– Проследив за жизнью Кэтрин Линтон, мы вряд ли вправе так считать, но давайте оставим это на усмотрение Создателя.
Хозяин выглядел спящим, и вскоре после рассвета я рискнула покинуть комнату и выйти на свежий воздух. Слуги подумали, что я пошла стряхнуть сонливость после долгого бдения, на самом же деле причиной моей отлучки была встреча с мистером Хитклифом. Если он провел среди лиственниц всю ночь, то мог не заметить переполох в усадьбе, разве что увидел несущегося галопом гонца, посланного в Гиммертон. Если он расположился поближе, то по метанию огней, по хлопанью дверей мог догадаться, что в доме не все благополучно. Я хотела и в то же время боялась с ним встретиться. Его ждали ужасные вести, и мне не терпелось поскорее с этим покончить, но я понятия не имела, как это сделать. Он обнаружился неподалеку, в парке – стоял, прислонившись к старому ясеню, без шляпы, и волосы его намокли от росы, которая падала с покрытых почками ветвей. Судя по парочке дроздов, занятых постройкой гнезда, он простоял там долго – птицы сновали буквально в трех футах от него, обращая на застывшего Хитклифа внимания не больше, чем на дерево. При моем приближении они упорхнули прочь, а он поднял взгляд и произнес:
– Она умерла! Я ждал тебя вовсе не для того, чтобы это услышать. Убери платок – не распускай передо мной нюни. Будьте вы все прокляты! Ваши слезы ей не нужны!
Я плакала по нему не меньше, чем по ней: порой мы жалеем созданий, которые не испытывают никаких чувств ни к себе, ни к другим. Когда я взглянула ему в лицо, то поняла, что Хитклиф знает о трагическом исходе, и в голову мне пришла глупая мысль, что сердце его смирилось, и он молится, поскольку губы шевелились, и взгляд был устремлен в землю.
– Да, умерла! – ответила я, сдерживая рыдания и утирая щеки. – Ушла на небеса, надеюсь, где мы все к ней присоединимся, если учтем предупреждение и оставим свои дурные пути, устремившись дорогою добра.
– Значит, она учла предупреждение? – спросил Хитклиф, пытаясь усмехнуться. – И умерла как святая? Ну же, расскажи, как все на самом деле произошло. Как умерла…
Он пытался произнести имя и не мог; сжав губы, он вел безмолвную борьбу со снедавшей его мукой, вместе с тем бросая вызов моему сочувствию непоколебимо яростным взглядом.
– Как умерла она? – наконец выдавил из себя Хитклиф, с готовностью оперевшись на ясень, поскольку борьба с собой далась ему нелегко, и он дрожал всем своим могучим телом.
«Бедняга! – подумала я. – У тебя такое же сердце и нервы, как и у собратьев! Почему же ты так пытаешься их скрыть? Гордость твоя не ослепит Господа! Ты искушаешь Его терзать тебя, пока Он не вырвет твой униженный крик».
– Отошла тихо, как агнец, – ответила я вслух. – Вздохнула и потянулась, как дитя во сне, через пять минут сердце ее вздрогнуло в последний раз и все!
– Про меня не спрашивала? – с усилием выговорил Хитклиф, словно боясь услышать подробности, которых ему не вынести.
– В сознание уже не приходила – с тех пор, как вы ушли, она никого не узнавала, – сообщила я. – Лежит со счастливой улыбкой на лице, ведь ее последние помыслы обратились к приятным денькам прошлого. Жизнь ее закончилась мирным сном – так пусть же и пробуждение в ином мире будет для нее столь же приятным!
– Пусть проснется в муках! – вскричал Хитклиф с неистовым пылом, топая ногой и стеная во внезапном приступе необузданной страсти. – Как была обманщицей, так и осталась! Где она? Нет, не на небесах – и не сгинула, – так где же? О! Ты говорила, что тебе плевать на мои страдания! И у меня лишь одна молитва – я буду ее твердить, пока язык не задеревенеет: Кэтрин Эрншо, не видать тебе покоя, покуда я жив! Ты сказала, что тебя убил я – так пусть же твой призрак меня преследует! Полагаю, убитые преследуют своих убийц. Я знаю, что призраки бродят по земле. Будь со мной всегда – в любом обличье, – сведи меня с ума, только не покидай в этой пучине, где я не могу тебя отыскать! О, Господи! Это невыносимо! Мне не выжить без моей жизни! Мне не выжить без моей души!
Он ударил головой сучковатый ствол, поднял взгляд и завыл не как человек – как дикий зверь, которого подталкивают к гибели ножами и копьями. На коре дерева виднелись брызги крови, рука и лоб тоже запачкались – похоже, сцена, которой я стала свидетелем, ночью повторялась не раз. Сострадания у меня она не вызвала, только ужаснула, и все же мне не хотелось оставлять его в таком состоянии. Но едва Хитклиф опомнился настолько, что заметил меня, как громогласно велел мне уйти, и я подчинилась. Ни утешить, ни успокоить его было не в моих силах!
Похороны миссис Линтон назначили на пятницу, и до тех пор ее гроб стоял в большой гостиной открытым, усыпанным цветами и душистыми листьями. Линтон проводил там дни и ночи, как неусыпный страж, а Хитклиф (чего не знал никто, кроме меня) ночами простаивал снаружи, точно так же не зная покоя. Я с ним не общалась, хотя и знала, что он намерен войти, если удастся, и во вторник, вскоре после наступления темноты, когда мой усталый хозяин вынужденно отлучился на пару часов, я открыла окно, чтобы дать Хитклифу возможность сказать последнее «прощай» своему поблекшему кумиру. Он не преминул воспользоваться шансом – осторожно и быстро, и не выдал своего присутствия ни малейшим шумом. В самом деле, даже я не заметила бы, что он там побывал, если бы не смятая ткань на лице трупа и локон светлых волос, перевязанных серебристой ниткой, на полу; при ближайшем рассмотрении я поняла, что тот из медальона с шеи Кэтрин. Хитклиф открыл медальон, выбросил локон Линтона и заменил своим черным. Я переплела две прядки и вложила их обратно.
