В нем крепла убежденность, как я поняла по некоторым оброненным им словам, что, раз племянник так похож на него внешне, то должен походить и по характеру, тем более что по письмам Линтона нельзя было догадаться о его скверном нраве. А я, по простительной слабости, предпочла не исправлять эту ошибку, спросив себя: что хорошего будет в том, если я причиню хозяину беспокойство в последние минуты его жизни, сообщив известия, которые у него не станет ни сил, ни возможности обратить во благо?
Мы отложили поездку на несколько часов и отправились в путь золотым августовским днем, когда каждое дуновение ветерка с холмов было так наполнено жизнью, что казалось, любой, кто вдыхал этот воздух, пусть даже находясь на смертном одре, не может не возродиться. Лицо Кэтрин напоминало окружающий пейзаж – по нему то пробегали тени, то скользили солнечные лучи. Однако тени оставались дольше, а солнечный свет был мимолетен – бедное сердечко Кэти упрекало ее за то, что она даже на такое короткое время отвлеклась от домашних забот.
Мы заметили, что Линтон ждет нас на том же месте, что и раньше. Моя юная леди спешилась, сказав, что, поскольку она намерена пробыть с кузеном совсем немного, мне лучше не сходить с лошади и подержать ее пони. Я не согласилась. Ни на минуту не хотела я оставлять без присмотра мою подопечную, так что мы вместе поднялись по вересковому склону. На этот раз мастер Хитклиф встретил нас с бо́льшим оживлением, происходившим, правда, не от хорошего настроения и не от радости. А скорее, как мне показалось, от страха.
– Вы поздно, – сказал он, выговаривая слова отрывисто, с трудом. – Твой отец, кажется, тяжело болен. Я думал, ты не приедешь.
– Почему ты не можешь быть искренним? – воскликнула Кэтрин, позабыв поздороваться. – Почему сразу не скажешь, что не хочешь меня видеть? Это странно, Линтон, ты второй раз намеренно заставляешь меня приехать сюда, по-видимому, с целью расстроить нас обоих, к тому же безо всякой на то причины.
Линтон задрожал и посмотрел на нее с мольбой и стыдом одновременно, но кузине не хватало терпения, чтобы разобраться в его загадочном поведении.
– Да, мой отец очень болен, – сказала она. – Так зачем отрывать меня от его постели? Почему ты не послал сказать, что освобождаешь меня от данного обещания, если не хотел, чтобы я его выполняла? Говори! Я требую объяснений. Мне сейчас не до развлечений и баловства, и я не буду танцевать вокруг тебя, потворствуя твоим кривляньям.
– Кривляньям? – пробормотал он. – В чем они? Ради всего святого, Кэтрин, не гляди так зло! Презирай меня, сколько хочешь. Я никчемное, трусливое ничтожество – можешь ни во что меня не ставить, но я слишком слаб, чтобы снести твой гнев. Ненависть прибереги для моего отца, а мне хватит и презрения.
– Чушь! – вскричала Кэтрин. – Недалекий, глупый мальчишка! Глядите-ка, он дрожит, как будто я собираюсь его ударить! И незачем тебе просить о презрении, Линтон, оно и так появится у кого угодно – вот и получи, будь любезен! Можешь отправляться к себе. А я еду домой. Безумием было пытаться оттащить тебя от теплого местечка у камина и притворяться… а кем мы притворялись? Отцепись от моего платья! Если бы я жалела тебя, потому что ты плачешь и глядишь таким испуганным, тебе следовало бы отвергнуть мою жалость. Эллен, скажи ему, как постыдно его поведение. Встань и прекрати пресмыкаться! Довольно!
С залитым слезами и исполненным муки лицом Линтон кинулся на землю. Его бессильное тело корчилось от самого настоящего ужаса.
– Ах, – рыдал он, – я этого не вынесу! Кэтрин, Кэтрин, я ведь еще и предатель! Язык не поворачивается сказать! Но если ты меня оставишь, мне смерть! Дорогая Кэтрин, моя жизнь в твоих руках. Ты говорила, что любишь меня, а значит, с тобой не случится ничего плохого. Ты ведь не уйдешь, добрая, милая, хорошая Кэтрин? Может, ты согласишься – и он даст мне умереть с тобой!
Моя барышня, увидев его мучения, наклонилась, чтобы помочь ему встать. Былое чувство терпеливой нежности пересилило ее раздражение, она была по-настоящему тронута и обеспокоена.
– Соглашусь на что? – спросила она. – Остаться? Объясни мне свои странные слова, и я останусь. Ты сам себе противоречишь и совсем запутал меня. Успокойся, будь откровенным и сейчас же признайся, что терзает твое сердце. Ведь ты не обидишь меня, Линтон, правда? И не дашь никому в обиду, если это будет в твоей власти? Я поверю, что ты трус, когда дело идет о тебе, но не станешь же ты трусливым предателем своего лучшего друга!
– Отец угрожал мне, – задыхаясь и сжимая исхудавшие пальцы, проговорил Линтон. – И я боюсь его… боюсь! Мне страшно рассказывать!
– Что ж, – ответила Кэтрин с презрительной жалостью, – скрытничай и дальше. Только я-то не трусиха. Спасай себя. А мне не страшно.
Ее великодушие вызвало еще большие слезы. Он рыдал, как безумный, целуя поддерживавшие его руки, однако все равно не мог пересилить себя и открыться. Я же раздумывала, что за тайну он хранит, и дала себе слово не допустить, чтобы Кэтрин пострадала ради его выгоды или чьей-то еще, как вдруг, услышав шорох вереска, подняла глаза и увидела мистера Хитклифа, спускавшегося с холма прямо к нам. Он даже не взглянул в сторону молодых людей, хотя они были совсем близко от него и плач Линтона был хорошо слышен, а вместо этого поздоровался только со мною почти сердечно, впрочем, искренность его не могла не вызвать у меня сомнений.
