захолодала.
– Я больше месяца здесь холодаю, – ответила она, подчеркнув это слово с особым презрением.
Потом взяла стул и поставила его подальше от нас обоих. Когда отогрелась, она стала оглядывать комнату и увидела на полке стопку книг. Тотчас вскочила и потянулась за ними, но книги лежали слишком высоко. Кузен миссис Кэтрин, недолго понаблюдав за ее неудачными попытками, наконец отважился помочь и сложил первые попавшиеся под руку тома в подставленный ею подол.
Для парня это было огромное достижение. Она, впрочем, его не поблагодарила, но он все равно обрадовался, что помощь принята, и осмелился встать позади миссис, пока она перелистывала страницы, и вздумал, наклонившись, показывать ей пальцем старые картинки – те, что привлекли его внимание. Его даже не отпугнуло, когда она резко вырвала страницу из-под его руки. Он удовольствовался тем, что отошел чуть назад, и вместо книг стал глядеть на нее. Миссис продолжала читать или листала книгу, ища интересные места, а его внимание постепенно целиком сосредоточилось на ее густых, шелковистых локонах. Гэртон не видел ее лица, а она не видела его. Наверное, не совсем осознавая, что делает, он, как дитя, привлеченное пламенем свечи, долго не отводил от них взгляда, а потом захотел потрогать и, протянув руку, ласково, словно птичку, погладил один локон. Миссис как встрепенется – будто ей в шею вонзили нож!
– Сейчас же убирайтесь! Как вы смеете меня трогать? Зачем вы там встали? – закричала она с отвращением. – Вы мне противны! Только приблизьтесь – и я уйду к себе наверх!
Мистер Гэртон отпрянул с исключительно дурацким видом. Тихонько сел на скамью, а она еще с полчаса листала свои тома. Наконец Эрншо подошел ко мне и прошептал:
– Зилла, попросите ее почитать нам. Я намаялся сидеть тут и ничего не делать. И мне хочется… я бы не прочь послушать, как она читает. Не говорите, что я прошу, скажите, что это вы сами…
– Мистер Гэртон просит вас почитать вслух, мэм, – тут же сказала я. – Он примет это с радостью и будет очень признателен.
Она нахмурилась и, оторвавшись от книг, ответила:
– Мистер Гэртон и все вы сделаете мне большое одолжение, если поймете, что я отвергаю всякую признательность, которую вы мне лицемерно предлагаете! Я вас презираю, и мне нечего вам сказать! Когда я все отдала бы, чтобы услышать доброе слово или хотя бы увидеть хоть чье-то лицо, вы от меня прятались. Но я не стану жаловаться. Я спустилась вниз, чтобы согреться, а не чтобы развлекать вас или наслаждаться вашим обществом.
– Да что я-то мог поделать? – начал Эрншо. – За что вы меня вините?
– Ах, вы исключение, – ответила миссис Хитклиф. – Уж без вашего участия я действительно могла бы обойтись.
– Но я много раз предлагал и просил, – сказал он, вспыхнув от ее издевки. – Просил мистера Хитклифа пустить меня посидеть с больным вместо вас…
– Замолчите! Я уйду из комнаты или вовсе куда глаза глядят, лишь бы не слышать ваш отвратительный голос, – сказала Кэти.
Гэртон пробормотал, что она может идти к черту – он не против, и, сняв со стены ружье, вновь занялся своими обычными воскресными делами. Он говорил свободно, и она поняла, что отныне предоставлена самой себе. Но начались морозы, и, несмотря на свою гордость, ей приходилось все чаще и чаще снисходить до нашего общества. Однако я постаралась, чтобы мои добрые намерения больше не получали презрительной отповеди. С тех пор я веду себя так же чопорно, как она, и никто из нас ее не любит и ей не сочувствует. Да она того и не заслуживает: ей слово не скажи – сразу дает отпор безо всякого уважения. Даже на хозяина огрызается, сама напрашивается, чтобы ее взгрели, и чем больше получает побоев, тем ядовитей становится.
Сначала, услышав рассказ Зиллы, я подумала оставить работу, снять домик и забрать Кэтрин к себе; но мистер Хитклиф никогда не согласится на это, как не согласится выделить Гэртону отдельное жилье. И нынче я не вижу никаких способов исправить положение, если только Кэтрин не выйдет снова замуж, однако устроить это не в моей власти.
На этом миссис Дин закончила свою историю. Вопреки предсказаниям доктора, силы мои быстро восстанавливаются, и, хотя на дворе лишь вторая неделя января, через день-другой я предполагаю отправиться верхом в «Грозовой перевал», дабы сообщить моему хозяину, что ближайшие полгода проведу в Лондоне, а он, коли желает, может подыскать другого жильца, начиная с октября. Ни за что я не соглашусь провести здесь еще одну зиму.
Глава 31
Вчера погода была ясная, безветренная и морозная. Я отправился в «Грозовой перевал», как и предполагал накануне. Ключница моя попросила передать юной леди маленькую записочку, и я согласился, ибо достойная женщина не видела ничего необычного в такой просьбе. Парадная дверь была открыта, но ворота бдительно заперты, как и в прошлое мое посещение. Я постучал, и стук мой услышал Эрншо, возившийся с садовыми клумбами. Он снял цепь и впустил меня. Любо-дорого смотреть, как хорош собою этот селянин! На этот раз я особенно внимательно его разглядел, но, похоже, он делает все, чтобы скрыть свои достоинства.
