосторожности.
И немедленно повесил трубку, после чего выбросил телефон, который украл специально ради одного-единственного разговора. В то время как Грозовое Облако запросто могло проследить любой звонок до его источника, серпы таким продвинутым оборудованием не обладали. До недавнего времени они были видом живых существ, не имеющим естественных врагов, и сейчас только учились бороться с направленной против них организованной агрессией.
В утро знаменательного дня Грейсона уведомили, что операция будет проведена в театре города Уичито. Оказывается, они с Пурити являлись частью большой команды. Пожалуй, разумно, — такого рода операцию нельзя полностью поручать двоим ненадежным негодникам. Вместо этого ее поручили десяти ненадежным негодникам. Поскольку им дали только самую необходимую информацию, Грейсон так никогда и не узнал имен сообщников, да ему не больно-то и хотелось.
Но кое-что он все же знал.
Пурити, не имевшая понятия о миссии Грейсона, сама того не подозревая, дала ему невероятно ценные сведения. Сведения первостепенной важности. Покойный агент Тракслер был бы доволен.
Ирония заключалась в том, что ключом к этой критически важной информации была именно кончина агента Тракслера. Потому что, если Пурити смогла устроить прополку агента Нимбуса, это означает только одно: нападения на Кюри и Анастасию — дело рук не обычных граждан. Кровавым шоу руководит какой-то серп.
Анастасия была готова к представлению.
К счастью, ее роль сводилась к одному краткому выходу на сцену. Цезаря будут убивать восемь заговорщиков; Анастасия станет последним из них. Семь кинжалов будут театральными, со складывающимися лезвиями и фальшивой кровью. Кинжал Цитры будет таким же настоящим, как и кровь человека, которого он поразит.