Когда они взошли на порог и задержались, чтобы в последний раз взглянуть на луну – или, скорее, друг на друга под луной, – у меня возникло непреодолимое желание вновь убежать. Вложив кое-что на память в руку миссис Дин и оставив без внимания ее упреки в неучтивости, я скрылся через кухонную дверь в то самое мгновение, когда они вошли через парадный вход. Таким образом я почти подтвердил догадки Джозефа о нескромном поведении развеселой ключницы, не признай он во мне человека уважаемого, благодаря кругленькому соверену, со звоном упавшему к его ногам.
Обратный мой путь вышел несколько длиннее, ибо я завернул к церкви и, стоя под ее стенами, разглядывал произошедшие за семь месяцев заметные разрушения. Многие окна без стекол зияли черной пустотой, из ровной линии крыши кое-где выбивалась черепица, которую вскоре мало-помалу снесут осенние грозы.
Недолго поискав, я обнаружил на склоне, спускавшемся к пустоши, три надгробных камня: тот серый, что стоял посередине, наполовину утопал в вереске; другой, Эдгара Линтона, был окружен дерном и покрыт поднимавшимся от подножия лишайником; камень Хитклифа все еще оставался чистым.
Я стоял у могил под ласковым небом, следил взглядом за ночными мотыльками, порхавшими среди вереска и колокольчиков, слушал нежное дыхание ветра, блуждавшего в траве, и удивлялся, откуда у людей взялась мысль, что кому-то из лежащих в такой покойной земле могут присниться беспокойные сны.