– Мастер Линтон недалече, с ентой стороны холмов. Он очинно просит вас туда доехать.
– Значит, мастер Линтон забыл про первое условие своего дяди, – заметила я. – Нам разрешено ездить только по землям, принадлежащим «Дроздам». А там мы уже переходим в чужие владения.
– Мы повернем в обратный путь, как только до него доберемся, – сказала Кэтрин. – И наша прогулка состоится по дороге домой.
Но когда мы доехали до того места, где ждал нас мистер Линтон, а это было всего в четверти мили от его собственного дома, оказалось, что у него нет коня, поэтому мы были вынуждены тоже спешиться и пустить наших попастись. Линтон лежал на вересковой полянке и ждал нас, но поднялся к нам навстречу, когда между нами оставалось всего несколько шагов. Тогда он двинулся в нашу сторону, еле передвигая ноги, и лицом был так бел, что я воскликнула:
– Боже мой, мастер Хитклиф, куда вам сегодня гулять! Вы же совсем больны!
Кэтрин глядела на него с удивлением и страданием. И радостные слова привета, готовые сорваться с ее губ, превратились в тревожный возглас. Вместо того чтобы поздравить кузена с такой долгожданной встречей, она засыпала его беспокойными вопросами, волнуясь, не стало ли ему хуже.
– Нет, мне лучше, лучше! – повторял юноша, дрожа и задыхаясь, и не выпускал ее руку, словно нуждался в опоре. Его большие голубые глаза робко оглядывали Кэтрин, вокруг них пролегли глубокие тени, отчего некогда томное выражение сменилось на его лице выражением изможденным и диким.
– Но тебе явно хуже, – настаивала кузина. – Хуже, чем когда мы виделись в последний раз. Ты похудел и…
– Я устал, – торопливо прервал он ее. – Тяжело ходить в такую жару. Давай отдохнем здесь. Да и вообще мне часто нездоровится по утрам. Папа говорит, я слишком быстро расту.
Нисколько не удовлетворенная его объяснением, Кэти села, а он прилег рядом.
– Это немного похоже на твой рай, – сказала она, попытавшись изобразить веселость. – Помнишь, мы сговорились два дня провести самым приятным образом и в самом чудесном месте? Сейчас все почти как ты задумал, только в небе собрались облака, но они такие нежные и рыхлые, что это даже лучше, чем яркое солнце. На следующей неделе, если ты сможешь, поедем в наш парк и испробуем мой рай.
Линтон, казалось, не помнил, про что она говорила, и явно с огромным трудом поддерживал беседу, о чем бы ни заходила речь. Отсутствие интереса к любому предмету разговора и такая же неспособность проявить хотя бы малейшее внимание к кузине были столь очевидны, что Кэтрин не смогла скрыть разочарования. Какая-то неуловимая перемена произошла во всем его характере и поведении. Обидчивость, которую раньше лаской можно было превратить в нежность, уступила место вялому безразличию; в Линтоне теперь было меньше от капризного ребенка, который нарочно сердится и дразнится, чтобы его утешали, и больше от поглощенного собою безнадежного инвалида, исполненного угрюмости, отвергающего всякие уговоры и готового видеть в добродушном веселье других одно лишь оскорбление. Кэтрин чувствовала не хуже меня, что для него проводить время в нашем обществе было скорее наказанием, чем наградою, и вскоре она без особенных колебаний сказала, что нам пора уезжать. Ее слова неожиданно стряхнули с Линтона апатичность и привели в состояние непонятного волнения. Он со страхом посмотрел в сторону «Грозового перевала» и попросил нас остаться еще хотя бы на пол- часа.
– Но мне кажется, – сказала Кэти, – что тебе гораздо лучше лежать дома, чем сидеть здесь. И я вижу, что сегодня я не могу развлечь тебя ни сказками, ни песнями, ни разговором. Ты стал мудрее меня за прошедшие полгода, и тебе уже неинтересна моя болтовня о том о сем – но если я могу чем-нибудь увлечь тебя, то я с радостью останусь.
– Останься и отдохни, – ответил он. – И пожалуйста, не думай и не говори, что я очень плох. Я такой скучный из-за духоты и жары; к тому же до твоего прихода я прошагал пешком слишком большое для меня расстояние. Скажи дяде, что здоровье мое сносно, хорошо?
– Я передам ему твои слова, Линтон. Но сама этого утверждать не могу, – ответила моя юная леди, удивившись его упрямой настойчивости в желании скрыть правду.
– И приходи снова в следующий четверг, – продолжал он, избегая ее озадаченного взгляда. – Передай ему мою благодарность за то, что разрешил нам увидеться – большую благодарность, Кэтрин. А если тебе доведется повстречать моего отца и он спросит обо мне, не говори, что я всю нашу встречу молчал и вел себя глупо. Не будь печальной и расстроенной, как сейчас, иначе он разозлится.
– Мне все равно, разозлится он или нет, – воскликнула Кэтрин, полагая, что гнев Хитклифа может пасть на ее голову.
– Но мне не все равно, – затрепетав, проговорил ее кузен. – Не настраивай его против меня, Кэтрин, потому что он очень жесток.
– Он сурово обращается с вами, мастер Хитклиф? – спросила я. – Может, он устал потакать вам и перешел от скрытой ненависти к явной?
