Никогда. И мне остается лишь наблюдать немигающим взором за тем, как мое любимое человечество неуклонно свивает веревку, на которой само же и повесится.
— Грозовое Облако
34 Худший из всех возможных миров
Бронзовые двери медленно отворились, и в зал вошел сожженный серп. Собравшиеся ахнули в шоке; послышался скрип стульев — это серпы вскакивали на ноги, чтобы лучше рассмотреть происходящее.
— Это правда он?
— Нет, не может этого быть!
— Это какой-то трюк!
— Самозванец!
Призрак двигался по центральному проходу походкой, не принадлежащей серпу Годдарду. Более размашистой. Более молодой. И почему-то он казался немного ниже ростом, чем раньше.
— Да, это Годдард!
— Возродился из пепла!
— Как же он вовремя!
— Как же он не вовремя!
Вслед за призраком в зал вошла другая знакомая фигура в ярко-зеленой мантии. Серп Рэнд тоже жива?! Все устремили взгляды на бронзовые створки, ожидая появления Хомски и Вольты, которые, возможно, тоже воскресли. Но никто больше не появился.
На трибуне побелевший как мел Ксенократ еле выговорил:
— Шт… то… что происходит?!
— Простите мне мое отсутствие на нескольких предыдущих конклавах, Ваше превосходительство, — произнес Годдард голосом, разительно отличающимся от прежнего, — но я был полностью выведен из строя, и поэтому не мог прийти, что подтвердит серп Рэнд.
— Но… но мы идентифицировали ваше тело! Оно превратилось в горстку обгорелых костей!
— Тело — да, — подтвердил Годдард, — но серп Рэнд раздобыла мне новое.
И тут поднялся серп Ницше — как и все прочие, ошеломленный таким оборотом событий.
— Ваше превосходительство, я желаю отозвать свою кандидатуру, — заявил он, — и официально выдвигаю на соискание должности Верховного Клинка почтенного серпа Годдарда!
Зал окончательно погрузился в хаос. Наряду с гневными обвинениями и горестными воплями раздавались радостный смех и крики ликования. Возвращение Годдарда пробудило весь спектр человеческих эмоций. Из всех собравшихся один Брамс, казалось, не был удивлен. И тогда Анастасия поняла, что вовсе не он стоял за покушениями. Их вела рука Годдарда, а Брамс был всего лишь пальцем на этой руке.
— Это… это крайне необычно… — заикаясь, произнес Ксенократ.
— Нет, — возразил Годдард. — Крайне необычно то, что вы до сих пор не задержали чудовище, убившее моих дорогих Хомски и Вольту и пытавшееся убить серпа Рэнд и меня самого. Даже в эту самую минуту он продолжает бесчинствовать, убивая серпов направо и налево, а вы, вместо того чтобы ловить его, готовитесь к повышению в должности. — Годдард повернулся к аудитории. — Когда я стану Верховным Клинком, я первым делом схвачу Роуэна Дамиша и заставлю заплатить за все его преступления. Обещаю вам: не пройдет и недели после моего назначения Верховным Клинком, а Роуэн Дамиш будет найден!
Это заявление вызвало шквал радостных возгласов, — причем слова одобрения исходили не только от серпов нового порядка. Стало ясно: в то время как Ницше не набрал бы нужного количества голосов, у Годдарда есть на это все шансы.
Где-то позади Анастасии серп Азимов подвел итог:
— Мы только что вступили в худший из всех возможных миров.
Наверху, в административных офисах коллегии, подмастерье искал монетку. Если бы он ее не нашел, его ожидал бы не только выговор, но, что еще хуже, унижение перед лицом всей коллегии. Как ненадежен этот мир, думал мальчик, если его жизнь, его будущее зависят от какой-то жалкой монетки!
Наконец он нашел ее — темную, позеленевшую — в дальнем углу выдвижного ящика, не открывавшегося, наверно, со смертных времен. На монетке красовался портрет Линкольна — чем-то прославившегося президента того периода. А еще жил когда-то такой серп — серп Линкольн. Не основатель, но что-то вроде. Как и Ксенократ, серп Линкольн был Верховным Клинком Средмерики, выросшим до Великого Истребителя, но, не выдержав груза ответственности, он выполол себя. Случилось это задолго до рождения подмастерья. «Как кстати, — подумал юноша, — что монетка с изображением его исторического покровителя сыграет такую важную роль в назначении нового Верховного Клинка».
Возвратившись в зал заседаний, паренек обнаружил, что в его отсутствие обстановка там кардинально изменилась, и страшно огорчился, что пропустил все самое интересное.
Ксенократ попросил серпа Кюри пройти вперед, чтобы подбросить монету, определяющую порядок дебатов, — дебатов, которые будут разительно отличаться о тех, каких ожидала серп Кюри. Она решила не торопиться. Поднялась, оправила мантию, покрутила плечами, чтобы размять затекшую шею… Мари не позволяла напряжению одержать над ней верх.
— Это начало конца, — сказал серп Сунь-цзы[28].
— Обратной дороги нет, — вторил серп Сервантес.
— Прекратите! — оборвала она их. — Сколько ни плачь, что небо рушится, этим его на месте не удержишь.
— Ты должна победить его, Мари, — сказал серп Сервантес. — Должна!
— И я это сделаю.
Мари взглянула на Анастасию, с решительным видом стоящую рядом.
— Готова? — спросила Анастасия.
Смешной вопрос. Разве можно быть готовым к схватке с призраком? Даже хуже, — с мучеником?
— Да, — ответила Мари, а что еще она могла ответить? — Да, я готова. Пожелай мне удачи, дорогая.
— Не стану.
И когда Мари воззрилась на Анастасию, ожидая объяснения, та улыбнулась и проговорила:
— Удача — это для неудачников. На твоей стороне история. У тебя есть вес. У тебя есть авторитет. Ты Гранд-дама Смерти. — И прибавила: — Ваше превосходительство.
Мари не смогла сдержать улыбку. Эта девушка, которую она даже и брать-то к себе не хотела, стала ее самой надежной опорой. Самым верным другом.
— Что ж, в таком случае, — проговорила Мари, — я размолочу их в пыль.
И, высоко подняв голову и расправив плечи, двинулась вперед, чтобы вступить в бой с совсем-не-почтенным серпом Годдардом.
• • • • • • • • • • • • • • •
В эти бурные времена наш регион настоятельно требует лидера, не только знакомого со смертью, но и принимающего ее всей душой. Находящего в ней радость. Готовящего мир к тому светлому новому дню, когда мы, серпы, самые мудрые и самые просвещенные люди на Земле, сможем раскрыть свой потенциал во всей его полноте. Под моим руководством мы выметем прочь паутину архаичного мышления и отполируем нашу великую организацию до такого блеска, что станем предметом зависти для всех других регионов. Я отменю систему квот и разрешу серпам Средмерики выпалывать столько, сколько сочтут нужным. Я создам комиссию по переосмыслению наших драгоценных заповедей с целью расширить горизонты и уничтожить сдерживающие нас ограничения. Я позабочусь об улучшении жизненных условий каждого серпа, а также всех достойных средмериканцев, где бы они ни находились. Так мы сделаем наш Орден снова великим.
— Из речи почтенного серпа Годдарда, кандидата на пост Верховного Клинка, 7-е января Года Раптора
• • • • • • • • • • • • • • •
Мы переживаем сейчас поворотный момент нашей истории, столь же решающий, как и день, когда мы победили смерть. Наш мир безупречен, но совершенство невозможно создать раз и навсегда и успокоиться на этом. Совершенство — светлячок, по самой своей природе трудноуловимый и непредсказуемый. Возможно, мы поймали его и посадили в банку, но банка разбилась, и всем нам угрожает опасность порезаться об острые осколки. «Старая гвардия», как нас называют, вовсе не стара. Мы идем навстречу революционным изменениям, предугаданным серпами Прометеем, Ганди, Елизаветой, Лао-цзы и прочими основателями. Сегодня как никогда мы должны принять их видение будущего и жить согласно их идеалам, — либо погрязнуть в коррупции и стяжательстве, причинявших столь страшный ущерб человечеству в смертные времена.
Мы серпы, и для нас важно не то, чего хотим мы. Для нас важно, чего от нас хочет мир. Став Верховным Клинком, я сделаю все от меня зависящее, чтобы мы соответствовали высшим идеалам, чтобы серпы могли гордиться тем, кто они и чем занимаются.
— Из речи почтенного серпа Кюри, кандидата на пост Верховного Клинка, 7-е января Года Раптора
35 Семь процентов человека
Было решено нарушить традицию и сначала посвятить новых серпов, затем провести испытания подмастерьев и лишь потом приступить к голосованию. Это даст каждому время осмыслить дебаты, — однако, если принять во внимание их антагонистический характер, осмысление, пожалуй, потребует куда больше нескольких часов.
Серп Кюри вернулась после дебатов на свое место в полном эмоциональном истощении. Анастасия это заметила, но от других Мари успешно скрыла свое состояние.
— Ну и как я тебе? — спросила она.
— Ты была великолепна, — ответила Анастасия, и все окружающие вторили ей. Однако как бы ни были радужны их надежды, их омрачало тяжкое предчувствие беды.
Серпов отпустили в ротонду на перерыв, совершенно необходимый после столь изматывающих дебатов. Вероятно, все еще не проголодались после обеда, потому что никто не притронулся к закускам. Впервые в истории конклавов вся коллегия, по-видимому, пришла к выводу, что есть вещи поважнее еды.
Ярые приверженцы серпа Кюри — Мандела, Сервантес, Анджелу, Сунь-цзы и другие — окружили ее, словно оборонительный вал. Как всегда, Анастасия чувствовала себя среди великих мира сего не в своей тарелке, и тем не менее они дали ей место в самой середине, как равной.
— Каковы наши перспективы? — спросила серп Кюри, ожидая, что найдется хотя бы кто-нибудь, достаточно храбрый, чтобы ответить честно.
Серп Мандела в смятении покачал головой:
— Не знаю. Нас больше, чем преданных последователей Годдарда, но остается еще добрая сотня серпов, не примкнувших ни к кому. Они могут проголосовать и так, и эдак.