— Слушаюсь, товарищ старшина, — ответил сержант.
Помолчав, добавил:
— Ты бы, Егор, с Евдокией поласковей.
— По какому это поводу?
Хитро улыбнувшись, Сурин наклонился:
— Да вон, видишь, сидит на бугре, как каменная, переживает чего-то.
— Ты что, за адвоката у нее выступаешь?
— Да нет, жалко просто.
Когда сержант ушел, Ордынцев долго не мог успокоиться, продолжал думать о ней.
…Тихо шелестит лес, мягко волнуется под свежим ветром нескошенная трава. Спят уставшие солдаты. Бодрствуют только часовые. Да эти двое, что сидят у палатки. Говорят шепотом, точно боясь разбудить намаявшихся за день косцов.
— И что ты мне попался, Егор? — тоскливо говорила Евдокия. — Провожу тебя — и снова одна.
— Жди, недолго уж осталось воевать. Вернусь когда, заберу тебя с собой. А то останусь здесь.
— Ой, миленький, когда это еще будет!
Обнимая худенькие плечи женщины, Ордынцев виновато успокаивал:
— Так ведь не век же биться будем. Может, к моим на Урал поедешь?
— Нет, Егорушка, несподручно еще сейчас ехать. Что здесь подумают обо мне? Сбежала, скажут, от трудностей.
— Я тебе деньги буду посылать. На кой они мне на фронте?
— Не надо, сама еще заработать могу. Давай договоримся с тобой так — буду ждать, покуда не вернешься. А если…
Где-то близко громыхнуло.
— Ой, что это?
Ордынцев вскочил на ноги. Его ухо уловило далекий гул моторов, доносившийся со стороны озера. Он становился все явственнее. Снова громыхнуло, теперь значительно ближе. «Неужели фашисты прорвались?» — пронеслось в голове старшины. Он бросился к машине с рацией.
— Егор, ты куда? — Евдокия побежала следом.
…Ночью майора Свиридова поднял дежурный по полку.
— Вас срочно к телефону, товарищ майор.
— Кто? — хриплым от сна голосом спросил Свиридов.
— Комбриг, Колесниченко.
Взяв трубку, майор услышал:
— Свиридов? Сейчас мне передали: из окружения вырвалась группа танков противника, за ними движется колонна автомашин с пехотой. Идут к тебе. Сейчас они находятся в двадцати километрах от Гнилого озера.
— У меня там батарея на сенокосе, товарищ полковник, — напомнил майор.
— Это капитана Корзинкина?
— Корзинкин здесь, занят приемкой боевой техники. Там остался старшина Ордынцев. Офицеров нет.
Трубка несколько секунд молчала. Потом озабоченный голос спросил:
— А он как, сумеет организовать оборону?
— Мужик грамотный. Пятый год в армии.
— Ладно, немедленно снимайся и иди полным ходом к нему на помощь.
…Когда батареи полка подошли к озеру, весь луг был затянут густым дымом. Рядом с копнами чернели громады подбитых танков. Они стояли с развороченными гусеницами, с зияющими рваными пробоинами на броне. Несколько танков продолжало гореть.
С командирской машины сошли офицеры. Они остановились возле одного из разбитых орудий. Щит был исковеркан, накатник разбит. Навалившись спиной на правило, лежал убитый с погонами старшины. В светлых усах застряла травинка. Казалось, заснул человек от усталости и стоит его тронуть за плечо, как вскинется он, готовый снова взяться за дело. Неподалеку навзничь лежала худенькая, похожая на подростка женщина. Осколок попал ей в шею.
— Так ведь это Егор Ордынцев! — воскликнул майор Свиридов, рассматривая убитого.
— Он, товарищ майор, пять танков подбил, а шестой его срезал, — сказал подошедший сержант.
— Тот самый Егор Ордынцев? — раздался сзади голос.
Офицеры обернулись. К ним подходили комбриг и командующий артиллерией армии.
— Да, товарищ полковник, — подтвердил Свиридов. — Не пропустил танки, выстоял.
— Добрый был боец, — склонил голову комбриг. — Помню его: мы с ним от Сталинграда вместе шли.
— А что это за женщина в гражданском? — спросил командующий артиллерией.
Корзинкин молчал.
— Любовь его, товарищ генерал, — ответил за него сержант. — Здесь познакомились. Хотел ее отправить в деревню, да она осталась.
— Фамилию знаете?
— Так точно: Евдокия Милашевич.
— Жалко, молодая еще… А почему старшина в лаптях?
— Тут многие лежат в лаптях, — пояснил сержант. — На сенокос старшина Ордынцев выдал. Чтобы обувь кожаную не порвали. Жалел добро.
— Да, — покачал головой генерал, — настоящий старшина… Представьте к награждению погибших, товарищ Колесниченко. И женщину — тоже…
КОНЕЦ ВОЛКОДАВАПовесть
Уездный город досыпал до вторых петухов, когда на Зеленой улице раздался истошный крик:
— Караул, помогите!
В ответ прозвучало несколько выстрелов и зашлись лаем дворовые собаки. Где-то хлопнула калитка, однако на улицу никто не вышел.
Когда бригада уголовного розыска прибыла на место, ворота дома-пятистенника были широко распахнуты, двери конюшни взломаны, а на веранде в луже крови лежал труп мужчины лет пятидесяти. Это был хозяин заезжего двора Егор Савичев, у которого останавливались приезжавшие на рынок крестьяне.
