Я зашептала Кэтрин, что соглашаться на эдакое предложенье нельзя ни в коем случае – и речи не может быть.
«Почему? – вслух спросила она. – Я устала бегать, а земля росиста и не присядешь. Давай к ним заглянем, Эллен. Кроме того, он говорит, я знакома с его сыном. Он, наверное, ошибается, но я догадываюсь, где он живет: на ферме, куда я заходила по пути от Пенистонских скал. Не так ли?»
«Именно так. Идем, Нелли, и придержи язык – ей приятно будет нас навестить. Хэртон, иди вперед с девицей. А ты прогуляешься со мною, Нелли».
«Ничего подобного, никуда она не пойдет, – вскричала я, тщась вырвать локоть из его хватки; но Кэтрин, бегом промчавшись по бровке, очутилась уже почти у ворот. Назначенный ей спутник и не прикидывался, будто ее сопровождает: он попятился с дороги и исчез.
«Господин Хитклифф, это просто ни в какие ворота, – продолжала я. – Сами же знаете, что ничего хорошего не задумали. А она там увидит Линтона и, как вернется домой, тотчас все выложит; а виновата окажусь я».
«Я и хочу, чтоб она увидела Линтона, – сказал Хитклифф. – Он последние дни выглядит получше – ему не всегда впору принимать гостей. И мы быстро уговорим ее сохранить визит в тайне; что плохого-то?»
«Плохо то, что ее отец меня возненавидит, ежели узнает, что я пустила ее к вам в дом; а я убеждена, что вы ее подзуживаете с дурным умыслом», – ответила я.
«Умысел у меня – честнее не бывает. И я тебе изложу его во всей полноте, – сказал он. – Я замыслил, чтобы кузены полюбили друг друга и поженились. Я выказываю твоему хозяину щедрость: у девчонки его нет никаких перспектив, а разделив мои желанья, она будет обеспечена на всю жизнь и станет наследовать с Линтоном вместе».
«Ежели Линтон умрет, – возразила я, – а будущее его неопределенно, наследницей станет Кэтрин».
«А вот и нет, – возразил он. – В завещании нет такой клаузулы; его имущество отойдет ко мне, но, дабы предотвратить споры, я желаю их союза и намерен его добиться».
«А я намерена добиться, чтоб мы с нею никогда больше не приближались к вашему дому», – ответила я; тем временем мы как раз подошли к воротам, где нас поджидала Кэти.
Хитклифф велел мне помолчать и поперед нас заспешил по тропинке, дабы открыть дверь. Моя юная госпожа несколько раз взглядывала на него, словно не вполне понимала, что думать; но теперь он улыбался, ловя ее взгляд, смягчал голос, говоря с нею, и я по глупости вообразила, будто воспоминанье о матери обезоружит его и не дозволит причинить пагубы дочери. У очага стоял Линтон. Он едва вернулся с прогулки по пустошам – на нем была шапка, – и теперь требовал у Джозефа сухую обувь. Линтону недоставало еще нескольких месяцев до шестнадцати, однако для своего возраста он вырос высоким. Черты его остались красивы, а глаза и кожа сияли ярче, нежели мне помнилось, хотя временный сей блеск одолжен был у целительного воздуха и доброго солнышка.
«Ну-с, а это кто? – спросил господин Хитклифф, обернувшись к Кэти. – Узнаёте?»
«Ваш сын?» – предположила она, с сомнением оглядев одного, затем другого.
«Да-да, – отвечал Хитклифф, – но вы разве встречаетесь впервые? Пораскиньте мозгами! Ага! короткая же у вас память. Линтон, ты помнишь свою кузину? Ты ведь так нас изводил, желая с ней повидаться».
«Что?! Линтон?! – вскричала Кэти, от одного имени этого вспыхнув радостным удивленьем. – Это маленький Линтон? Да он выше меня! Вы Линтон, правда?»