– Редкий случай – увидеть тебя совсем рядом с моим домом, Нелли. Как тебе живется в «Дроздах»? Ну-ка, расскажи. Ходят слухи, – добавил он, понизив голос, – что Эдгар Линтон при смерти. Может, люди преувеличивают?
– Нет, мой хозяин умирает, – ответила я. – Это правда. Для нас его смерть станет тяжкой утратой, а для него – милостью Божией.
– Как ты думаешь, сколько он еще протянет? – спросил он.
– Не знаю, – сказала я.
– Вот в чем дело, – продолжал он, глядя на молодых людей, застывших перед его глазами – Линтон, казалось, не осмеливался шевельнуться или поднять голову, а Кэтрин из-за этого тоже не могла сдвинуться с места. – Мальчишка вроде решил оставить меня с носом, и я был бы весьма признателен его дяде, если бы он поторопился и отправился на тот свет раньше племянничка. Ну вот! Давно щенок ведет эту игру? Я же преподал ему пару уроков, чтобы научился не распускать нюни! Но в общем, как он держится с мисс Линтон – весело?
– Весело? Нет. Он очень страдает, – ответила я. – Глядя на него, думаешь, что, вместо прогулок по холмам с любимой девицей, ему следует лежать в постели под присмотром врача.
– Так и будет дня через два, – пробормотал Хитклиф. – Но прежде… Вставай, Линтон! Вставай! – закричал он. – Хватит ползать! Сейчас же вставай!
Линтон еще сильнее прижался к земле в новом припадке бессильного страха, вызванного, полагаю, взглядом отца: что еще могло заставить его унизиться до такой степени? Несколько раз он делал попытку подняться, но к этой минуте у него совсем не осталось силенок, и он вновь со стоном повалился на землю. Мистер Хитклиф приблизился к нему, поднял на ноги и прислонил к покрытому дерном пригорку.
– Так, – заговорил он с еле сдерживаемой яростью, – я начинаю злиться. Ежели ты не совладаешь со своей цыплячьей душонкой… черт тебя побери! Стой прямо!
– Я встану, отец, – прохрипел Линтон, – только отпусти, иначе у меня случится обморок. Я все делал, как ты велел, правда. Кэтрин тебе скажет, что я… что я… был веселый. Ох, Кэтрин, не уходи, дай мне руку!
– Обопрись на мою, – сказал отец. – Стой твердо. Вот так. Она даст тебе руку. Прекрасно. На нее смотри! Вы можете подумать, что я сам дьявол во плоти, мисс Линтон, коли навожу на него такой ужас. Не будете ли вы так добры проводить его до дома? Он весь трясется, стоит мне его тронуть.
– Линтон, дорогой! – прошептала Кэтрин. – Я не могу пойти с тобой в «Грозовой перевал» – батюшка запретил. Отец тебе ничего плохого не сделает, отчего ты так боишься?
– Я не смогу войти в дом, – ответил он. – Мне запрещено входить туда без тебя.
– Довольно! – вскричал Хитклиф. – Мы будем уважать дочерние чувства Кэтрин. Нелли, проводи его в дом, а я безотлагательно последую твоему совету и приглашу доктора.
– И хорошо сделаете, – ответила я. – Однако я должна оставаться со своей барышней. Ухаживать за вашим сыном – не мое дело.
– Ты женщина твердая, – сказал Хитклиф. – Мне это известно. Но придется мне щипать младенца, чтобы он заплакал – только тогда ты его пожалеешь. Ну так что, герой, хочешь, чтобы я сопроводил тебя домой?
Он вновь приблизился к Линтону и сделал движение, словно собирался схватить это тщедушное существо, но тот отпрянул и прижался к кузине, умоляя не бросать его с такой неистовой настойчивостью, что отказаться было невозможно. Как бы неодобрительно я ни относилась к этой идее, остановить Кэтрин я не могла. И правда, что ей было делать? Мы не понимали, что наполняло Линтона таким ужасом, но видели, что перед ним он бессилен и нараставший с каждой минутой страх может довести его до безумия. Мы подошли к порогу. Кэтрин вошла, а я осталась ждать, пока она проводит больного и усадит в кресло. Кэтрин, по моему расчету, должна была сразу же покинуть дом, однако Хитклиф подтолкнул меня вперед со словами:
– Мой дом не зачумлен, Нелли, и сегодня мне вздумалось быть гостеприимным. Присядь и позволь мне закрыть дверь.
Он закрыл дверь и запер ее на замок. Я вздрогнула.
– Выпейте чаю перед уходом, – предложил он. – Я сейчас один. Гэртон погнал скотину в Лис, а Зилла с Джозефом с удовольствием отправились прогуляться. И хотя я привык к одиночеству, мне хочется побыть в интересном обществе, раз уж удалось его найти. Мисс Линтон, сядьте рядом с ним. Дарю вам все, что имею, хотя такой подарочек немногого стоит, но больше мне вам предложить нечего. Я говорю о Линтоне. Надо же, как она на меня смотрит! Странно, что за дикое чувство поднимается во мне при виде всякого, кто меня боится. Родись я в краях, где законы не столь суровы, а вкусы не столь изысканны, я побаловал бы себя тем, что медленно резал бы этих двоих на кусочки в качестве вечернего развлечения. – Втянув воздух, он ударил кулаком по столу и негромко пробормотал: – Дьявол, как же я их ненавижу!