Разумеется, мистера Эрншо пригласили предать останки его сестры земле, но он так и не пришел и даже не извинился, так что, кроме мужа, провожали ее в последний путь только арендаторы и слуги. Изабеллу даже не позвали.
К удивлению жителей деревни, местом погребения Кэтрин не стала ни резная усыпальница Линтонов в стенах церкви, ни кладбище снаружи, подле могил ее родных. Ее похоронили на зеленом склоне в углу церковного погоста, где через низенькую каменную ограду с пустоши перебрались вереск и черника, и могильный холмик почти не различим среди торфяных бугров. Муж ее теперь лежит там же, над ними один надгробный камень и простая серая плита в ногах, чтобы отметить могилу.
Глава XVII
Та пятница стала последним ясным днем – весь следующий месяц выдался ненастным. Вечером погода испортилась: южный ветер сменился на северо-восточный, сперва пошел дождь, потом к нему добавился и снег. Наутро от трех недель лета не осталось и следа: примулы и крокусы скрылись под зимними сугробами, жаворонки умолкли, молодая листва поникла и почернела. Каким безотрадным, холодным и гнетущим выдалось утро субботы! Мой хозяин не выходил из своей комнаты, я обосновалась в опустевшей гостиной, устроив из нее детскую – там я и сидела с хныкающим младенцем на коленях, крохотным, словно кукла, укачивала его и смотрела, как гонимые ветром снежные хлопья летят к незанавешенному окну, и вдруг дверь открылась, впустив хохочущую и запыхавшуюся женщину. Поначалу гнев мой превзошел изумление. Я решила, что это одна из горничных, и вскричала:
– Довольно! Как ты смеешь здесь веселиться? Что сказал бы мистер Линтон?
– Прошу прощения! – ответил знакомый голос. – Я знала, что Эдгар в постели, поэтому не удержалась.
Незваная гостья подошла к огню, тяжело дыша и держась за бок.
– Я бежала всю дорогу! – продолжила она. – От самого «Грозового перевала»! Кроме тех мест, где пришлось лететь. Не сосчитать, сколько раз я падала. Все тело ноет! Не пугайся, я все объясню в свое время. Будь столь добра, вели подать экипаж, чтобы отвезти меня в Гиммертон, и скажи служанке, чтобы принесла из моего шкафа какую-нибудь одежду.
Выяснилось, что это миссис Хитклиф. На самом деле ей было не до смеха: с мокрых, запорошенных снегом волос капала вода, легкое девичье платье больше подходило ее юному возрасту, нежели положению замужней дамы – открытое, с короткими рукавами, и ни капора, ни шали. Легкий шелк лип к ногам, обутым в комнатные туфельки; добавьте сюда свежий глубокий порез за ухом, которому кровоточить в полную силу мешал лишь холод, бледное лицо в царапинах и синяках и худенькое тело, валящееся с ног от усталости, и тогда вы сможете представить, насколько развеялся мой первый испуг после того, как я осмотрела ее хорошенько.
– Милая барышня! – воскликнула я. – И с места не сойду, и ничего не стану слушать, пока вы не снимете с себя мокрую одежду и не переоденетесь в сухое, и уж точно ни в какой Гиммертон вы сегодня не поедете, так что запрягать лошадей ни к чему!
– Еще как поеду, – заявила Изабелла, – хоть пешком пойду, а вот против приличной одежды я не возражаю. И – ах, смотри, как потекло по шее! От огня кровь бежит быстрее.
Она не дала мне прикоснуться к ней, пока я не исполнила все указания и не велела кучеру подготовиться, а горничной упаковать необходимые вещи. Лишь тогда она разрешила перевязать рану и помочь ей переодеться.
– Теперь, Эллен, – проговорила она, когда я закончила и усадила ее в мягкое кресло у огня с чашкой чая, – присядь-ка напротив и убери подальше ребенка бедной Кэтрин – я не желаю его видеть! Не подумай, что я не жалею Кэтрин, потому что повела себя глупо, когда вошла; я тоже горько ее оплакивала, ведь у меня было на то больше причин, чем у всех остальных! Мы не успели помириться, как ты помнишь, и я себе этого никогда не прощу! Но я не собираюсь сочувствовать ему – грубой скотине! – несмотря ни на что. Дай-ка кочергу! Последнее, что мне от него осталось. – Она стащила с пальца золотой ободок и швырнула на пол. – Я его расплющу! – воскликнула она, ударяя по украшению с детской злобой. – И сожгу! – Она бросила изуродованное кольцо в угли. – Вот тебе! Если притащит меня назад, пусть покупает новое! С него станется нагрянуть за мной, чтобы позлить Эдгара. Остаться не посмею – вдруг эта мысль взбредет в его дурную голову! К тому же Эдгар так и не оттаял, верно? Я не обращусь к нему за помощью, чтобы не доставлять ему еще больших неприятностей. Необходимость вынудила меня искать приюта здесь, но если бы я не узнала, что брат у себя, то прошла бы в кухню, умыла лицо, согрелась, попросила принести, что мне надо, и снова ушла подальше от моего проклятого – от нечистого духа во плоти! Ах, он был в такой ярости! Поймал – убил бы! Жаль, что Эрншо сильно уступает ему в силе – мне не пришлось бы бежать,