талась позвать слуг, оттолкнула меня, захлопнула дверь и заперла ее на ключ.
– Честный прием, нечего сказать! – сказала она в ответ на рассерженно-удивленный взгляд мужа. – Если тебе не хватает мужества напасть на него, принеси извинения или смирись с побоями. Это научит тебя не изображать храбреца. Я скорее проглочу этот ключ, чем отдам тебе! Как же вы оба отплатили мне за мою доброту! После вечного потакания слабому нраву одного и злобному нраву другого я получаю в награду слепую неблагодарность – глупую до нелепости! Эдгар, я защищала тебя и твой дом. Но раз ты посмел дурно обо мне подумать, пусть Хитклиф задаст тебе трепку, да так, чтобы тебе стало худо!
Трепки не потребовалось – хозяину стало худо и без нее. Он попытался вырвать у Кэтрин ключ, а она для верности швырнула его в ярко пылавший огонь камина. Покрывшись мертвенной бледностью, мистер Эдгар затрясся в нервном припадке. Он испытывал мучительное унижение из-за того, что не смог подавить бурное проявление своих чувств. Хозяин облокотился на спинку стула и закрыл руками лицо.
– Бог ты мой! В былые времена тебя бы произвели в рыцари! – воскликнула миссис Линтон. – Мы сражены! Сражены! Хитклиф и пальцем не шевельнет в твою сторону, ведь это все равно что королю двинуть армию против стайки мышей. Успокойся, никто тебя не тронет! Ты даже не ягненок, а новорожденный зайчонок.
– Желаю тебе, Кэти, счастья с трусом, у которого вместо крови в жилах течет молоко! – сказал ее друг. – Поздравляю, у тебя отличный вкус. И этого дрожащего слюнтяя ты предпочла мне! Я не стал бы марать руки, но с превеликим удовольствием дал бы ему пинка. Он что там, плачет или собирается хлопнуться в обморок от страха?
Хитклиф подошел и толкнул стул, на который опустился мистер Линтон. Но лучше бы он держался от моего хозяина подальше. Тот быстро вскочил и, собрав все силы, ударил Хитклифа прямо в шею – менее крепкий противник наверняка бы рухнул. На минуту у Хитклифа перехватило дыхание, и, пока он боролся с приступом удушья, мистер Линтон вышел через черный ход во двор, а оттуда направился к парадной двери.
– Ну вот, больше тебе здесь не бывать! – воскликнула Кэтрин. – Уходи. Он сейчас вернется с пистолетами и полудюжиной помощников. Если он нас слышал, то, конечно, никогда тебя не простит. Ты подвел меня, Хитклиф, но теперь беги! По мне, пусть лучше в безвыходном положении окажется Эдгар, чем ты.
– Думаешь, я уйду, когда у меня вся глотка горит, точно в огне? – прогремел Хитклиф. – Клянусь дьяволом, что нет! Прежде чем ступить за порог, я все ребра ему переломаю, как скорлупу гнилого ореха! Если я не изобью его сейчас, то когда-нибудь просто убью, так что, если тебе дорога его жизнь, дай мне до него добраться!
– Он не придет, – вмешалась я, решившись ради такого случая на ложь. – Там кучер и два садовника. Вы, конечно, не хотите, чтобы вас вышвырнули на дорогу эти люди! У каждого по дубинке, а хозяин наверняка будет смотреть из окна гостиной, как они выполняют его приказ.
Садовники и кучер действительно были недалеко, но с ними был и хозяин. Они уже приближались к дому. Хитклиф, поразмыслив, решил избежать недостойной драки с тремя слугами. Схватив кочергу, он сбил замок с внутренней двери и скрылся как раз в тот момент, когда те четверо с грохотом ввалились в комнату.
Миссис Линтон, пребывая в сильном волнении, попросила меня подняться с ней наверх. Она не знала о моей роли в разразившемся скандале, но и я готова была сделать все, чтобы она оставалась в неведении.