Юнец выступил вперед и признал, что он Линтон, а Кэти пылко его поцеловала; оба они в изумлении созерцали перемены, коим их подвергло время. Кэтрин доросла до своего нынешнего роста; фигура ее была округла и стройна, гибка, точно сталь, а лицо искрилось здоровьем и жизнелюбием. Линтонов облик и жесты были томны, а фигура шибко худа; но в манере его сквозила грациозность, что умаляла эти изъяны и не вовсе лишала его приятности. Обменявшись с кузеном многочисленными нежными словами, Кэти направилась к господину Хитклиффу, каковой маячил в дверях, деля свое вниманье между предметами внутри и снаружи дома; сиречь притворяясь, будто наблюдает последние, но подмечая лишь первые.
«А вы, значит, мой дядя! – вскричала Кэти, встав на цыпочки, дабы его поприветствовать. – Мне так и почудилось, что вы мне нравитесь, хоть вы на меня поначалу и сердились. Отчего вы с Линтоном не навещаете нас в Усаде? Столько лет прожить близкими соседями и ни разу не повидаться; странное дело – зачем же вы так?»
«Прежде чем вы родились, я навещал Усад слишком часто, – отвечал он. – Там… черт бы вас взял! Если у вас припасены лишние поцелуи, подарите их Линтону; я не ценитель».
«Ах ты плутовка, Эллен! – воскликнула Кэтрин, с щедрыми ласками налетев на меня. – Злая Эллен! и ты не пускала меня в дом! Но отныне я стану приходить сюда каждое утро; можно, дядя? а иногда и папу буду приводить. Вы нам обрадуетесь?»
«Разумеется, – отвечал дядя, едва подавив гримасу глубокого отвращенья к обоим будущим визитерам. – Но постойте, – продолжал он, обернувшись к ней. – Я, пожалуй, должен вам сказать. Господин Линтон питает против меня предубежденье; как-то раз мы с ним поссорились жестоко, что не сделало бы чести ни одному христианину; если скажете ему, что ходите сюда, он наложит вето на ваши прогулки. А посему не говорите ему ни слова, если вам небезразлично, станете ли вы впредь встречаться с кузеном; приходите, если угодно, однако ему не говорите».
«Отчего вы поссорились?» – спросила Кэтрин, заметно пав духом.
«Он счел, что я слишком беден и не могу жениться на его сестре, – отвечал Хитклифф, – и огорчился, когда я ее заполучил; гордость его была задета, и он никогда меня не простит».
«Так не годится! – заявила моя юная госпожа. – И я ему однажды о том скажу. Но ваша ссора не имеет касательства до нас с Линтоном. Значит, я не стану приходить; пускай он приходит в Усад».
«Для меня это слишком далеко, – прошептал ее кузен. – Четыре мили пешком меня убьют. Нет, приходите иногда сюда, госпожа Кэтрин; не каждое утро, но раз-другой в неделю».
Отец пронзил сына взглядом горького презрения.
«Боюсь, Нелли, труды мои останутся втуне, – шепнул он мне. – Госпожа Кэтрин, как выражается этот мямля, узнает, чего он стоит, и пошлет его к дьяволу. Вот будь это Хэртон!.. Знаешь ли ты, что по двадцать раз на дню я мечтаю иметь в сыновьях Хэртона, невзирая на все его одичание? Будь парень кем другим, я бы его любил. Но, пожалуй, ее любовь ему не грозит. Если это рыбье отродье не встряхнется, я напущу на него Хэртона. По нашим расчетам, оно едва ли протянет до восемнадцати. Ох, будь он проклят, размазня! Ноги вытирает, а на нее и не взглянет… Линтон!»
«Да, отец», – отвечал мальчик.
«А тебе нечего показать кузине в округе? Кроличью нору, может быть, или ласкину? Отведи ее в сад, пока не переобулся; своди в конюшню, покажи свою лошадь».
