— Грозовое Облако
27 Между здесь и там
Кислота глубоко въелась в лицо серпа Константина, — настолько глубоко, что собственные наниты не могли вылечить его. Однако в целом урон был не настолько велик, чтобы с ним не справился центр оздоровления.
— Вам придется остаться у нас по крайней мере на двое суток, — сказала ему медсестра сразу же по прибытии.
Глаза и половина лица Константина скрывались под повязками. Он попытался вообразить себе, как выглядит, но, приняв во внимание огромное количество болеутоляющих средств, курсирующих в его организме, решил не тратить усилий на столь утомительное занятие. Целый легион усовершенствованных нанитов-целителей, введенный в его кровоток, также не способствовал напряженной умственной деятельности. В настоящий момент, подозревал он, в его крови больше нанитов, чем эритроцитов, а это значит, что, пока они работают, в его мозг поступает меньше крови. Собственная кровь представлялась сейчас Константину похожей на ртуть.
— Когда ко мне вернется зрение? — спросил он.
Сестра уклонилась от прямого ответа:
— Наниты все еще оценивают ущерб. К утру все узнаем. Но помните: им придется восстанавливать ваши глаза практически с нуля. Это очень большая работа. Займет… ну никак не меньше суток.
Константин вздохнул. И это называется «скоростное исцеление»?!
Подчиненные доложили, что всего в театре было выполото восемь негодных.
— Мы запросили у Верховного Клинка особого разрешения на временное оживление, — сообщил серп Армстронг. — Их необходимо допросить.
— Что доставит нам дополнительное удовольствие в виде их повторной прополки, — заметил Константин.
Радость от отлично проведенной операции омрачалась тем фактом, что Грейсон Толливер сумел унести ноги. Самое странное: когда копнули задний мозг Грозового Облака, в нем не нашлось никаких публичных материалов на Толливера. Собственно говоря, о нем нигде не было никаких записей. Каким-то образом этот молодой человек был стерт из существования. На его месте появился двойник по имени Рубец Мостиг с весьма омерзительной биографией. Как Толливер ухитрился не только сменить личность, но и стереть все свои цифровые следы, являлось тайной, достойной тщательного изучения.
Поскольку система тушения пожара была выведена из строя, театр сгорел дотла. Однако все, кто там находился, успели выбраться. Единственными жертвами в тот вечер оказались выполотые негодники и тот самый гвардеец, что бросился между перебитой трубой и Толливером. Он принял на себя мощнейший поток кислоты, не оставивший ничего, что можно было бы восстановить. Но его самопожертвование спасло серпа Анастасию. Поскольку он был человеком из личной команды следователей Константина, его потерю серп принял близко к сердцу. И кто-то за нее обязательно поплатится.
Хотя рядовых граждан на время оздоровления вводили в искусственную кому, Константин потребовал, чтобы его оставили в сознании, а поскольку он был серп, перечить никто не посмел. Ему было необходимо подумать. Пораскинуть мозгами. Составить план. При этом он четко понимал, что время уходит. Константину претила мысль потерять зря несколько дней.
Серп Анастасия навестила его незадолго до того, как к нему вернулось зрение. Константин был не в настроении принимать гостей, но не хотел лишать ее возможности поблагодарить своего спасителя за принесенную им ради нее жертву.
— Заверяю вас, Анастасия, что лично допрошу всех негодных, которых мы задержали, и только после этого мы выполем их еще раз, — сказал Константин, стараясь произносить слова внятно, несмотря на затормаживающее действие болеутоляющих. — А после поймаем Грейсона Толливера. Он заплатит за свои действия согласно законам серпов.
— И все же это именно он спас всех в театре, разрубив ту трубу, — напомнила Анастасия.
— Да, — нехотя признал Константин, — но когда твой спаситель одновременно и злоумышленник — в этом есть что-то глубоко неправильное.
Она промолчала.
— Четверо из задержанных злоумышленников оказались из Техасского региона, — сообщил Константин.
— Вы полагаете, покушения организовывал кто-то из тамошних жителей?
— Или кто-то, прячущийся там. Ничего, мы докопаемся до истины. — Эти слова он произносил всегда, потому что в прошлом он неизменно докапывался до истины. Константина брала досада при мысли о том, что нынешний случай может оказаться исключением.
— Скоро конклав, — напомнила Анастасия. — Как полагаете, вы сможете на нем присутствовать?
Он не мог понять, чего ей хочется больше — его присутствия или отсутствия.
— Я буду там, — твердо сказал он. — Даже если им придется заменить мне кровь антифризом ради такого случая.
Анастасия ушла. И только после того, как за ней закрылась дверь, Константин сообразил, что за всю их беседу она так его и не поблагодарила.
Через час, когда Цитра и Мари обедали в ресторане своего отеля — это была их первая за долгое время трапеза на публике — к их столику подошел служитель с запиской, чем несказанно удивил обеих. Серп Кюри протянула руку, но посыльный извинился: записка предназначена серпу Анастасии — и вручил ее Цитре. Та открыла, быстро прочитала.