– Я чуть не сошла с ума, Нелли! – воскликнула она, падая на диван. – У меня в голове словно стучит тысяча кузнечных молотов! Скажи Изабелле, чтобы не попадалась мне на глаза; вся эта кутерьма из-за нее, и если она или кто-нибудь другой разозлят меня еще больше, я совсем взбешусь! И скажи Эдгару, Нелли, если увидишь его сегодня вечером, что мне грозит опасность серьезно заболеть – хоть бы так оно и случилось! Он потряс меня и ужасно расстроил! Хочу его напугать. К тому же он может явиться и начать сыпать оскорблениями или жалобами. А я, конечно же, стану отвечать, и только одному богу известно, до чего мы договоримся! Сделаешь, как я прошу, моя добрая Нелли? Ты ведь понимаешь, что я не виновата в этой истории. С чего он вдруг начал подслушивать? Когда ты ушла, речи Хитклифа стали просто возмутительны, но я вскоре смогла бы отговорить его от ухаживаний за Изабеллой, а остальное не имеет значения. Но теперь все пошло прахом. И все из-за того, что глупцу понадобилось слушать о себе дурные слова – есть же люди, которые просто одержимы такой потребностью, словно дьяволом! Если бы Эдгар не узнал о нашем разговоре, хуже бы не стало. В самом деле, когда он безо всякого повода накинулся на меня в таком недопустимом тоне и стал высказывать свое недовольство, после того как я отчитала Хитклифа, я рассердилась теперь уже на него, и мне было почти безразлично, как они поведут себя друг с другом – особенно потому, что я чувствовала: независимо от окончания этой сцены всем нам теперь придется быть порознь, и никому не ведомо, как долго это продлится. Посему, если я не смогу оставить Хитклифа в друзьях – если Эдгар станет злобствовать и ревновать, – я разобью сердце им обоим, разбив свое. Вот быстрый способ закончить всю эту историю, стоит им довести меня до крайности! Но прибегну я к нему, лишь когда не останется никакой надежды. И для Линтона это не будет неожиданностью. До сих пор он вел себя благоразумно и опасался вызывать мой гнев. Ты должна объяснить ему всю пагубность его отказа от такого поведения и напомнить о моем буйном нраве, который, если меня разозлить, приведет к безумию. Хочу, чтобы ты согнала с него апатию и заставила наконец тревожиться обо мне.
Спокойствие, с которым я выслушивала эти распоряжения, несомненно, показалось ей возмутительным, ибо говорила она абсолютно откровенно. Но я полагала, что человек, намеревающийся обратить себе на пользу собственные приступы ярости, мог бы, проявив волю, как-нибудь научиться сдерживаться, даже находясь в их власти; к тому же я не хотела пугать хозяина, как она велела, умножая его переживания ради ее себялюбия. Посему я ничего не сказала, встретив его на пути к гостиной, но взяла на себя смелость повернуть назад: мне хотелось знать, не возобновится ли их ссора. Мистер Линтон заговорил первым.
– Останься, Кэтрин, – сказал он безо всякого гнева в голосе, но с печальным, подавленным видом. – Я скоро уйду. Я пришел не для того, чтобы пререкаться или мириться. Просто хочу знать, собираешься ли ты после сегодняшних событий продолжать свою дружбу с…
– Ох, ради всего святого! – перебила хозяйка, топнув ногой. – Ради всего святого, довольно об этом! Твоя холодная кровь все равно не сможет разгорячиться. В твоих жилах течет ледяная вода, а у меня внутри все кипит, меня трясет от твоего хладнокровия!
– Чтобы избавиться от моего присутствия, ответь на мой вопрос, – настаивал мистер Линтон. – Ты должна ответить, а твоя горячность меня не пугает. Я понял, что ты прекрасно умеешь владеть собой, когда захочешь. Ты намерена отныне отказаться от Хитклифа или ты откажешься от меня? Ты не сможешь быть другом одновременно и мне, и ему. И я требую, чтобы ты ответила, кого выбираешь.
