– Вовсе нет! – возразила она. – Не худшая, а лучшая! Прочие только потакают моим прихотям или прихотям Эдгара. Все это лишь ради того, кто воплощает мои чувства к Эдгару и к себе самой! Словами этого не выразишь, но наверняка и ты, и другие люди догадываются о том, что наше существование не должно или не может ограничиваться лишь тем, что заключено в нас. В чем смысл моего существования, если я целиком сосредоточена здесь? Мои самые большие страдания в жизни – страдания Хитклифа, я с самого начала видела и чувствовала его боль: я думаю только о нем! Если все исчезнет, а он останется, я тоже продолжу быть; если же все останется, а он исчезнет, то мир превратится в довольно странное место: я не смогу быть его частью. Моя любовь к Линтону подобна листве в лесу – со временем она переменится, я прекрасно знаю, как зима меняет облик деревьев. Моя любовь к Хитклифу подобна всевечным скалам под ногами: взор они не ласкают, но без них не обойтись. Нелли, я и есть Хитклиф! Он всегда, всегда в моих помыслах: не как источник удовольствия, ведь сама я вовсе не источник удовольствия для себя, а как самая моя суть! Поэтому не говори больше о нашем расставании – это невозможно, и…
Она умолкла и зарылась лицом в складки моего платья, но я резко отдернула подол. Ее чудачества вывели меня из себя!
– Из вашего бреда, мисс, можно заключить лишь одно, – проговорила я, – вы и понятия не имеете об обязанностях, которые налагает на женщину брак; или же вы дурная, распущенная девчонка. Хватит с меня ваших тайн, хранить их я не обещаю!
– А эту сохранишь? – взволнованно спросила она.
– Ничего не обещаю, – повторила я.
Она бы продолжила настаивать, но приход Джозефа положил нашему разговору конец, и Кэтрин отсела в угол, баюкая Гэртона, пока я готовила ужин. Я закончила, и мы с Джозефом заспорили, кому нести еду мистеру Хиндли, и никак не могли договориться, пока все почти не остыло. Тогда мы решили спросить, голоден ли он, поскольку боялись входить в комнату после того, как хозяин долго пробыл один.
– Наш недоумок уже вернулся с поля? Чем же он занят? Небось бездельничает?! – проворчал старик, оглядываясь в поисках Хитклифа.
– Пойду позову его, – ответила я. – Он наверняка в хлеву.
Я сходила туда и позвала, но он не откликнулся. По возвращении я шепнула Кэтрин, что Хитклиф слышал большую часть того, что она говорила, и сообщила, что заметила его в кухне, когда она жаловалась на несправедливое отношение к нему Хиндли. Кэтрин в испуге подскочила, кинула Гэртона на скамью и помчалась искать своего друга, не тратя времени на размышления о том, почему так взбудоражена или чем ее слова могли его задеть. Ее не было так долго, что Джозеф больше ждать не захотел. Он лукаво предположил, что они не идут, чтобы не слушать пространную молитву перед едой. По его словам, они были «слишком дурные и способны на всяческие непотребства». В их честь он прочел особую молитву помимо привычной ежевечерней на четверть часа, и добавил бы еще, если бы молодая хозяйка не ворвалась и не приказала ему бежать по дороге, отыскать Хитклифа, где бы тот ни бродил, и привести его немедленно.
– Я хочу с ним поговорить – я должна с ним поговорить прежде, чем поднимусь к себе, – заявила она. – И ворота распахнуты – он ушел так далеко, что не слышит, хотя я звала его с крыши загона изо всех сил.
Джозеф принялся спорить, но она была настроена слишком серьезно и не потерпела бы никаких возражений; в конце концов он надел шляпу и вышел, сердито ворча. Тем временем Кэтрин металась, восклицая: «Где же он? Куда подевался? Что я такого сказала, Нелли? Не помню. Он огорчился из-за моего плохого настроения днем? Господи! Чем я могла его расстроить? Я так хочу, чтобы он вернулся! Как же я этого хочу!»
– Что за ерунда на пустом месте?! – воскликнула я, тоже сама не своя. – Вряд ли стоит полошиться из-за того, что Хитклиф решил прогуляться по вересковым пустошам при лунном свете или разобиделся и ушел спать на сеновал. Уверена, там он и прячется. Сейчас я выкурю его из норы!
Я вновь отправилась на поиски, но вернулась ни с чем, как и Джозеф.
– Парень совсем от рук отбился! – посетовал он по возвращении. – Оставил ворота открытыми, коняшка мисс протопталась по двум полям и вышла прямо на луг. В общем, с утра хозяин будет сильно ругаться, и ему попадет. Хозяин – само терпение с такими нерадивыми, никчемными созданиями, само терпение! Но всякому терпежу должен быть конец – вот увидите, сами все увидите! Разве можно расстраивать его по пустякам?
– Хитклифа нашел, старый осел? – перебила Кэтрин. – Ты вообще его искал, как я наказала?
– Я поискал бы коня, – ответил Джозеф. – Оно куда разумней. Хотя в такую ночь не сыскать ни лошадь, ни человека – темно как в дымоходе! – а Хитклиф точно на мой свист не явится – скорее на ваш зов выглянет.