— Ну что там? — затормошила ее Мари. — От кого она, чего им надо?
— Да так, ничего, — ответила Цитра, суя записку в один из многочисленных карманов своей мантии. — От семьи человека, которого я выполола вчера. Хотят знать, когда я дам им иммунитет.
— Я полагала, что они придут сюда сегодня вечером?
— Придут, но они не знают точно, когда. В записке написано, что они придут в пять, если нам это удобно.
— Ну, если тебе подходит… — сказала серп Кюри. — Они ж твое кольцо целовать будут, не мое. — И вернулась к своему лососю.
Полчаса спустя Цитра вышла на улицу в «цивильной» одежде и поспешила на другой конец города. Записка была не от семьи умершего актера. Ее прислал Роуэн. Торопливым почерком в ней было нацарапано: «Нужна твоя помощь. Железнодорожный музей. Как можно скорее». Цитра еле досидела до конца обеда, потому что вскочи она раньше — и подозрений со стороны Мари не оберешься.
Цитра спрятала набор уличной одежды в кармане своего чемодана — на случай, если надо будет действовать инкогнито. Проблема заключалась в том, что у нее не было пальто — большой сверток трудно было бы спрятать от зоркого глаза Мари. Поэтому без термальных спиралей своей зимней мантии Цитра, выйдя на улицу, сразу же замерзла. Поборовшись с холодом два квартала, она надела свое кольцо и показала его продавцу в магазине одежды. Тот дал ей пальто, не потребовав платы.
— А иммунитет не дадите? — спросил торговец. — Я тогда никому не расскажу, что видел вас на публике без мантии.
Цитре эта попытка вымогательства не понравилась, поэтому она отбрила наглеца:
— А как насчет того, что я просто пообещаю не выпалывать вас за ваши угрозы?
По-видимому, эта мысль продавцу в голову не приходила. Он даже заикаться начал.
— Д-да, конечно, все п-правильно, справедливо, да… — Он покопался в галантерее. — Вот перчаточки — очень подойдут к вашему пальто…
Цитра взяла перчатки и вышла в ветреный день.
Когда она в первый раз прочитала записку, сердце ее чуть не выпрыгнуло из груди, но она не подала виду. Скрыла от Мари свою радость. И свою тревогу. Значит, Роуэн здесь и ему нужна помощь? Какого рода помощь? Он в опасности или хочет, чтобы она помогла ему убрать какого-то преступного серпа? А она пойдет на это, если он попросит? Нет, решительно не пойдет. Наверно, не пойдет. Скорее всего не пойдет…
Конечно, это могло быть и ловушкой. Впрочем, те, кто стоял за вчерашней атакой, сейчас наверняка зализывают раны в своем логове, так что риск очередного покушения маловероятен. И все же Цитра захватила с собой оружие, чтобы защититься в случае необходимости.
Железнодорожный музей Великих Равнин в городе Уичито[19] представлял собой открытое депо локомотивов и подвижных составов родом из различных эпох. Музей мог даже похвастаться вагоном первого магнито-левитационного поезда, зависшим навечно в центре экспозиции. По-видимому, Уичито был когда-то большим перекрестком между здесь и там. Сейчас он ничем не отличался от всех других городов. В Средмерике царила гомогенность, что, с одной стороны, дарило чувство уверенности, а с другой — слегка раздражало.
В это время года по музею бродило всего несколько малолюдных групп туристов, которые по какой-то неведомой причине выбрали Уичито местом проведения отпуска. Поскольку музей находился на попечении Грозового Облака, вход сюда был бесплатным. Отлично. Цитре не хотелось лишний раз светить кольцом. Одно дело получить пальто где-то в городе, и совсем другое раскрывать свою идентичность в том самом месте, куда она пришла на тайную встречу.
Плотно запахнувшись от ветра, девушка бродила между черными паровозами и красными дизелями, заглядывая в каждый уголок в поисках Роуэна. Через некоторое время она начала беспокоиться, что это все-таки подстава, что ее завлекли сюда, возможно, чтобы увести от серпа Кюри. Она уже собралась уходить, и в это время кто-то ее позвал:
— Я здесь!
Она пошла на голос и попала в узкое темное пространство между двумя товарными вагонами, где свистел злющий ветер. Он бил ей в лицо, поэтому Цитра не могла разглядеть позвавшего, пока не подошла ближе.
— Серп Анастасия! Я боялся, что вы не придете.
Это был не Роуэн. Это был Грейсон Толливер.
— Ты?! — Сказать, что Цитра была разочарована, значит ничего не сказать. — Мне стоило бы выполоть тебя прямо здесь, на месте, и поднести твое сердце серпу Константину!
— Чтобы он его съел.
— Скорей всего, — признала Цитра. В этот момент она ненавидела Грейсона. Ненавидела за то, кем он не являлся. Казалось, сама вселенная предала ее, и Цитра не собиралась прощать ей предательство. Вот глупая, почему она не обратила внимания, что почерк на записке был не Роуэна!