– Нет, – помолчав, заявила она, – я не стану сидеть на кухне. Поставь здесь два стола, Эллен: один для твоего хозяина и мисс Изабеллы, ибо они благородных кровей; а другой для меня и Хитклифа как для людей рангом ниже. Тебя это устроит, дорогой? Или прикажешь мне затопить камин в какой-нибудь другой комнате? Если так, то распорядись. А я побегу вниз и займу своего гостя. Такая огромная радость, что я боюсь в нее поверить!
И она собралась бежать вниз, но Эдгар ее удержал.
– Пригласите его войти, – сказал он, обращаясь ко мне. – А ты, Кэтрин, постарайся радоваться, не впадая в крайности. Всем домашним вовсе не обязательно лицезреть, как ты встречаешь сбежавшего слугу, точно он твой родной брат.
Я спустилась и нашла Хитклифа на крыльце, где он, судя по всему, ожидал приглашения войти. Он последовал за мною без лишних слов, и я привела его к хозяевам, чьи разгоряченные лица свидетельствовали о недавнем бурном споре. Но когда друг хозяйки появился в дверях, ее вспыхнувший румянец поведал совсем об ином чувстве. Она бросилась к нему, взяла за обе руки и подвела к Линтону, затем схватила неохочие пальцы Линтона и силой сунула их в руку Хитклифу. Теперь, когда огонь камина и свечи полностью его осветили, меня поразила произошедшая с ним перемена. Хитклиф стал высоким, статным, прекрасно сложенным молодым человеком, рядом с которым мой хозяин казался худеньким юношей. Его идеальная выправка говорила о вероятной службе в армии. По выражению глаз и решительному виду он казался старше мистера Линтона. Лицо было умное, без признаков былой деградации. И все же почти варварская свирепость таилась в насупленных бровях и глазах, полных мрачного огня, но он умело скрывал его, и держался даже с достоинством – без прежней неотесанности, однако слишком угрюмо и, следственно, без должной учтивости. Мой хозяин удивился не меньше моего, а может, и больше. Некоторое время он пребывал в растерянности и не знал, как обратиться к неотесанному невеже, как он его только что назвал. Хитклиф отпустил вялую руку Линтона и стоял, холодно глядя на него и ожидая, пока тот не заговорит первым.
– Садитесь, сэр, – наконец вымолвил Линтон. – Миссис Линтон, помня старые времена, просила меня принять вас с сердечною теплотою. И я, конечно, рад, когда что-то приносит ей удовольствие.
– Я тоже, – ответил Хитклиф, – особенно если это касается и до меня. С радостью побуду у вас часок-другой.
Он сел напротив Кэтрин, которая не сводила с него глаз, словно боялась, что он исчезнет, стоит ей посмотреть в другую сторону. Он же нечасто поглядывал на нее – ему достаточно было время от времени бросить на Кэтрин быстрый взгляд; но с каждым разом в его глазах все больше отражалась нескрываемая радость, которую он черпал из ее взоров. Оба были слишком погружены в обрушившееся на них счастье, чтобы испытывать неловкость. Чего нельзя было сказать о мистере Эдгаре. Он побледнел от досады, и чувство это целиком захватило его, когда хозяйка поднялась из-за стола и, шагнув к Хитклифу, вновь схватила его за руки и рассмеялась, как сумасшедшая.
– Завтра я подумаю, что это был сон! – воскликнула она. – Не поверю, что видела тебя, дотрагивалась до тебя, говорила с тобой. И все же, жестокосердный Хитклиф, ты не заслуживаешь такого приема! Уехать на три года, ничего о себе не сообщать и не думать обо мне!
