ить большой участок земли от кустов смородины и крыжовника, и они вдвоем обсуждают, какие растения пересадить сюда из «Дроздов».
Я пришла в ужас от разорения, произведенного ими всего за полчаса. Черная смородина была любимым детищем Джозефа, а Кэти надумала разбивать свои клумбы прямо среди кустов.
– Ну и ну! – воскликнула я. – Обо всем этом, как только обнаружится, будет немедля доложено хозяину! И как вы станете оправдываться, что взялись без разрешения творить подобное в хозяйском саду? Теперь бури не миновать – помяните мое слово! Мистер Гэртон, неужели вы не могли проявить благоразумие и не устраивать такой разгром, поддавшись на ее просьбы!
– Я и забыл, что кусты Джозефа, – ответил он, весьма озадаченный, – но скажу ему, что это я виноват.
Мы всегда ели вместе с мистером Хитклифом. Я выступала в роли хозяйки, когда приходило время разливать чай или нарезать кекс, поэтому за столом без меня было не обойтись. Кэтрин обыкновенно сидела рядом со мной, но в тот день пересела поближе к Гэртону, и вскоре я заметила, что она вовсе не собирается осторожничать в этой дружбе, как раньше не осторожничала во вражде.
– Смотрите, не болтайте с кузеном слишком часто и не уделяйте ему много внимания, – таковы были мои наставления, сказанные шепотом, когда мы шли к столу. – Это разозлит мистера Хитклифа, и он обрушится на вас обоих.
– Я и не собираюсь, – ответила она.
Через мгновение она придвинулась к Гэртону и начала втыкать цветочки примулы в его кашу.
Он не осмеливался ничего сказать – едва решался взглянуть на нее, и все же она продолжала свои поддразнивания, отчего он дважды чуть не прыснул со смеху. Я нахмурилась, и тогда Кэти взглянула в сторону хозяина, чьи мысли были заняты не сидевшими за столом, а совсем иными предметами – это ясно читалось по его лицу. На мгновение Кэтрин стала серьезнее и принялась внимательно его разглядывать. Потом, отвернувшись, продолжила свои шалости. В конце концов у Гэртона вырвался сдавленный смешок. Мистер Хитклиф вздрогнул и быстро пробежал глазами по нашим лицам. Кэтрин встретила его взгляд со своим обычным выражением беспокойства и вместе с тем вызова, которое он так ненавидел.
– Тебе повезло, что мне до тебя не достать! – вскричал он. – Какого дьявола ты уставилась на меня своими ведьминскими глазами? Опусти их и не напоминай мне больше о своем существовании. Я думал, что отучил тебя смеяться.
– Это я смеялся, – пробормотал Гэртон.
– Что ты сказал? – сурово спросил хозяин.
Гэртон опустил голову и не стал повторять своего признания. Мистер Хитклиф ненадолго задержался на нем взглядом, а потом продолжил завтракать, предаваясь прерванным размышлениям. Мы почти покончили с едой, причем молодые люди предусмотрительно отодвинулись подальше друг от друга, так что теперь я не ожидала никаких неприятностей, но тут в дверях появился Джозеф, чьи трясущиеся губы и пылавшие гневом глаза свидетельствовали, что бесчинство, совершенное с его драгоценными кустами, обнаружено. Должно быть, он еще раньше заметил Кэти и ее кузена на том участке сада, а уж потом пошел проверить, чем это они там занимались. Войдя, он заговорил, работая челюстями, словно корова, жующая жвачку, отчего его речь была не слишком разборчивой:
– Пора мне получить жалованье и уйти отсель. Собирался я помереть там, где прослужил шестьдесят лет верой и правдой. Думал, уберу книги и пожитки свои к себе на чердак, а им оставлю кухню, ради тишины и спокойствия. Тяжко мне было расставаться с родным очагом, но я решил, что так потребно. Но она забрала себе мой сад, и, положа руку на сердце, хозяин, того мне уж не снести. Вы можете согнуться под этим бременем, и согнетесь, только я к таким делам непривычен: старый человек не скоро привыкает к новому бремени. Лучше пойду дороги мостить – зарабатывать себе на хлеб насущный.
