е останется совсем одна.
Насколько я поняла по его замечаниям, им овладела иллюзия, что племянник похож на него не только внешне, но и характером, ибо письма Линтона ничуть не отражали его ущербной натуры. И я, поддавшись вполне простительной слабости, не стала его разубеждать, поскольку не видела смысла тревожить его покой в последние дни – все равно хозяину не хватило бы ни сил, ни возможностей что-либо изменить.
Мы отложили прогулку до полудня – то был золотой августовский полдень, когда влекомый с гор воздух настолько живителен, что кажется: стоит его вдохнуть, и даже умирающий воспрянет к жизни. Лицо Кэтрин отражало происходившее в природе – тени и солнечный свет то и дело сменяли друг друга, но тени лежали дольше, солнце надолго не задерживалось, и ее бедное сердечко упрекало себя даже за столь мимолетное избавление от забот.
Как выяснилось, Линтон вновь наблюдал за нами с того же места, которое выбрал в прошлый раз. Моя юная хозяйка спешилась и пояснила, что надолго не задержится, поэтому попросила меня придержать ее лошадь и на землю не сходить. Я не хотела спускать с нее глаз ни на минуту и тоже спешилась – мы поднялись по склону вдвоем. Хотя Хитклиф-младший встретил нас гораздо более оживленно, в нем чувствовался скорее страх, чем радость.
– Уже поздно! – воскликнул он, задыхаясь. – Твой отец вроде бы серьезно болен. Я уж решил, вы не придете.
– Почему не сказать все, как есть? – вскричала Кэтрин, удержавшись от приветствия. – Почему сразу не сказать, что я тебе не нужна? Линтон, мне странно, что уже второй раз ты вызываешь меня с единственной целью – доставить нам обоим как можно больше неприятностей!
Линтон содрогнулся и посмотрел на нее отчасти умоляюще, отчасти пристыженно, однако у кузины не хватило терпения разгадывать странности в его поведении.
– Мой отец действительно очень болен, – проговорила она, – так зачем отрывать меня от его постели? Почему бы не вернуть данное мной обещание, если не хочешь, чтобы я его сдержала? Ну же, я требую объяснений: играть и забавляться пустяками мне недосуг, ходить перед тобой на задних лапках, исполняя все твои прихоти, я тоже не буду!
– Мои прихоти! – пробормотал он. – Знала бы ты!.. Бога ради, Кэтрин, не гляди с таким гневом! Презирай меня, сколько угодно, я – никчемный трус, глумись надо мной, но прибереги свою ненависть для того, кто действительно ее заслуживает! Ненавидь моего отца, мне же оставь презрение.
– Вот еще! – негодующе вскричала Кэтрин. – Что за вздорный глупый мальчишка! Дрожит, словно я и правда буду его трогать! Заручаться моим презрением излишне – при одном взгляде на тебя оно возникнет у любого! Убирайся прочь! Я возвращаюсь домой: незачем было отрывать тебя от камина и прикидываться – кем мы прикидывались? Отпусти подол! Если тебя жалеют за слезы и испуг, такая жалость унижает! Эллен, скажи ему, что вести себя подобным образом недостойно! Вставай и больше не смей пресмыкаться!
По искаженному страданием лицу заструились слезы, и Линтон повалился на землю всем своим хрупким тельцем, которое буквально затрясло от ужаса.
– О, я этого не вынесу! – прорыдал он. – Кэтрин, Кэтрин, я – предатель, только рассказать тебе ничего не могу! Уйди – и меня тут же убьют! Дорогая Кэтрин, моя жизнь – в твоих руках: ты ведь говорила, что любишь! А если любишь, то это тебе не навредит. Прошу, не уходи! Добрая, милая, хорошая моя Кэтрин! Может быть, если ты согласишься, он позволит мне умереть с тобой вместе!
При виде столь сильных страданий моя барышня бросилась его поднимать. Ее вновь охватила прежняя снисходительная нежность, которая пересилила раздражительность и разжалобила ее сердце, одновременно и встревожив.
– Согласиться на что? – не поняла Кэтрин. – Просишь меня остаться! Объясни, к чему наш странный разговор, и я останусь. Ты сам себе противоречишь и сбиваешь меня с толку! Успокойся и говори, как есть – выложи все, что у тебя на сердце. Линтон, ты ведь меня не обидишь и никому не позволишь причинить мне вред? Если бы мог предотвратить грозящую мне опасность, ты бы на это пошел? Я готова поверить, что ты трус, когда дело касается тебя самого, но ни за что не поверю, что ты способен трусливо предать лучшего друга!
– Отец мне угрожал, – прохрипел юноша, судорожно сжимая исхудавшие пальцы, – я его боюсь – очень боюсь! Я не могу тебе рассказать!
– Ну и ладно! – воскликнула Кэтрин с презрительным состраданием. – Храни свою тайну, спасай себя. А я не трусиха – я не боюсь!
Ее великодушие заставило его разрыдаться: Линтон проливал слезы, целуя ей руки, но так и не смог набраться храбрости и заговорить. Я задумалась, в чем же его тайна, и твердо решила, что Кэтрин никогда не будет страдать ради его или чьего угодно блага, насколько это зависит от меня, и вдруг в зарослях вереска раздался шорох – со стороны перевала к нам спускался сам мистер Хитклиф. На моих спутников он даже не взглянул, хотя был достаточно близко, чтобы услышать рыдания Линтона, и поприветствовал меня почти радушно – таким тоном он разговаривал лишь со мной и никем больше, хотя в его искренность я верила слабо.