– Я думал о тебе чуть больше, чем ты обо мне, – пробормотал он. – Не так давно я услышал, что ты вышла замуж, Кэти, и, пока ждал в саду, составил такой план: увидеть хоть разок твое лицо, прочесть в нем выражение удивления или, быть может, притворной радости; потом свести свои счеты с Хиндли, а после, предвосхитив правосудие, казнить себя. Но после такого приема все эти мысли улетучились из моей головы, однако остерегайся встречи со мною, когда я стану по-иному на тебя смотреть! Нет, ты не заставишь меня вновь отступить. Ты и вправду жалела меня, да? Что ж, на то были основания. Мне многое пришлось претерпеть, с тех пор как я в последний раз слышал твой голос. Но ты должна простить меня, ибо я боролся лишь ради тебя!
– Кэтрин, если мы не хотим пить холодный чай, пожалуйста, вернись за стол, – вмешался Линтон, стараясь сохранять обычный свой тон и приличествующую случаю манеру. – Мистеру Хитклифу предстоит долгая дорога туда, где он собирается ночевать, да и мне хочется пить.
Кэтрин села на свое место разливать чай, пришла на звонок и мисс Изабелла, после чего, придвинув их стулья к столу, я вышла из гостиной. Чаепитие едва ли продлилось больше десяти минут. Кэтрин так и не налила себе чаю. Она была не в состоянии ни есть, ни пить. Эдгар же пролил свой чай на блюдце и еле-еле сделал один глоток. Их гость в тот вечер не засиживался – он пробыл не больше часа. Когда Хитклиф уходил, я спросила, собирается ли он в Гиммертон.
– Нет, в «Грозовой перевал», – ответил он. – Меня пригласил мистер Эрншо, когда я утром нанес ему визит.
Мистер Эрншо пригласил его! И он нанес визит мистеру Эрншо! Когда Хитклиф ушел, я мучительно раздумывала над этой фразой. «Не выучился ли он лицемерить и не явился ли к нам, прикрывшись маскою, творить зло», – размышляла я. В глубине души у меня поселилось дурное предчувствие – лучше было бы ему не приходить.
Посреди ночи мой первый сон был нарушен миссис Линтон, которая прокралась ко мне в комнату, села на край кровати и, желая разбудить, дернула за волосы.
– Не могу спать, Эллен, – сказала она извиняющимся тоном. – И хочу, чтобы хоть одно живое существо разделило со мной мою радость. Эдгар дуется, потому что я счастлива из-за предмета, который его совершенно не интересует. Он отказывается со мной говорить, я слышу лишь вздорные, глупые упреки. Заявил, что я жестокая эгоистка, раз пускаюсь в разговоры, когда ему дурно и хочется спать. Он все время делает вид, что ему дурно, если чем-то недоволен! Я сказала несколько добрых слов о Хитклифе, а он, то ли от головной боли, то ли из приступа ревности, взял да и заплакал. Тогда я встала и ушла.
– А зачем вы хвалили Хитклифа? – сказала я. – В юности они друг дружку терпеть не могли, и Хитклифу тоже не понравилось бы, если бы вы нахваливали мистера Линтона. Такова человеческая природа. Не беспокойте хозяина разговорами о Хитклифе, если не хотите, чтобы дело кончилось открытой враждой.
– Но разве это не следствие крайней слабости? – настаивала она. – Я не ревнива. Меня никогда не раздражали сияющие белокурые локоны Изабеллы, ее белая кожа, ее изысканность и изящество, да и та любовь, которая всегда окружала ее в семье. Даже ты, Нелли, – если между нами иногда случаются размолвки, ты сразу встаешь на сторону Изабеллы, а я отступаю, как глупая маменька. Называю ее дорогушей, льщу, чтобы сделать приятное. Ее брату доставляет удовольствие видеть наши сердечные отношения, что, в свою очередь, доставляет удовольствие мне. Но они похожи друг на друга. Это избалованные дети, которые считают, что мир создан для их удобства, и, хотя я потакаю обоим, все равно мне кажется, что разумное наказание будет им только полезно.
