У нас дома он имел сильную союзницу в лице Кэйти, и молодым людям наконец удалось уговорить моего хозяина на совместную прогулку на лошадях или пешком примерно раз в неделю, под моим присмотром, по ближайшим к усадьбе пустошам, ибо Эдгару в июне лучше не стало. Хотя он ежегодно откладывал часть своего дохода на приданое моей барышне, ему хотелось, чтобы она сохранила дом своих предков или вернулась туда вскоре; и он прекрасно понимал, что единственный шанс этого добиться – вступить в союз с наследником, вот только понятия не имел, что тот угасает почти столь же быстро, как и он сам. Да и никто этого не знал, полагаю, ведь доктора на перевал даже не заглядывали, и никто не видел Хитклифа-младшего и не мог рассказать нам о его состоянии. В свою очередь, я начала подозревать, что ошиблась в своих предчувствиях, и он успешно поправляется, судя по настойчивым предложениям прогуляться по пустошам и верхом, и пешком. Я даже не представляла, что отец способен обращаться с умирающим ребенком столь деспотично и жестоко, как выяснилось позже, чтобы тот выказывал это обманчивое рвение: усилия Хитклифа удваивались по мере того, как его алчные и бесчувственные планы рушились перед лицом смерти.
Глава XXVI
Разгар лета уже миновал, когда Эдгар с неохотой поддался на уговоры, и мы с Кэтрин отправились верхом на первую совместную прогулку с ее кузеном. День был душный, знойный: солнца не видать, небо заволокло облаками, похожими на простоквашу, отнюдь не предвещавшими дождя. Встретиться договорились возле путевого камня на перекрестке, однако по прибытии на место мы обнаружили мальчика-пастуха, от которого и узнали неожиданную новость.
– Мистер Линтон ждет сразу за перевалом и будет очень обязан, если вы немного проедете вперед.
– Значит, мистер Линтон позабыл первое условие своего дяди, – заметила я, – нам велено оставаться в пределах усадьбы, а тут мы на чужой земле.
– Доберемся до него и повернем лошадей назад, – ответила моя спутница, – прогуляемся в сторону дома.
Когда же мы до него добрались чуть ли не в четверти мили от фермы, то обнаружили, что он пешком, и нам пришлось спешиться и отпустить лошадей пастись. Юноша лежал на вереске, ожидая нашего прибытия, и не поднялся, пока мы не подошли вплотную. Он двигался очень медленно и выглядел таким бледным, что я сразу же воскликнула:
– Ну и ну, мистер Хитклиф! Как вы плохо выглядите! Прогулка явно не доставит вам удовольствия!
Кэтрин смотрела на него с горестным изумлением, и вместо радостного возгласа с губ ее сорвался встревоженный крик, а вместо поздравлений с долгожданной встречей – тревожный вопрос: не хуже ли ему, чем обычно?
– Нет, лучше… лучше! – выпалил Линтон, дрожа и вцепившись в ее руку, словно нуждался в опоре, и его большие голубые глаза, прежде такие томные, боязливо блуждали, с угрюмой лихорадочностью глядя с осунувшегося лица.
– Тебе действительно хуже, – настаивала его кузина, – по сравнению с нашей прошлой встречей – ты похудел…
– Я устал, – торопливо перебил юноша. – Очень жарко для прогулки, давай отдохнем здесь. К тому же по утрам мне часто бывает нехорошо – папа говорит, я слишком быстро расту.
Встревоженная Кэйти села, и он опустился рядом.
– Чем-то похоже на твой рай, – заметила она, пытаясь казаться жизнерадостной. – Помнишь, мы договорились провести два летних дня, как нравится каждому из нас? Это похоже на твою версию приятного времяпрепровождения, только с облаками, зато они мягкие и рыхлые – даже лучше, чем яркое солнце. На следующей неделе, если сможешь, мы поедем в наш парк и попробуем провести день по-моему.
Похоже, Линтон даже не вспомнил, о чем они договаривались, и не мог поддерживать осмысленную беседу. Его не интересовали никакие предложенные Кэйти темы, придумать свои он тоже не сподобился, и моя барышня не могла скрыть разочарования. Облик и манеры ее кузена претерпели неуловимые изменения. Раздражительность, которая под действием ласки могла со временем перерасти в страстную увлеченность, превратилась в апатию, а капризность избалованного ребенка, который жаждет всеобщего внимания, перешла в самозабвенную угрюмость хронического больного, отвергающего утешения и готового воспринимать веселость окружающих как личное оскорбление. Кэтрин почувствовала, что наша компания для него скорее в наказание, чем в радость, и не преминула предложить мне уйти. Как ни странно, Линтон мигом оживился и даже взбудоражился. Он с опаской покосился на перевал и принялся умолять, чтобы кузина осталась хотя бы еще на полчасика.
– Я думаю, что дома тебе будет удобнее, чем здесь, – возразила Кэйти, – и вижу, что не смогу тебя развлечь сегодня ни сказками, ни песнями, ни болтовней: за последние полгода ты сильно повзрослел и не нуждаешься в моих развлечениях. Впрочем, если тебя это позабавит, я с радостью останусь.
– Оставайся и отдохни, Кэтрин, – кивнул он. – И не вздумай говорить, что я очень плох: все дело в погоде, жара меня утомляет, к тому же я добирался сюда пешком, что для меня огромное достижение. Так и передай дядюшке: я в добром здравии, ладно?
– Передам, что ты так утверждаешь, Линтон, хотя сама я считаю иначе, – заметила моя барышня, удивляясь, что он настойчиво отрицает очевидное.