Линтон взглянул на меня, но не ответил. Кэтрин посидела рядом с ним еще минут десять, и все это время он, словно в полусне, со склоненной на грудь головой ничего не говорил и только иногда сдавленно стонал не то от изнеможения, не то от боли. Кэти, чтобы чем-то себя занять, стала собирать чернику и угощать меня ягодами. Она не предлагала их Линтону, ибо видела, что дальнейшее общение будет для него досадно и утомительно.
– Полчаса уже прошло, Эллен? – наконец прошептала она мне на ухо. – Не понимаю, зачем нам оставаться. Он спит, а дома нас ждет папа.
– Не следует оставлять его спящим, – ответила я. – Подождите, пока он проснется, будьте терпеливой. Вы так торопились сюда ехать, отчего же теперь ваше желание увидеться с бедняжкой Линтоном так быстро улетучилось?
– Но ему-то зачем понадобилось меня видеть? – отозвалась Кэтрин. – Раньше, когда он бывал в самом дурном расположении духа, он мне нравился куда больше, чем в теперешнем своем странном состоянии. Мне кажется, что его принудили встретиться со мною, и он боится, как бы отец не стал его бранить. Но я не собираюсь доставлять удовольствие мистеру Хитклифу, каковы бы ни были его мотивы подвергнуть Линтона такому наказанию. И хотя я рада, что здоровье кузена поправилось, мне жаль, что он не столь мил и ласков, как бывало прежде.
– Вы и впрямь думаете, что здоровье его поправилось? – удивилась я.
– Да, – ответила она. – Потому что, знаешь, он всегда с удовольствием лелеял свои страдания. Не думаю, что здоровье его сносно, как он просил передать папе, но вполне может быть, что ему стало лучше.
– Здесь я с вами не соглашусь, мисс Кэти, – заметила я. – По моим наблюдениям, ему намного хуже.
Тут Линтон, вздрогнув, очнулся от дремы в ужасном замешательстве и спросил, не звал ли его кто по имени.
– Нет, – ответила Кэтрин, – разве только во сне. Не понимаю, как ты можешь спать утром на свежем воздухе.
– Мне почудился голос отца, – задыхаясь, проговорил он, глядя на скалистый выступ над нами. – Вы уверены, что никто меня не звал?
– Абсолютно уверены, – сказала его кузина. – Только мы с Эллен спорили о твоем здоровье. Ты правда стал крепче, Линтон, чем тогда, когда мы расстались зимою? Если это и так, то я точно знаю, что кое-что другое крепче не стало – твоя любовь ко мне. Скажи, я права?
Слезы полились ручьем из глаз Линтона, и он ответил:
– Да, да, мне стало лучше!
Но все же, словно завороженный воображаемым голосом, он то и дело обращал свой взгляд на холм, чтобы увидеть того, кому голос принадлежал. Кэти встала.
– Сегодня нам пора проститься, – сказала она. – Не стану скрывать, что, к несчастью, я разочарована нашей встречей, хотя не скажу об этом никому, кроме тебя. Только не подумай, что я трепещу перед мистером Хитклифом.
– Тише! – пробормотал Линтон. – Ради бога, тише! Он идет сюда.
И он обхватил руку Кэтрин, стараясь удержать кузину, но при этом известии она торопливо высвободилась и свистом подозвала Минни, которая слушалась ее, точно собака.
– Я приеду в четверг! – крикнула она, вскочив в седло. – До свидания. Скорее, Эллен!
Мы оставили его одного, правда, едва ли он обратил внимание на наш отъезд, ибо был весь поглощен мыслью о приближении отца.
Еще до того, как мы добрались до дома, недовольство Кэтрин улеглось, и вместо него возникло недоумение, смешанное с жалостью и сочувствием, в значительной степени поддерживаемое неясными и горькими сомнениями в действительном положении Линтона – относительно его здоровья и того места, что он занимает в отцовском доме. Я их разделяла, однако посоветовала ей пока много об этом не говорить, ибо следующая встреча позволит нам лучше судить о происходящем. Хозяин попросил рассказать о нашей поездке. Кэти послушно передала ему от племянника слова благодарности и лишь слегка коснулась остального. Я также отвечала на вопросы уклончиво, ибо толком не знала, о чем лучше говорить, а о чем умолчать.
Глава 27
Промелькнула неделя, и теперь утро каждого дня было отмечено ухудшением состояния Эдгара Линтона. Если раньше здоровье его разрушалось постепенно от месяца к месяцу, то ныне он увядал ежечасно. Мы бы с радостью продолжали обманывать Кэтрин, но ее собственная живая натура не давала ей обмануться. Она втайне догадывалась и предавалась скорбным размышлениям о страшной возможности, которая постепенно превращалась в неизбежность. Когда подошел четверг, у нее не хватило духу напомнить отцу про визит к двоюродному братцу. Я сделала это за нее и получила разрешение выбраться на свежий воздух, ибо библиотека, где каждый день ее отец проводил некоторое время – совсем недолго, пока мог сидеть за книгой, – и его спальня заменили для Кэтрин весь мир. Ей было досадно, если хотя бы минуту она занималась чем-то другим, вместо того, чтобы склоняться над подушкою больного и сидеть у его постели. Ее лицо побледнело от усталости и печали, и мой хозяин с радостью отпустил ее, надеясь, что смена общества и обстановки окажет на дочь, как он уговаривал себя, благотворное действие. Он утешал себя надеждой, что после его смерти она не останется совсем одна.