Для лета вечер выдался очень мрачный: сгустились грозовые тучи, и я сказала, что нам лучше садиться за стол: надвигающийся дождь наверняка загонит парнишку домой без дополнительных усилий с нашей стороны. Однако Кэтрин уговорам не поддалась. Она продолжала бродить взад-вперед, от ворот к двери, в состоянии возбуждения, в котором не может быть покоя, и под конец устроилась у стены возле дороги, где и ждала, не обращая внимания ни на мои уговоры, ни на грохотание грома и первые крупные капли дождя, время от времени звала, прислушивалась и плакала навзрыд почище, чем Гэртон или любое другое дитя.
К полуночи мы так и не легли, и тут над перевалом разразилась свирепая буря. Дул неистовый ветер, гремел гром, и то ли ветром, то ли молнией расщепило дерево в углу дома: огромная ветка упала на крышу и сшибла часть восточной дымоходной трубы, засыпав кухонный очаг камнями и сажей. Нам показалось, что разряд ударил прямо в кухню, и Джозеф рухнул на колени, умоляя Господа вспомнить Ноя и Лота и, как в прежние времена, пощадить праведников и сокрушить нечестивцев. Мне невольно подумалось, что суд вершится над нами. Иона, по моему разумению, был мистер Эрншо, и я подергала ручку его двери, желая убедиться, что тот еще жив. Он ответил достаточно внятно и грубо, заставив Джозефа возопить с удвоенной силой: мол, есть огромная разница между святыми вроде него самого и грешниками вроде нашего хозяина. Двадцать минут спустя буря стихла, не причинив нам ни малейшего вреда, за исключением Кэйти, которая из-за своего упрямства промокла до нитки, поскольку не пожелала укрыться от непогоды и простояла всю грозу на открытом месте без шляпки и шали. Она вошла в дом и легла на скамью, вся в мокром, повернулась к спинке и закрыла лицо руками.
– Ну же, мисс! – окликнула я, коснувшись ее плеча. – Неужели вы смерти хотите? Знаете, который теперь час? Половина первого. Идемте, идемте в постель! Ни к чему ждать этого глупого мальчишку, он наверняка подался в Гиммертон, там и заночует. Вряд ли он думает, что мы станем дожидаться его допоздна, по крайней мере, понимает, что сейчас не спит и может открыть ему дверь только мистер Хиндли, а с ним-то ему встречаться неохота!
– Нет-нет, вовсе он не в Гиммертоне! – заявил Джозеф. – Думаю, парень лежит на дне болота. Буря разразилась неспроста, и вам бы поостеречься, мисс – может, вы следующая. Хвала Небесам! Все идет впрок тем, кто избран и поднят из грязи! Сами знаете, что говорится в Писании.
Бросив тщетные уговоры, я оставила упрямую девчонку лежать на скамейке в мокрой одежде и дрожать, а Джозефа проповедовать, и легла в постель с малюткой Гэртоном, который уснул так крепко, словно и все вокруг спали. Я слышала, как Джозеф немного почитал, потом на лестнице раздались его медленные шаги, и я заснула.
Утром я спустилась на кухню позже обычного и увидела в солнечных лучах, пробивавшихся сквозь ставни, мисс Кэтрин, все еще сидевшую у очага. Дверь в дом была распахнута, сквозь незанавешенные окна падал свет; вышел Хиндли и остановился у очага, помятый и сонный.
– Что с тобой, Кэйти? – спрашивал он, когда я входила. – Выглядишь плачевно, прямо щенок-утопленник. Почему ты такая мокрая и бледная, детка?
– Промокла, – нехотя ответила она, – и замерзла, только и всего.
– До чего же непослушная! – вскричала я, приметив, что хозяин вполне протрезвел. – Вчера вечером промокла и просидела здесь всю ночь, мне не удалось ее и с места сдвинуть!
Мистер Эрншо уставился на сестру с удивлением.
– Всю ночь, – повторил он. – Почему же не легла? Вряд ли ты испугалась грома – гроза закончилась несколько часов назад.
Никому не хотелось упоминать про отсутствие Хитклифа, пока можно было его скрывать, и я ответила, что не знаю, почему ей взбрело в голову не ложиться, а она промолчала. Утро выдалось свежее и прохладное, я распахнула окошко, и в кухню из сада заструились приятные запахи, но Кэтрин сердито крикнула:
– Эллен, закрой сейчас же! Я умираю от холода! – Клацнув зубами, она придвинулась к погасшим углям.
– Она нездорова, – заметил Хиндли, беря сестру за запястье. – Наверное, потому и в постель не пошла. Черт побери! Только хворых мне тут не хватало! Зачем под дождь полезла?
– Как всегда, бегала за парнями! – прохрипел Джозеф, воспользовавшись заминкой, чтобы открыть свой поганый рот. – На вашем месте, хозяин, я захлопнул бы у них перед носом двери, вот и все! Без вас ни дня не проходит, чтобы сюда не пролез сынок Линтонов, да и мисс Нелли хороша! Сидит в кухне и бдит, а как вы в дверь, так Линтон за дверь, и потом наша первая леди отправляется на свиданьице к другому. Весьма примерное поведение – шляться по полям после полуночи с поганым, чертовым цыганом Хитклифом! Думают, я слепой, но нет – не тут-то было! Видел я, как молодой Линтон приходит-уходит, видел я, как ты (и он напустился на меня) – никчемная, ленивая чертовка! – вбежала в дом, едва лошадь хозяина показалась на дороге!
– Молчи, ябедник! – вскричала Кэтрин. – Я не потерплю твоей наглости! Эдгар Линтон заглянул вчера случайно, Хиндли, и я сама велела ему уйти, потому что знаю, как ты не любишь с ним встречаться в таком состоянии.