В комнатах все было разбросано, стулья и табуреты опрокинуты, из комода выброшено белье. Один из сотрудников заглянул в гардероб — вещи были на месте.
— А где его жена? — поинтересовался кто-то.
Перерыли все, но ни в подполье, ни на сеновале, ни даже в колодце, в котором долго ковырялись длинным багром, тела Екатерины Савичевой не нашли.
— Опросить соседей! — приказал заместитель начальника уголовного розыска Георгий Шатров, высокий молодцеватый мужчина с темными задумчивыми глазами на чуть вытянутом лице.
По одну сторону заезжего двора жил шорник Курилин, тихий скромный человек, по другую — аптекарь Левинсон. Шорник сказал, что накануне он был в гостях, крепко выпил и спал.
— А супруга моя глуха, как тетерев, — пояснил он, показывая жестом на растерянно улыбавшуюся жену.
— Вчера вы видели Савичеву?
— В чужой двор не заглядываем, — неопределенно ответил Курилин.
— Когда в последний раз у них были заезжие?
— Какие сейчас заезжие? — махнул рукой шорник. — Крестьяне сеют…
Ничего толком не добились и от супругов Левинсонов.
— У Израиля Георгиевича был с вечера сердечный приступ, — пояснила жена аптекаря, суетливо усаживая гостей. — Я с ним всю ночь промучалась. Только к утру и заснули оба.
— Савичеву в эти дни видели?
— Позавчера она заходила к нам, уже не помню зачем. Ах да, просила аспирину. А вчера ее что-то не видно было. — И добавила виновато: — Живем обособленно, друг другом мало интересуемся.
Через час труп Савичева увезли в морг. Взяв понятых, Шатров составил опись вещей.
— Никого в дом не пускать, чуть что — ставьте меня в известность, — приказал он двум сотрудникам и отбыл в милицию.
Там его уже ждали.
— Ну, что, Георгий, случилось? — спросил начальник уездной милиции Иван Федорович Боровков и окинул сотрудника угрозыска острым взглядом.
— Непонятное дело, — начал докладывать Шатров. — Вещи как будто все на месте, деньги, лежавшие в комоде, целы.
— А сколько их там?
— Немного, видимо, выручка с заезжих.
— Может, взяли больше, да хотели показать, что не за тем приходили?
— Возможно. А вот с конюшни трех лошадей свели.
— Так, так. Не цыгане ли хозяйничали?
— Откуда им, — возразил находившийся здесь же начальник угрозыска Парфен Трегубов. — Несколько лет ни одного табора в уезде…
— А золото могло быть у Егора Савичева? — снова поинтересовался начальник милиции.
— Могло, конечно, — ответил Шатров. — Я так думаю: тут дело рук людей Волкодава. Почерк их.
— Так его банду давно разгромили, — возразил Боровков, — а самого на десять лет осудили. В Красноярске отбывает срок.
— Разгромить-то разгромили, а кое-кто мог остаться. Простой уголовник на убийство редко идет. А тут такая пальба была.
— Постой, постой! — остановил Шатрова начальник милиции. — А сколькими пулями убит Егор Савичев?
— Одной, в голову.
— А выстрелов сколько было?
— По утверждению свидетелей — не меньше пяти.
— Закавыка, — почесал затылок Боровков. — И жинка Савичева исчезла. Может, в деревню к кому уехала?
— Выясним, — сказал Парфен Трегубов.
— Да, хлопот нам прибавилось, — вздохнул Боровков. — Ну, что ж, голов вешать не будем, надо действовать.
Шел второй год нэпа. Докатилась его волна до небольшого уездного городка на Урале. Зашевелились частники. Появились владельцы мельниц, крупорушек, кузниц, литейных мастерских, заезжих дворов. Вместе с нэпом ожил уголовный элемент. Участились ограбления. Милиция была завалена жалобами и заявлениями. К ним прибавилось дело об убийстве хозяина заезжего двора Егора Савичева и исчезновение его жены Екатерины. Розыск преступников был поручен Георгию Шатрову.
Выбор на него пал не случайно. Из тридцати лет жизни восемь он провел на войне. В семнадцатом году поручик Шатров добровольно перешел на сторону красных. Отважно сражался против Деникина и Колчака, добивал в Крыму Врангеля, подавлял антоновский мятеж на Тамбовщине. В последний год гражданской войны Георгий Шатров уже командовал полком.
Вернувшись в родной город, Георгий отца с матерью, в живых уже не застал. И он решил уехать на Урал, где жила его старшая сестра. Муж сестры, бывший политработник Пятой армии, работал теперь в уездном комитете партии. Встреча с родными и решила дальнейшую судьбу Шатрова. Время было неспокойное, росла преступность. И когда встал вопрос, где работать Георгию, то им самим выбор был уже сделан — в органах милиции. Вот когда пригодился ему опыт, накопленный в борьбе с бандитизмом на Тамбовщине.
Взявшись за дело Савичева, Шатров сразу откинул версию о том, что грабителями могли быть городские уголовники. В самом деле, зачем им лошади? Скорее они воспользуются вещами или драгоценностями. В лошадях остро нуждались крестьяне. Но те, кто останавливался у Савичева постоянно, вряд ли пойдут на убийство. Это хотя и бедный, но степенный народ, дороживший своей хлеборобской репутацией. Посланные Шатровым помощники несколько дней ездили по окружающим селам, но ничего подозрительного не выявили. Выходит, действовал все-таки кто-то из недобитых б