– А я требую, чтобы меня оставили в покое! – яростно вскричала Кэтрин. – Я настаиваю! Не видишь разве, что я еле держусь на ногах? Эдгар… ты… ты… уходи! – И она начала звонить в колокольчик, пока он с треском не сломался.
Я вошла, не торопясь. Такого бессмысленного, злобного бешенства хватило бы, чтоб вывести из себя святого. Она лежала на диване, билась головой о валик и скрежетала зубами так, что, казалось, сотрет их в порошок! Мистер Линтон смотрел на жену с неожиданным страхом и угрызениями совести. Приказал мне принести ей воды. Она задыхалась и не могла говорить. Я принесла полный стакан и, поскольку Кэтрин отказывалась пить, побрызгала водою ей в лицо. Через несколько секунд она вытянулась и замерла, закатив глаза, а ее щеки моментально побелели и приобрели синий отлив, как у покойницы. Линтон пришел в ужас.
– Ничего страшного, – прошептала я. Мне не хотелось, чтобы он сдался, хотя в глубине души я все-таки волновалась.
– У нее на губах кровь! – проговорил он, содрогнувшись.
– Не обращайте внимания, – отозвалась я не без сарказма и поведала ему, как перед его приходом Кэтрин собиралась разыграть нервический припадок. Позабыв об осторожности, я говорила громко, и она меня услышала – вскочила с разметавшимися по плечам волосами и горящими глазами, мышцы ее рук и шеи неестественно напряглись. Я уже ждала, что мне, самое малое, переломают кости, но она лишь окинула нас безумным взглядом и выбежала из комнаты. Хозяин приказал мне следовать за нею. Так я и сделала, но дошла только до двери в ее спальню, ибо она не впустила меня и заперлась.
Поскольку на следующее утро она так и не явилась к завтраку, я поднялась и спросила, не надо ли принести завтрак к ней наверх. «Нет!» – ответила она тоном, не терпящим возражений. Тот же вопрос был задан по поводу обеда и чая и получен тот же ответ. Назавтра все повторилось. Что до мистера Линтона, то он проводил все время в библиотеке и о жене не справлялся. Целый час он беседовал с Изабеллой, пытаясь вызвать у нее надлежащее чувство ужаса в связи с ухаживаниями Хитклифа, но из ее уклончивых ответов ничего подобного не следовало. В результате он прекратил расспросы, не добившись желаемого, однако со всей серьезностью предупредил напоследок: если сестра продолжит поощрять этого презренного жениха, всякие родственные связи между ними будут разорваны.
Глава 12
Пока мисс Линтон печально бродила по парку и саду, всегда в молчании и почти всегда в слезах, а брат ее сидел, запершись среди книг, которых не открывал, и, как мне казалось, изнывал от тоски и смутной надежды, что Кэтрин, раскаявшись в своем поведении, придет к нему сама, попросит прощения и станет искать мира – она же упрямо отказывалась от еды, возможно, полагая, что за столом Эдгар всякий раз не в состоянии проглотить кусок из-за отсутствия жены и лишь гордость мешает ему немедля броситься к ее ногам, – я продолжала выполнять свои обязанности по ведению хозяйства, убежденная, что в стенах «Дроздов» осталась одна разумная душа, и душа эта обитает в моем теле. Я не выражала сочувствия мисс Изабелле, не пыталась увещевать миссис Линтон и не обращала особого внимания на вздохи хозяина, который жаждал услышать хотя бы имя жены, если уж не было возможности услышать ее голос. Я решила, что они должны разобраться сами, и, хотя время тянулось утомительно долго, в конце концов я с радостью заметила, что забрезжила слабая надежда на перемены, как показалось мне поначалу.