– Возвращайся в следующий вторник, – продолжил он, избегая ее озадаченного взгляда, – и передавай ему мою благодарность, что разрешил тебе прийти – мою горячую признательность! Кстати, Кэтрин, если встретишь моего отца и он спросит про меня, не вздумай ему сообщить, что я лишь молчал и мешкал: не делай такое грустное и расстроенное лицо, как сейчас, иначе он разозлится.
– Я не боюсь его злости! – воскликнула Кэйти, вообразив, что достанется ей.
– Зато я боюсь, – содрогнулся ее кузен. – Не настраивай его против меня, Кэтрин, он бывает очень суров.
– Отец обращается с вами слишком строго, мистер Хитклиф? – спросила я. – Неужели он перестал вам потакать и перешел от пассивной агрессии к активной?
Линтон посмотрел на меня и ничего не ответил. Посидев с ним минут десять, во время которых юноша уронил голову на грудь и задремал, и не услышав ничего, кроме сдавленных стонов от усталости или боли, Кэйти начала искать утешения в поисках черники и делилась ягодами со мной, ему же не предлагала, поскольку не хотела раздражать еще больше.
– Эллен, полчаса прошло? – наконец зашептала она мне на ухо. – Не знаю, зачем оставаться дальше. Он уснул, а папа ждет нас обратно.
– Мы ведь не можем покинуть его спящего, – ответила я, – подождите, пока проснется, проявите терпение. Вы так сюда рвались, но желание видеть беднягу Линтона быстро испарилось!
– А зачем он хотел меня видеть? – парировала Кэтрин. – Раньше кузен нравился мне гораздо больше, даже в самом плохом настроении, чем в нынешнем странном состоянии. Такое чувство, что он выполняет приказ – встретиться со мной – из страха, что отец его отругает. Я не собираюсь приходить ради того, чтобы доставить удовольствие мистеру Хитклифу, каковы бы ни были причины, по которым он мучает Линтона. И хотя я рада улучшению его здоровья, мне очень жаль, что он стал гораздо менее приятным и ласковым со мной.
– Значит, вам кажется, что ему стало лучше?
– Да, – кивнула она, – ведь он всегда так выпячивал свои страдания. Линтон не совсем здоров, как велел передать папе, но ему несомненно лучше.
– Тут я с вами не соглашусь, мисс Кэйти, – заметила я, – на мой взгляд, ему гораздо хуже.
Линтон очнулся от дремы в смятении и ужасе и спросил, кто звал его по имени.
– Никто, – ответила Кэтрин, – тебе приснилось. Поверить не могу, что ты умудряешься спать на воздухе, да еще утром!
– Я думал, меня отец зовет, – вздохнул он, глядя на нависающий над нами отрог. – Ты уверена, что никто не звал?
– Вполне, – ответила его кузина. – Только мы с Эллен обсуждали твое здоровье. Линтон, ты и правда окреп с тех пор, как мы расстались зимой? Если и так, то твои чувства ко мне заметно ослабели – скажи, тебе действительно лучше?
Из глаз Линтона хлынули слезы, и он воскликнул: «Да, да, мне лучше!» И, словно все еще находясь под действием воображаемого голоса, он окинул окрестности блуждающим взглядом, пытаясь отыскать его обладателя.
Кэйти встала.
– На сегодня хватит, – заявила она. – Не буду скрывать: я чрезвычайно разочарована нашей встречей, хотя никому, кроме тебя, не скажу – не то чтобы я страшилась мистера Хитклифа!
– Тише! – прошептал Линтон. – Бога ради, тише! Он идет!
И юноша вцепился в руку Кэтрин, пытаясь ее удержать, но она поспешно высвободилась и свистнула Минни, которая подчинялась ей, как верная собака.
– Я приеду сюда в следующий четверг! – крикнула она, прыгнув в седло. – Прощай! Поспеши, Эллен!
И мы удалились, хотя едва ли юноша заметил наш уход, настолько сильно он тревожился насчет предстоящей встречи с отцом.
Не успели мы добраться до дома, как неудовольствие Кэтрин превратилось в недоумение, жалость и раскаяние, щедро сдобренные странными, смутными сомнениями относительно истинных обстоятельств Линтона – физического здоровья и семейного окружения, в чем я приняла деятельное участие, хотя посоветовала ей особо о них не распространяться – вторая поездка позволила бы нам судить лучше. Мой хозяин потребовал подробного отчета и с удовольствием выслушал благодарности племянника; остального мисс Кэйти едва коснулась, и я тоже не особо пролила свет на его вопросы, поскольку слабо представляла, о чем умалчивать и о чем рассказывать.
Глава XXVII
Семь дней пролетели незаметно, и с каждым днем состояние Эдгара Линтона стремительно изменялось. Разрушения в организме, которые раньше занимали долгие месяцы, теперь происходили за считаные часы. Мы еще пытались обманывать Кэтрин, но ее чувствительная натура не давала ввести себя в заблуждение: она предвидела грядущую беду и постепенно ощущала ее неизбежность. Наступил четверг, и ей не хватило духа напомнить нам о поездке – об этом позаботилась я и получила разрешение вывести ее на свежий воздух, поскольку в последнее время библиотека, куда отец Кэтрин заглядывал ежедневно (ненадолго, ведь сидеть он почти не мог), и его спальня стали всем ее миром. Она роптала на каждый миг, который не могла провести возле постели больного, и мой хозяин с радостью отпустил дочь туда, где, как ему казалось, ее ожидает счастливая перемена обстановки и компании: он утешал себя надеждой, что после его смерти она н