– Оставь меня! Оставь! – рыдала Кэтрин. – Если я причинила зло, то умираю за него. Разве этого не достаточно? Ведь и ты покинул меня тогда, но я не буду тебя за то винить! Я прощаю тебя, прости же и ты меня!
– Трудно простить, когда глядишь в эти глаза, сжимаешь эти тонкие руки! – ответил он. – Поцелуй меня еще раз, но только не гляди на меня! Я прощаю тебе все, что ты со мной сотворила. Я люблю своего убийцу, но твоего… Нет, не могу я его простить!
Они замолчали и замерли, прижавшись друг к другу так тесно, что слезы их смешались. Мне кажется, в этот великий в их общей судьбе миг плакали оба, и от внешнего бессердечия Хитклифа не осталось и следа.
Тем временем мне стало тревожно: день клонился к вечеру, слуга, отосланный с поручением, вернулся, а в свете косых лучей заходящего солнца я увидала, как далеко внизу в долине после службы паства собирается на паперти Гиммертонской церкви.
– Служба закончилась, – объявила я. – Мой хозяин будет здесь через полчаса.
Хитклиф разразился проклятием и тесней прижал к себе Кэтрин. Она не шелохнулась.
Скоро я увидела наших слуг, поднимавшихся по дороге к черному ходу. Мистер Линтон следовал за ними на небольшом отдалении. Он сам отворил ворота и медленно шел к дому по парку, наслаждаясь прекрасным весенним вечером, теплым почти по-летнему.
– Он здесь, он идет прямо сюда! – воскликнула я. – Ради всего святого, поторопитесь! Спускайтесь по главной лестнице – там вы никого не встретите. Уходите скорее, а потом укройтесь за деревьями, пока мистер Линтон не пройдет в дом.
– Я должен идти, Кэти, – сказал Хитклиф, пытаясь разомкнуть кольцо ее рук. – Но, клянусь, если доживу, то вновь приду к тебе уже сегодня перед тем, как ты уснешь. Я буду в двух шагах от твоего окна, обещаю!
– Не уходи! – взмолилась она, держа его так крепко, как ей хватало сил. А затем добавила с неожиданным упрямством: – Ты не уйдешь, я тебе не разрешаю!
– Только на час, – пообещал он.
– Ни на минуту, – отрезала она.
– Но я должен уйти, Линтон будет здесь с минуты на минуту, – настаивал наш незваный гость в сильном волнении.
Он попытался встать и насильно разжать ее пальцы, но она, задыхаясь, не отпускала его, и на лице ее появилась решимость сумасшедшей.
– Нет, ты не уйдешь! – закричала она в исступлении. – Мы вместе в последний раз! Эдгар ничего нам не сделает. Хитклиф, я умру! Умру прямо сейчас!
– О, черт! Принесла же его нелегкая! – выругался Хитклиф, снова опускаясь в кресло. – Тише, любимая! Тише, тише, Кэтрин! Я остаюсь. Если он застрелит меня как собаку, я умру с благословением на устах.
И вот они снова в объятиях друг друга, а я слышу, как мой хозяин поднимается по лестнице, и холодею от собственного страха и бессилия.
– Не слушайте ее бред! – закричала я в полном отчаянии. – Она сама не понимает того, что говорит. Вы хотите погубить ее, потому что она безумна и не в состоянии защитить себя? Вставайте! Хватит притворяться – вы можете освободиться в один миг. Видно, вы затеяли самое дьявольское из своих дел! Из-за вас мы все погибнем: хозяин, хозяйка и служанка.
Я ломала руки, взывая к нему, и тут услышала, что мистер Линтон заспешил на шум. Как сильно я ни волновалась, я искренне обрадовалась, увидев, что руки Кэтрин бессильно разжались и голова поникла.
«Она в глубоком обмороке или мертва, – подумала я. – И лучше бы ей умереть, а не влачить остаток дней вечным укором и обузой для близких».
Эдгар рванулся к непрошеному гостю с лицом, побледневшим от изумления и ярости. Я не знаю, каковы были его намерения, но в этот момент Хитклиф, казалось, отказался от мысли противостоять мужу Кэтрин. Он буквально с рук на руки передал ему безжизненное тело его жены и произнес:
– Послушайте, если в вас есть человечность, позаботьтесь прежде всего о ней, а мы с вами потом поговорим!
Хитклиф вышел в гостиную и уселся там. Мистер Линтон призвал меня, и мы с большими трудами и перепробовав множество средств все-таки сумели привести госпожу в чувство. Но она была в полной потере памяти и помутнении рассудка, поминутно горестно вздыхала и никого не узнавала. Эдгар в своей тревоге за ее жизнь и думать забыл о ее друге, к которому питал столь сильную ненависть. Я же не забыла: при первой же возможности я прошла в гостиную и уговорила Хитклифа покинуть наш дом, уверив, что Кэтрин лучше и что утром я сразу же сообщу ему, как она провела ночь.
– Я ухожу, но из дома, а не за пределы усадьбы, – заявил он. – Я останусь в саду. Смотри же, Нелли, сдержи завтра свое слово! Я буду скрываться под теми лиственницами. Если не придешь, я сам войду в дом, невзирая на присутствие или отсутствие Линтона.
Он бросил беглый взгляд в приоткрытую дверь комнаты Кэтрин и, убедившись, что я говорю ему правду, избавил наш дом от своего присутствия, не принесшего нам ничего, кроме несчастий и бед.