– Приятно видеть тебя так близко от моего дома, Нелли. Как живется в усадьбе? Рассказывай! Ходят слухи, – добавил он тише, – будто Эдгар Линтон лежит на смертном одре. Может, они преувеличены?
– Нет, хозяин и правда умирает, – ответила я. – Грустно для всех нас, но для него это во благо.
– Как думаешь, сколько он протянет?
– Не знаю.
– Дело в том, – продолжил мистер Хитклиф, рассматривая юную пару, застывшую под его взглядом (Линтон не осмеливался ни пошевелиться, ни поднять голову, Кэтрин тоже не двигалась из-за него), – дело в том, что парню вздумалось меня надуть, и я надеюсь, что дядюшка поторопится и успеет прежде него! Интересно, давно ли щенок изображает из себя невесть что? Уж я его поучил не распускать сопли. Держится ли он с мисс Линтон достаточно оживленно?
– Оживленно? Нет уж, скорее огорченно, – ответила я. – Глядя на него, невольно думаешь: тебе не с милой по горам бродить, а в постельке лежать под наблюдением доктора.
– Будет лежать через пару дней, – пробормотал Хитклиф, – только сперва… Вставай, Линтон! Вставай! – крикнул он. – Не валяйся на земле – сейчас же подымись!
Линтон распростерся, застигнутый приступом беспомощного ужаса, вероятно, вызванного взглядом отца: ничто другое здесь не могло оказать на него подобного эффекта. Он порывался встать, но силы его покинули, и он со стоном повалился обратно. Мистер Хитклиф подошел, поднял его и прислонил к кочке.
– Вот теперь, – проговорил он, с трудом подавляя ярость, – я начинаю сердиться! Если не овладеешь своим негодным духом… Да будь ты проклят! Сейчас же вставай!
– Я встану, отец, – выпалил Линтон. – Только не бей меня, не то лишусь чувств! Я ведь сделал, как ты хотел, спроси у Кэтрин – она скажет, что я… что я… был весел. Ах, останься со мной, Кэтрин, дай мне руку!
– Возьми мою, – велел отец, – вставай на ноги. Ну вот, теперь она подаст тебе руку – вот так, смотри же на нее. Можно подумать, мисс Линтон, что я – дьявол во плоти, коли возбуждаю в нем такой ужас. Будьте добры довести его до дома, а то он весь трясется, стоит мне к нему прикоснуться.
– Линтон, милый! – прошептала Кэтрин. – Я не могу пойти на «Грозовой перевал» – папа мне запретил! Он же тебя не обидит, чего ты боишься?
– Я не вернусь в тот дом один! Без тебя я не пойду!
– Прекрати! – велел отец. – Мы уважаем дочерние чувства Кэтрин. Нелли, отведи его, я же последую твоему совету и немедленно пошлю за доктором.
– И будете правы, – одобрила я. – Только я должна остаться со своей госпожой, заботиться о вашем сыне я не нанималась.
– Знаю, какая ты упрямица, – заметил Хитклиф. – Придется ущипнуть дитятю, и пусть повизжит, пока в тебе не проснется милосердие. Пойдем, мой герой. Готов вернуться домой в сопровождении отца?
Он вновь приблизился, собираясь схватить субтильного юношу, тот отшатнулся, прильнул к своей кузине и принялся умолять ее пойти с ним с отчаянной настойчивостью, не допускавшей возражений. Конечно, я была против, однако не посмела ей помешать, да и сама она вряд ли бы ему отказала. Нам так и не удалось понять, что повергает его в ужас и лишает последних сил, ведь если бы еще и мы на него насели, бедняга того и гляди впал бы в полный идиотизм. Мы переступили порог, Кэтрин повела больного к креслу, а я ждала в дверях, пока она освободится, чтобы немедленно отправиться домой, как вдруг мистер Хитклиф подтолкнул меня, воскликнув:
– Мой дом не зачумлен, Нелли, и сегодня я намерен побыть радушным хозяином: присядь и дай закрыть дверь!
Он ее не только закрыл, но и запер на ключ. Я вздрогнула.
– Выпейте чаю перед тем, как идти обратно, – предложил он. – Я тут совершенно один. Гэртон повел скотину на ферму Ли, Цилла с Джозефом отправились в приятное путешествие. Я же, хотя и привык к одиночеству, лучше проведу время в интересной компании, если удастся ее заполучить. Мисс Линтон, сядьте с ним рядом. Я даю вам то, что имею: подарок, конечно, так себе, но другого у меня нет. Я про Линтона. Как она на меня смотрит! Самого удивляет, сколь дикие чувства во мне будит все, что меня боится! Родись я в стране с менее строгими законами и изысканными вкусами, с удовольствием провел бы медленную вивисекцию этой парочки в качестве вечернего развлечения.
Он втянул воздух, хлопнул по столу и выругался вполголоса:
– Клянусь преисподней, я их ненавижу!
– Я вас не боюсь! – воскликнула Кэтрин, не расслышав окончания его речи. Она подступила к нему вплотную, черные глаза пылали гневом и решимостью. – Отдайте ключ! Я не стану тут ни есть, ни пить, даже если буду умирать с голоду!
Хитклиф держал ключ в руке, лежащей на столе. Он поднял глаза, удивившись ее смелости или же вспомнив ту, от которой девушка унаследовала и голос, и взгляд. Она вцепилась в ключ и едва не вырвала его из ослабевших пальцев, но это вернуло Хитклифа к настоящему, и он быстро опомнился.