«А вы не хотите остаться здесь?» – спросил Линтон мою юную госпожу, всем тоном своим выдавая нежеланье снова куда-то идти.
«Не знаю», – отвечала она, с тоскою взглянув на дверь и явно жаждая чем-нибудь заняться.
Он остался в кресле и придвинулся поближе к огню. Хитклифф поднялся, вышел на кухню, а оттуда во двор, окликая Хэртона. Тот отозвался, и вскоре оба вошли в дом. Юноша успел помыться, о чем свидетельствовали румяные щеки и мокрые волосы.
«О, вот я спрошу вас, дядя, – сказала госпожа Кэти, припомнив уверенья экономки. – Он же мне не двоюродный брат?»
«Именно так, – отвечал Хитклифф, – племянник вашей матери. Он вам не нравится?»
Кэтрин покосилась с сомнением.
«Разве не красавец?» – продолжал Хитклифф.
Невоспитанный юнец встал на цыпочки и что-то прошептал ему на ухо. Тот рассмеялся; Хэртон помрачнел; думается мне, его больно задевали воображаемые обиды, и он смутно постигал, сколь низко его положенье. Однако хозяин, или же опекун, стер с его лица хмурую гримасу, воскликнув:
«Да ты наш любимец, Хэртон! Она утверждает, ты… Как вы сказали? Говоря коротко, нечто лестное. Я знаю – проведи-ка ты ее по ферме. И будь добр вести себя как джентльмен. Не произноси плохих слов; не смотри, когда юная госпожа отвернулась, и будь готов отвернуться, когда смотрит она; а если говоришь, слова произноси медленно и не суй руки в карманы. Всё, иди развлеки даму изысканным манером».
Он посмотрел, как эти двое прошли под окном. Эрншо совершенно отвернул лицо от спутницы. Знакомый пейзаж он созерцал с интересом, точно издалека пришлый художник. Кэтрин взглянула на него украдкой и без малейшего восхищенья. А затем принялась искать вокруг занятные предметы и весело поскакала вперед, распевая песенку и тем восполняя недостачу беседы.
«Я прищемил ему язык, – заметил Хитклифф. – Он за всю прогулку ни полслова не промолвит! Нелли, ты же помнишь меня в его годы – да нет, еще моложе. Я что, тоже смотрелся таким глупым – таким “малумным”, как говорит Джозеф?»
«Хуже, – отвечала я, – вы ведь в придачу еще и угрюмились».
«Мне он доставляет радость, – продолжал Хитклифф, размышляя вслух. – Он оправдал мои ожиданья. Родись он дураком, я бы и вполовину так не насладился. Однако он не дурак; и я умею сопереживать его чувствам, ибо сам чувствовал то же. Сейчас, к примеру, я знаю в точности, как он мучается: впрочем, это лишь начало его страданий. Ему никогда не подняться из пропасти варварства и невежества. Я его окоротил быстрее, чем его негодяйский родитель заловил меня, и погрузил в грязь глубже, ибо он своей дремучестью гордится. Все, что выше зверя, я наставлял его презирать за глупость и слабость. Как полагаешь, узри его Хиндли, он бы гордился сыном? Примерно так же, как я своим. Но есть и различье: один – золотой слиток, что служит мостильным камнем, другой же – отполированная жестянка, коей назначено служить серебром. Мой ни малейшей не представляет ценности; и однако мне посчастливится выжать все до капли из негодного матерьяла. Его обладает высочайшим качеством, но все утрачено; мертвее пустыни бесплодной. Мне сожалеть не о чем; у него поводов для сожалений во множестве, кое ведомо лишь мне одному. И что лучше всего, Хэртон чертовски ко мне привязан! Согласись, тут уж я Хиндли обскакал. Восстань мертвый злодей из могилы, дабы отмстить за невзгоды отпрыска, мне выпадет забава увидеть, как оный отпрыск с боем загоняет его назад в гроб, негодуя, что на его единственного друга во всем мире папаша посмел возвысить голос!»