Глава 16
Этой ночью около двенадцати родилась та самая Кэтрин, которую вы видели на Грозовом Перевале, – родилась она семимесячной и совсем крохотной. А через два часа та, кто дала ей жизнь, покинула наш мир, так и не приходя в сознание. В свой смертный час она не увидела, что Хитклифа нет подле нее, и не смогла ни опечалиться этим, ни проститься с Эдгаром. Горе последнего было столь велико, что я даже не хочу описывать вам его. Последствия утраты вылились в глубокую и затаенную скорбь, поселившуюся в душе моего хозяина. В моих глазах несчастье усугублялось еще и тем, что владелец «Скворцов» не получил законного наследника. Я оплакивала нашу злую участь, глядя на хиленькую сиротку, и мысленно корила старого Линтона, который – хоть и будучи в своем полном праве – закрепил в завещании свои владения за собственной дочерью, а не за дочерью сына. Да, в негостеприимный мир вступила следующая Линтон! В первые часы своего существования на этом свете бедняжка могла буквально изойти криком и плачем, и никто бы не обратил на нее внимания. Впоследствии мы окружили ее всяческой заботой, но начало ее жизни было отмечено той же пустотой и одиночеством, которыми, скорее всего, будет омрачен и ее конец.
На следующее утро солнце, которое радостно и ярко светило на улице, прокралось сквозь ставни и шторы в безмолвную комнату, мягким светом залило кровать и лежащее на ней неподвижное тело. Эдгар Линтон склонил голову на подушку подле своей жены, глаза его были закрыты. Его молодое, красивое лицо бы почти таким же мертвенно бледным, как и лицо Кэтрин, и почти таким же застывшим, но если неподвижность его черт отражала полную опустошенность, то ее – вечное умиротворение. Лоб ее разгладился, веки смежились, на губах играло подобие улыбки. Воистину, она была прекрасней, чем ангел небесный! На меня снизошел тот же бесконечный покой, который окружал ее, мысли мои никогда не были столь благочестивы, чем тогда, когда я взирала на этот ничем не нарушаемый образ последнего отдохновения. Я невольно вспомнила слова, которые она произнесла всего несколько часов назад, и пробормотала: «Невообразимо далеко и высоко над всеми нами… Где бы ни был сейчас ее дух, все еще на земле или уже на небесах, она примирилась с Господом!»
Уж не знаю, может быть, есть во мне какая-то странность, только на меня часто снисходит какое-то тихое счастье, когда я отдаю последний долг покойному, особенно если я нахожусь наедине с ним, в отсутствии бурно скорбящих или застывших в смертной тоске родственников. В мертвых вижу я то утешение, которое не разрушается ни земной суетою, ни адскими кознями. Я чувствую, как душа вступает в беспредельное, безоблачное пространство, именуемое Вечностью, где жизнь бесконечна, любовь взаимна и бескорыстна, а радость всеобъемлюща. В тот момент, когда я глядела на тело Кэтрин, мне подумалось о том, как много эгоизма в любви – даже такой, которую испытывал к ней мистер Линтон, – коль скоро он столь сильно сокрушался о ее блаженной кончине, подарившей ей успокоение! Конечно, кто-то мог бы усомниться в том, что после бурного ее существования, проникнутого нетерпением сердца, она действительно заслужила тихую пристань. Но такие сомнения могли возникнуть уже потом, в пору холодного осмысления происшедшего, а не тогда, у ее мертвого тела. Ибо в нем сосредоточился такой покой и такое умиротворение, которые казались залогом вечного спасения для души, совсем недавно его населявшей.
А вы, сэр, что думаете? Счастливы такие люди на том свете? Много бы я дала, чтобы узнать…
Я не стал отвечать на вопрос миссис Дин, который показался мне несколько еретическим. Она продолжала: «Боюсь, что, если проследить все течение жизни Кэтрин Линтон, невелика надежда на такое ее посмертное счастье, но давайте оставим ее душу промыслу ее Творца.
Хозяин, казалось, забылся сном, – продолжила она свой рассказ, – и сразу после рассвета я выскользнула из комнаты, чтобы подышать свежим воздухом. Слуги решили, что я пытаюсь стряхнуть с себя сонливость после ночного бдения, но на самом деле мне нужно было увидеть мистера Хитклифа. Если он всю ночь провел под лиственницами, как обещал, то не мог знать, что случилось в усадьбе, разве что обратил внимание на слугу, мчавшегося вскачь с поручением в Гиммертон. Если же он подобрался ближе к дому, то по мельтешению огней и хлопанью наружных дверей мог бы догадаться, что внутри дела плохи. Я хотела найти его и в то же время боялась. Я понимала, что мне придется сообщить ему ужасную новость, и хотелось с этим быстрей покончить, но как это сделать, я не знала. Он был в условленном месте, вернее на несколько ярдов дальше, в глубине парка. Он стоял, прислонившись к старому ясеню – голова непокрыта, волосы намокли от росы, собравшейся на ветках с нераскрывшимися почками и падавшей прямо на него. По всему было видно, что он давно так стоит, потому что рядом, меньше чем в трех футах от него, кружила парочка дроздов. Птицы были заняты строительством гнезда и не обращали на него ни малейшего внимания, как будто бы он был стволом дерева. Дрозды улетели при моем приближении, а он поднял на меня глаза и заговорил: