– Что?! – вскричала я, не зная, человек он или дух, и изумленно всплеснула руками. – Вы вернулись? Неужели это действительно вы?
– Да, я – Хитклиф, – ответил он, переводя взгляд на окна, в которых отражалось несколько сияющих лун, но не было ни проблеска света изнутри. – Хозяева дома? Где она? Нелли, ты не рада! Не волнуйся так. Она здесь? Говори! Я хочу сказать ей пару слов. Иди и передай Кэтрин, что некто из Гиммертона желает ее видеть.
– Как она отнесется? Как отреагирует? Ваш сюрприз огорошил меня, а она и вовсе с ума сойдет! Неужели вы – Хитклиф?! Как изменились! Нет, ну надо же! В солдаты подались?
– Иди и передай, что велено, – нетерпеливо перебил он. – Я в аду, пока ты медлишь!
Он поднял щеколду, и я вошла в дом, но, дойдя до гостиной, где расположились мистер и миссис Линтон, замялась на пороге. Наконец, решив воспользоваться благовидным предлогом (спросить, не нужно ли зажечь свечи), я открыла дверь.
Они сидели рядом в распахнутом настежь окне, за которым виднелись не только деревья сада и заросший зеленый парк, но и долина Гиммертона с длинной полосой тумана, вьющейся почти до самой вершины (как вы, наверное, заметили, вскоре после часовни водоотводная канава с болот соединяется с ручьем, повторяющим изгиб лощины). «Грозовой перевал» возвышался над этими серебристыми испарениями, однако старый дом видно не было – он находится чуть ниже по другую сторону. И комната, и ее обитатели, и пейзаж, которым они любовались, выглядели удивительно мирными. Скрепя сердце я решила уклониться от поручения и промолчать, спросив лишь про свечи, потом устыдилась своей глупости и произнесла:
– Мэм, вас хочет видеть некто из Гиммертона.
– Что ему нужно? – поинтересовалась миссис Линтон.
– Я не спрашивала.
– Закрой шторы, Нелли, – велела она, – и неси чай. Я тотчас вернусь.
Она покинула комнату, мистер Эдгар небрежно поинтересовался, кто же пришел.
– Кое-кто, кого госпожа не ждет, – ответила я. – Некий Хитклиф – помните его, сэр? – когда-то он жил у мистера Эрншо.
– Что?! Тот цыган – тот деревенщина? – вскричал он. – Почему ты не сказала Кэтрин без обиняков?
– Тише! Не следует так его называть, – заметила я. – Госпожа очень опечалится, если услышит. Когда он сбежал, она была просто убита горем. Полагаю, возвращение Хитклифа станет для нее настоящим праздником.
Мистер Линтон подошел к окну в другом конце комнаты, выходившем на двор. Он открыл створку и высунулся. Видимо, они были внизу, потому что он крикнул: «Не стой там, любимая! Веди человека сюда, если он по делу». Вскоре стукнула щеколда, и Кэтрин взлетела наверх, запыхавшаяся и взволнованная, слишком взбудораженная, чтобы проявлять радость: по ее лицу иной бы предположил, что случилось нечто ужасное.
– Ах, Эдгар, Эдгар! – выпалила она, обвивая его за шею руками. – Ах, милый Эдгар! Хитклиф вернулся – вернулся! – И она стиснула его изо всех сил.
– Хватит, хватит! – сердито вскричал ее муж. – Незачем меня душить по такому поводу! Подумаешь, сокровище нашлось. Зря ты горячишься.
– Знаю, тебе он не нравится, – ответила Кэтрин, слегка умеряя восторг. – И все же, ради меня, вы должны стать друзьями. Пригласить его подняться?
– Прямо сюда, – уточнил он, – в гостиную?
– Куда же еще?
Он сгоряча предложил кухню как место более подходящее. Миссис Линтон смерила его насмешливым взглядом – отчасти рассердившись, отчасти потешаясь над его привередливостью.
– Нет уж, – добавила она, помолчав, – я не могу сидеть с ним в кухне. Поставь два стола, Эллен: один для твоего хозяина и мисс Изабеллы, мелкопоместных джентри, другой для меня, классом пониже. Так тебя устроит, милый? Или велеть служанке затопить камин в соседней комнате? Если да – распоряжайся, а я сбегаю вниз и приведу моего гостя. Радость-то какая, поверить не могу!
Она метнулась к двери, но Эдгар ее удержал.
– Его приведет она, – сказал он, имея в виду меня, – а ты, Кэтрин, радуйся, только без глупостей. Ни к чему будоражить весь дом, принимая сбежавшего слугу как родного брата.
Я спустилась и обнаружила Хитклифа под навесом, явно ожидающего приглашения войти в дом. Он последовал за мной без лишних слов, и я привела его к господину и госпоже, чьи пылающие щеки выдавали нелегкий разговор. Стоило появиться в дверях ее другу, как леди тут же просияла от радости, бросилась к нему, схватила за руки и повела к Линтону, взяла вялые пальцы мужа и соединила с его. При свете камина и свечей я с изумлением обнаружила, насколько разительна перемена, произошедшая с Хитклифом. Он превратился в высокого, могучего, атлетически сложенного мужчину – рядом с ним мой хозяин казался хрупким юношей. Прямая осанка свидетельствовала о том, что он побывал в армии. Черты его лица выглядели намного старше, чем у мистера Линтона, свидетельствовали об уме и не сохранили ни следа прежнего душевного упадка. В сведенных бровях и глазах, полных черного огня, еще таилась дикарская жестокость, пусть и обузданная; в манерах появилась степенность – былая грубость исчезла, но из-за чрезмерной суровости им не хватало изящества. Мой хозяин удивился не меньше, а то и больше меня: он долго молчал, не зная, как обратиться к так называемому деревенщине. Хитклиф уронил его тонкую руку и стоял, глядя с прохладцей, пока тот вновь не обрел дар речи.
– Садитесь, сэр, – наконец нашелся он. – Миссис Линтон, вспомнив старые времена, убедила меня оказать вам радушный прием. Я тоже рад, когда происходит что-нибудь, способное доставить ей удовольствие.
– И я, – ответил Хитклиф, – особенно если сам к этому причастен. Охотно останусь на час или даже два.
Он уселся напротив Кэтрин, которая глаз с него не сводила, точно опасаясь, что он исчезнет. Хитклиф глядел на нее нечасто – посмотрит и отведет глаза, и с каждым разом в них вспыхивало торжество, питавшееся неприкрытым восторгом, что горел в ее взгляде. Их слишком поглотила радость встречи, и они не испытывали ни малейшего смущения. Чего не скажешь о мистере Эдгаре: он бледнел все сильнее от раздражения, которое достигло пика, когда жена его поднялась, подошла к Хитклифу, вновь схватила гостя за руки и рассмеялась, словно не в себе.
– Завтра я буду думать, что мне это приснилось! – вскричала она. – Я не смогу поверить, что видела тебя, касалась тебя и говорила с тобой вновь! И все же, мой жестокий Хитклиф, ты не заслуживаешь столь теплого приема! Исчез на три года, не писал и небось ни разу меня не вспомнил!
– Я вспоминал тебя, Кэйти, – тихо сказал он, – недавно услышал о твоем замужестве и, ожидая сейчас во дворе, придумал план: взгляну тебе в лицо, увижу удивление и притворную радость, потом расквитаюсь с Хиндли и избавлю власти от лишних хлопот, наложив на себя руки. Твое радушие вынудило меня выбросить эти мысли из головы, но берегись, если в следующий раз мы встретимся в ином настроении! Нет уж, теперь от меня не избавишься! Ты ведь и правда по мне горевала? С тех пор как я слышал твой голос в последний раз, мне жилось весьма нелегко; и ты должна меня простить, ведь я боролся лишь ради тебя!
– Кэтрин, если не хочешь, чтобы чай остыл, иди к столу, – перебил Линтон, пытаясь сохранять свой обычный тон и надлежащую меру учтивости. – Мистеру Хитклифу предстоит долгая прогулка, где бы он ни остановился на ночь, да и я хочу пить.
Она заняла свое привычное место возле чайника, и на звонок мисс пришла Изабелла; подвинув господам стулья, я покинула гостиную. Чаепитие продолжалось не более десяти минут. Чашка Кэтрин осталась пуста: она не могла ни пить, ни есть. Эдгар расплескал напиток по блюдцу и едва пригубил. Тем вечером их гость пробыл не больше часа. Когда он уходил, я спросила, не в Гиммертон ли он собрался.
– Нет, на «Грозовой перевал», – ответил Хитклиф. – Мистер Эрншо пригласил, когда я нанес ему визит утром.
Мистер Эрншо его пригласил! И он нанес визит мистеру Эрншо! После ухода Хитклифа я мучительно размышляла над услышанным. Зачем он вернулся? Не притворяется ли другом, а сам замыслил недоброе? В глубине души ворочалось дурное предчувствие: лучше бы он держался от нас подальше!
Посреди ночи я проснулась оттого, что вошла миссис Линтон, уселась на постель и потянула меня за волосы, желая разбудить.
– Не могу уснуть, Эллен, – пожаловалась она, как бы извиняясь. – Хочу, чтобы хоть одна живая душа разделила со мной мое счастье! Эдгар надулся, потому что я радуюсь тому, что ему не интересно: кроме мелочных, глупых речей от него ничего не дождешься: он заявил, что с моей стороны жестоко и эгоистично заставлять его разговаривать, когда ему нездоровится и охота спать. Вечно ему нездоровится, когда он сердит! Я сказала пару одобрительных фраз в адрес Хитклифа, и он заплакал – то ли и правда голова болит, то ли из зависти – так я встала и вышла!
– К чему хвалить Хитклифа в его присутствии? – откликнулась я. – Мальчишками они испытывали друг к другу неприязнь, да и Хитклифу было бы не менее неприятно слышать похвалы Эдгару – такова человеческая натура. Оставьте мистера Линтона в покое, если не хотите, чтобы между ними вспыхнула ссора.
– Разве это не свидетельствует о чрезвычайной слабости духа? – продолжала она. – Я ничуть не завистлива: меня не ранит красота золотистых волос Изабеллы и белизна ее кожи, утонченная элегантность и привязанность, которую к ней проявляют все члены семьи. Даже ты, Нелли, если мы с тобой иногда спорим, становишься на сторону Изабеллы, и я уступаю как неразумная мать: называю ее душечкой и всячески угождаю, чтобы не сердилась. Ее брату приятно видеть, как мы любезничаем, что приятно в свою очередь мне. Они очень похожи: избалованные дети, считающие, что мир вертится вокруг них, и пускай я потакаю обоим, мне порой думается, что разумное наказание пошло бы им на пользу.
– Ошибаетесь, миссис Линтон, – возразила я. – Это они потакают вам: представляю, что было бы, если бы они поступали иначе. Вы вполне можете себе позволить потакать их мимолетным капризам, покуда они исполняют все ваши желания. Впрочем, в итоге вы поссоритесь из-за чего-нибудь одинаково принципиального для обеих сторон, и тогда те, кого вы считаете слабыми, могут оказаться столь же упертыми, как и вы.