– Ошибаетесь, миссис Линтон, – сказала я. – Не вы, а они потакают вам. Сами знаете, что будет, как только они перестанут это делать. Вы готовы прощать их причуды, покуда они рады предвосхищать все ваши желания. Однако же когда-нибудь вы можете поссориться по поводу чего-то существенного для каждой из сторон, и тогда те, кого вы называете слабыми, окажутся такими же упрямыми, как вы.
– И мы станем биться не на жизнь, а на смерть, да, Нелли? – смеясь, спросила она. – Ну, уж нет. Скажу тебе прямо: я абсолютно уверена в любви Линтона и полагаю, что, если мне вздумается его убить, он не станет даже сопротивляться.
Я посоветовала ей больше ценить мужа за такую привязанность.
– Я и ценю, – ответила она. – Просто ему не следует ныть из-за пустяков. Это так по-детски. Вместо того чтобы обливаться слезами из-за моих слов, что Хитклиф теперь достойный человек и первый джентльмен в округе почтет за честь быть его другом, Линтон должен был сказать это сам и радоваться моею радостью. Он привыкнет к нему и, возможно, даже полюбит. А если учесть, сколько оснований у Хитклифа испытывать к Линтону неприязнь, я считаю, он вел себя превосходно.
– Что вы думаете о его появлении в «Грозовом перевале»? – поинтересовалась я. – Он явно переменился во всех отношениях – стал настоящим христианином, если предлагает руку дружбы всем своим врагам.
– Он объяснил мне, – ответила она. – Я ведь тоже не меньше твоего удивилась. Сказал, что зашел узнать у тебя обо мне, полагая, что ты все еще живешь в «Грозовом перевале», а Джозеф сообщил о его приходе Хиндли, который вышел и начал задавать Хитклифу вопросы: чем он занимался, на что жил – и наконец пригласил его войти. У Хиндли за картами сидели какие-то приятели. Хитклиф присоединился. Брат проиграл ему некоторую сумму, но, обнаружив, что у Хитклифа водятся деньги, пригласил его вновь прийти вечером, и тот согласился. Хиндли слишком неосторожен и не отличается благоразумием в выборе знакомств. Он даже не подумал, а можно ли доверять человеку, которого он когда-то жестоко обидел. Хитклиф утверждает, что главная причина возобновления отношений с бывшим мучителем – желание поселиться в доме, от которого легко пешком дойти до «Дроздов», привязанность к жилищу, где когда-то мы вместе обитали, а также надежда, что так у меня появится больше возможностей с ним видеться, чем если бы он остановился в Гиммертоне. Хитклиф собирается предложить Хиндли щедрую плату за проживание в «Перевале», и алчность, несомненно, подтолкнет моего брата принять его условия. Он всегда был жадным, хотя то, что берет одной рукой, бросает на ветер другой.
– Прекрасное жилье выбрал себе молодой человек, нечего сказать! – воскликнула я. – Вы не боитесь последствий, миссис Линтон?
– Для моего друга – не боюсь, – ответила она. – Трезвый ум защитит его от опасностей. Немного боюсь за Хиндли. Но в нравственном отношении он и без того хуже некуда, а от физической расправы я его уберегу. То, что произошло сегодня вечером, примирило меня с Богом и людьми. Я озлобилась и взбунтовалась против Провидения. До чего же мне было плохо, Нелли! Если бы Эдгар знал, как мне было плохо, он постыдился бы омрачать прекращение моих страданий своими вздорными придирками. Только из жалости к нему я горевала в одиночестве. Если бы я не скрывала от него своей муки, бесконечно терзавшей меня, он так же горячо, как я, желал бы мне избавления. Но теперь все позади, и я не собираюсь мстить Эдгару за его недомыслие. Я готова вытерпеть что угодно. Пусть самый низкий человек на свете ударит меня по щеке, я не только подставлю другую, но и попрошу прощения, что его разозлила. И в доказательство я сейчас же пойду и помирюсь с Эдгаром. Доброй ночи! Видишь, какой я ангел!