Я спросил, дома ли мистер Хитклиф. Он ответил, что нет, но его ожидают к обеду. Было одиннадцать часов. Я объявил, что намерен зайти в дом и подождать, после чего юноша тотчас отбросил свои орудия и сопроводил меня, точно сторожевой пес, а вовсе не заместитель хозяина.
Мы вместе вошли в дом и там увидели Кэтрин, которая тоже занималась делом – готовила овощи для предстоящего обеда. Она казалась более хмурой и менее оживленной, чем когда я увидел ее впервые. Она едва подняла на меня взгляд и продолжала свое занятие с тем же презрением к принятым выражениям вежливости, что и раньше, никак не ответив ни на мой поклон, ни на пожелание доброго утра.
«Не так уж она благожелательна, – подумал я, – как хотела представить ее миссис Дин. Красавица – что правда, то правда, но отнюдь не ангел».
Эрншо с угрюмым видом велел ей отнести овощи на кухню.
– Сами отнесите, – ответила она, закончив работу и оттолкнув от себя миску. Потом села на стул у окна и принялась вырезать из собранной в передник брюквенной кожуры фигурки зверей и птиц. Я подошел к ней, притворившись, что желаю насладиться видом сада, и, покуда Гэртон на нас не смотрел, довольно ловко, как мне казалось, уронил ей на колени записку от миссис Дин. Но Кэтрин громко спросила: «Что это такое?» – и смахнула листок.
– Письмо от вашей давней знакомой, ключницы в «Дроздах», – ответил я, раздосадованный тем, что она разоблачила мой добрый поступок, и испуганный, что послание могут принять за мое собственное. Узнав, от кого письмо, она с радостью бросилась его поднимать, однако Гэртон оказался проворнее. Схватив листок, он сунул его в жилетный карман со словами, что сперва его надобно показать мистеру Хитклифу. Кэтрин молча отвернулась и, достав платок, тихонько поднесла его к глазам, а ее кузен, поборовшись некоторое время со своими добрыми чувствами, все-таки вынул письмо и швырнул его ей под ноги – со всею грубостью, на какую был способен. Кэтрин подняла листок и с жадностью принялась читать, потом задала мне несколько вопросов, разумных и неразумных, об обитателях бывшего своего дома и, глядя на холмы, заговорила как будто сама с собой:
– Как бы мне хотелось поскакать туда на Минни! Как бы мне хотелось забраться на те откосы! О, как я устала… как я намаялась, Гэртон!
И она положила свою хорошенькую головку на подоконник не то зевнув, не то вздохнув, и погрузилась в какую-то рассеянную печаль, не зная и не желая знать, смотрим мы на нее или нет.
– Миссис Хитклиф, – начал я, просидев некоторое время в молчании, – вы, верно, не знаете, что мы с вами знакомы – довольно хорошо знакомы, и мне кажется странным, что вы не хотите поговорить со мною. Моя ключница без устали рассказывала мне о вас и так расхваливала! Она очень расстроится, если я, вернувшись, сообщу ей лишь то, что вы получили ее письмо и промолчали.
Мне показалось, что моя речь произвела впечатление, потому что Кэтрин спросила:
– Эллен благоволит к вам?
– Да, и весьма, – не без колебаний ответил я.
– Передайте ей, что я бы ответила на ее письмо, но мне не на чем писать – нет даже книги, из которой можно вырвать листок.
– Нет книги! – воскликнул я. – Как же вы ухитряетесь жить здесь без книг? Простите мой слишком смелый вопрос. Но имея в «Дроздах» большую библиотеку, я и то частенько скучаю. Заберите у меня книги – и я впаду в отчаяние.
– Я всегда читала, когда было что читать, – ответила Кэтрин. – А мистер Хитклиф не читает вовсе, поэтому ему пришло в голову уничтожить мои книги. Вот уже несколько недель я ни одной не могу найти. Однажды, правда, я исследовала богословский запас книг Джозефа – к крайнему его неудовольствию. И еще один раз наткнулась на припрятанные книжки в вашей комнате, Гэртон, на моих старых друзей: несколько латинских и греческих томов, повестей и стихотворений. Я принесла их сюда, а вы утащили как сорока крадет серебряные ложки просто потому, что ей нравится воровать. Они ведь вам не нужны. Или вы спрятали их из злобного чувства: раз вы сами не можете наслаждаться ими, то и другим не дадите. Быть может, ваша зависть и подсказала мистеру Хитклифу лишить меня этих сокровищ? Но они почти все записаны в моей памяти и запечатлены в сердце – оттуда их вам не выкрасть!
Эрншо побагровел, когда кузина во всеуслышание заявила, что осведомлена о его тайных литературных занятиях, и, запинаясь, стал негодующе отрицать ее обвинения.
– Мистер Гэртон желает пополнить свои знания, – вмешался я, поспешив ему на выручку. – Он не завидует вашему образованию, а стремится догнать вас. Через несколько лет он будет ученым человеком.
– А я, по его милости, за это время совсем отупею, – ответила Кэтрин. – Да, я слышу, как он разбирает слова по буквам и силится их выговорить. И что за ошибки он делает – просто прелесть! Хорошо бы вы, Гэртон, прочли «Чевиотскую охоту»