– Ну-ну, дурень, – прервал его Хитклиф, – говори короче! Чего ты надулся? Я не стану встревать в твои ссоры с Нелли. Пусть она хоть в угольный подвал тебя спихнет – меня это не касается.
– Это не Нелли, – ответил Джозеф. – Не стал бы я уходить из-за Нелли, хоть она и злая грешница… но, слава богу, ничью душу не украдет! И такой красивой никогда не была, чтобы глазеть на нее не отрываясь. Это ваша мерзкая, бесстыжая распутница, которая околдовала нашего мальчика своими наглыми глазами и развратным нравом, и он… Нет, сердце мое разрывается! Он все забыл, что я для него делал, как ради него старался! Пошел и вырвал целый ряд смородиновых кустов в саду!
С этими словами старик расплакался, лишившись твердости духа из-за своей горькой обиды, неблагодарности Эрншо и крайне опасного положения, в коем тот оказался.
– Болван пьян? – спросил мистер Хитклиф. – Гэртон, он обвиняет тебя?
– Я выкопал два-три куста, – ответил молодой человек, – но я их после пересажу.
– А зачем ты их выкопал? – спросил хозяин.
Тут Кэтрин решила прийти Гэртону на помощь.
– Мы хотели посадить там цветы, – во всеуслышание объявила она. – Это я виновата, потому что я его попросила.
– А кто, черт возьми, дал тебе право трогать здесь хотя бы стебелек? – изумленно спросил ее свекор. – И кто велел тебе ее слушаться? – добавил он, обращаясь к Гэртону.
Тот промолчал. Но его кузина ответила:
– Не пристало вам жалеть несколько ярдов земли для моей цветочной клумбы, коль скоро вы присвоили всю мою землю!
– Твою землю, наглая девчонка? У тебя ее никогда не было!
– И мои деньги, – продолжала она, встретив его гневный взгляд и между делом откусив кусочек корочки, оставшейся от завтрака.
– Замолчи! – крикнул Хитклиф. – Доедай и убирайся!
– А еще землю Гэртона и его деньги, – продолжала безрассудная спорщица. – Мы с Гэртоном теперь друзья, и я все ему про вас расскажу.
Казалось, хозяин на мгновение растерялся. Он побледнел и встал, глядя на нее со смертельной ненавистью.
– Если вы ударите меня, то Гэртон ударит вас, – заявила она. – Так что можете сесть.
– Если Гэртон не выдворит тебя из комнаты, то я его так ударю, что он очнется в аду! – прогремел Хитклиф. – Проклятущая ведьма! Ты смеешь настраивать его против меня? Убери ее отсюда! Слышишь? Вышвырни на кухню! Я ее убью, Эллен Дин, если ты позволишь ей еще хоть раз попасться мне на глаза!
Гэртон еле слышно старался убедить Кэти уйти.
– Тащи ее волоком! – закричал Хитклиф с дикою злобою. – Или ты решил еще побеседовать с ней?
И он подошел, чтобы самому выполнить свой приказ.
– Он больше не будет вас слушать, злой вы человек, – сказала Кэтрин. – И вскоре станет презирать вас не меньше, чем я.
– Тише, тише! – с упреком пробормотал Гэртон. – Не надо так с ним говорить. Перестаньте.
– Но вы ведь не позволите ему меня ударить? – воскликнула Кэтрин.
– Тогда пойдемте, – серьезным голосом прошептал он.
Но было поздно. Хитклиф схватил Кэтрин за руку.
– Теперь уходи! – обратился он к Эрншо. – Треклятая колдунья! На этот раз она разозлила меня всерьез – и я ей не спущу! Будет потом всю жизнь каяться!
Его рука вцепилась ей в волосы, и Гэртон попытался высвободить их, упрашивая Хитклифа не наказывать Кэтрин на этот раз. Глаза Хитклифа горели – казалось, он был готов разорвать ее на куски. Собравшись с духом, я уже приготовилась броситься на помощь, как вдруг пальцы Хитклифа разжались, рука соскользнула с головы на плечо невестки, и он пристально взглянул ей в лицо. Потом прикрыл ладонью ее глаза, постоял, верно, чтобы окончательно овладеть собой, и, вновь обратившись к Кэтрин, произнес спокойным голосом:
– Научись не выводить меня из себя, иначе когда-нибудь я тебя и вправду убью. Отправляйся отсюда вместе с миссис Дин, не отходи от нее и делись своими наглыми россказнями с ней. Что до Гэртона Эрншо, то если увижу, что парень тебя слушает, он пойдет зарабатывать свой хлеб, куда глаза глядят. Твоя любовь сделает его изгоем и нищим. Нелли, забери ее! И оставьте меня – все оставьте!
Я вывела мою молодую леди. Она не противилась, ибо слишком была рада освобождению. Остальные вышли следом, так что до самого обеда мистер Хитклиф оставался в комнате один. Я посоветовала Кэтрин обедать наверху, но, заметив, что ее место пустует, Хитклиф послал меня за нею. Он ни с кем не говорил, ел мало и сразу после обеда ушел, объявив, что до вечера не вернется.
В его отсутствие двое новоявленных друзей расположились в «доме», где, как я слышала, Гэртон твердо пресек все попытки кузины раскрыть ему глаза на то, как поступил ее свекор с его отцом. Гэртон сказал, что не потерпит ни одного оскорбительного слова в адрес мистера Хитклифа. Будь он сам дьявол во плоти – это ничего не значит, он все равно на его стороне, так что пусть она лучше честит его, как бывало раньше, чем примется за своего свекра. Кэтрин страшно разгневалась, но Гэртон нашел способ заставить ее придержать язычок – спросил, как бы ей понравилось, если бы он плохо отозвался об ее отце. Тогда она поняла, что порочить хозяина для Эрншо все равно что порочить его самого, что он привязан к Хитклифу узами более сильными, чем те, что можно разорвать силою разумных доводов – цепями, выкованными привычкою, и, с ее стороны, жестоко будет пытаться их ослабить. Она проявила добросердечие и с тех пор избегала жаловаться на Хитклифа и выказывать к нему неприязнь, и даже призналась мне, что сожалеет о своих попытках поссорить Хитклифа с Гэртоном. И право слово, с тех пор она ни полсловечка не произнесла против своего мучителя, если Эрншо был рядом.
Уладив это небольшое разногласие, они снова стали друзьями и с усердием, как ученик и учительница, принялись за разнообразные занятия. Закончив работу, я пришла посидеть с ними, и мне было так спокойно и приятно смотреть на них, что я потеряла счет времени. Знаете, они ведь оба в каком-то смысле мои дети. Я давно гордилась одной, а ныне чувствовала, что и второй будет источником неменьшей радости. Его честная, добрая натура и природный ум быстро разогнали тучи невежества и униженности, под которыми он был взращен, а искренняя похвала Кэтрин подхлестывала его прилежание. Чем более просветлялся ум Гэртона, тем светлее становилось и его лицо, добавляя его чертам одухотворенности и благородства. Мне едва верилось, что это тот же самый человек, с которым мы встретились, когда я отыскала свою маленькую барышню в «Грозовом перевале» после ее путешествия к Пенистон-Крэгу. Пока я за них радовалась, а они трудились над книгами, спустились сумерки, и с ними вернулся домой хозяин. Он появился неожиданно, войдя через парадную дверь, и сразу увидел нас троих, прежде чем мы успели поднять головы и, в свою очередь, посмотреть на него. Что ж, подумала я, нет ничего более приятного и безобидного, чем эта картина, и весьма стыдно будет ему начинать браниться. Красные отблески огня освещали их красивые головы и выхватывали из тени лица, оживленные живой детской любознательностью, ибо, хотя Гэртону было двадцать три, а Кэтрин восемнадцать, каждый из них еще не испытывал и не выказывал чувств, свойственных трезвой, лишенной иллюзий зрелости, и столько нового им еще предстояло узнать и ощутить.