Проводник объявил:
— Следующая — Ораниенбаум.
Душно в вагоне. Ксения встала и опустила раму. Ворвался прохладный ветер. Вместе с ним влетели детские голоса:
«Эх, судьба ты моя, судьба!
Словно карта черная…»
Федька и Карпуха сидели на подножке и во все горло орали песню беспризорника.
Ксения выглянула в окно, увидела соседских мальчишек, нахмурилась.
— Федька! — Карпуха кричал потому, что в ушах свистел встречный ветер и грохотали колеса. — Я вот все думаю… Город — не озеро, а почему же там остров? И если остров, то как она на извозчике туда может попасть?
— Мосты! Понимаешь? — прокричал в ответ Федька. — Мосты!
Ксения отшатнулась от окна.
— Мосты? Через озеро? — не поверил Карпуха.
— Может, через реку!.. У бати спросим, он Питер знает.
Не слышали мальчишки, как сзади открылась дверь. Нога в высоком зашнурованном сапожке ударила Карпуху в спину и сбросила с поезда. Федька успел оглянуться, но, получив удар в голову, тоже сорвался с подножки.
А поезд уже тормозил, подходя к Ораниенбауму.
Крутогоров вышел из машины и поднялся на платформу. Но напрасно смотрел он на пассажиров. Мальчишек не было. Поезд отправился дальше, а они так и не появились.
Крутогоров вернулся к машине.
— Нету? — удивился шофер.
— Либо проспали, — задумчиво ответил Крутогоров, — либо… Не прощу себе! Надо было провожатого из Петрограда запросить.
— Дядя Вася!
— Василий Васильевич!
Федька и Карпуха в изодранных штанах и рубахах, в синяках и ссадинах бежали по шпалам к станции.
Алтуфьев и два других чекиста идут по песчаному берегу Елагина острова. Все трое смотрят вниз, на песок, на цепочку следов. Здесь, у самой воды, недавно прошла женщина.
Следы привели к валуну.
Женщина села на этот камень, разулась и босиком вошла в воду.
— Купаться пошла! — пошутил один из чекистов.
Алтуфьев не ответил. Он стоял на берегу и смотрел на камни, там и тут торчавшие из воды, на мелких рыбешек, резвившихся на мелководье, на ржавый бакен, принесенный откуда-то волнами и севший на мель.
— Придется и нам окунуться, — сказал Алтуфьев и, не снимая ботинок, шагнул в воду.
Двое других подтянули брюки.
— Надо будет — позову! — остановил их Алтуфьев и побрел к бакену.
Около бакена неглубоко. Вода не дошла до колен. Алтуфьев похлопал по железному боку, подергал бакен. Он крепко сидел в песке. В днище виднелась дырка. Видно, не один год пролежал бакен на этом месте. Матрос пошарил внутри, испуганно выдернул руку и брезгливо стряхнул в воду присосавшуюся к пальцу миногу.
Потом он взялся за кольцо, к которому когда-то крепилась якорная цепь. Кольцо неожиданно повернулось. Алтуфьев вывернул его. Винт, которым оно крепилось к корпусу бакена, был полый. Внутри лежала записка. Всего несколько слов, написанных женским почерком: «Временно воздержитесь от визитов. Ищем новое место. А. Г. убит. Случайно ли?»
Перед выездом из леса водитель потушил фары. Внизу была деревня.
— Стой! — скомандовал Крутогоров. — Дальше — пешком. Машину убери с дороги.
Долетел отдаленный гудок.
— Успели! — произнес шофер.
Мальчишки догадались, что поезд, с которого их столкнули, только что добрался до полустанка.
В темноте торопливо спустились к дому Дороховых. Вошли во двор и на крыльце увидели мать. Мальчишки сжались, ожидая неминуемой грозы. Но Крутогоров опередил ее.
— Меня ругай, Варвара Тимофеевна! Я виноват… А еще больше — твой постоялец! Уж я ему!..
Посмотрев на сыновей и удостоверившись, что они целы, мать как-то сникла и потерла ладонями виски.
Отец встретил их у двери. Федька заметил, как блеснули радостью его глаза, а рука замахнулась для отцовского подзатыльника. Но шофер успел подставить локоть.
— Бу-удет!.. Парни и так натерпелись… Радуйтесь, что живы! Они же чуть…
— Потом! — прервал его Крутогоров и повысил голос: — Зуйко!
— Есть! — ответил с чердака басок матроса, и на лестнице загремели его ботинки.
Видно было, что он только что пришел домой.
— Где он? — спросил Крутогоров.
— Дома. Минут десять как вернулся… Погулял я с ним сегодня!
— Он тебя за нос водил! — раздраженно сказал Крутогоров и добавил: — Будем брать!
Дом Самсонова окружен с трех сторон. Под окнами притаились Зуйко и шофер. За поленницей у крыльца спрятался Крутогоров.
В темноте послышались приближающиеся шаги. Ксения торопливо вбежала в дом.
Крутогоров вышел из-за поленницы, прислушался. В доме — ни звука. Сзади кто-то кашлянул. Крутогоров выхватил маузер и оглянулся. У забора стоял Бугасов, хмуро смотрел на чекиста. Василий Васильевич приложил палец к губам и поднялся на крыльцо. Протянул руку к двери, но она открылась сама. Испуганно ойкнув, Ксения замерла на пороге. Крутогоров взял ее под руку и молча вывел на крыльцо. Подоспевший Зуйко бросился в открытую дверь.
По крыше бесшумно ползет Самсонов. Дотянулся до флюгера, снял его со стержня, размахнулся и кинул в темноту. Затем он спустил вниз привязанную к трубе веревочную лестницу и, добравшись до края крыши, спрыгнул.
Когда ноги Самсонова коснулись земли. Бугасов облапил его сзади. Повернув голову, Самсонов узнал его, прохрипел:
— Чекистам продался!
— Чекисты или кто еще, а порядок должен быть! — ответил Бугасов и крикнул: — Эй! Как вас там!.. Идите сюда!
В больничной палате уже которые сутки около Яшиной кровати дежурит Лида. Она похудела, под глазами синяки. Смочив в воде марлю, она вытирает брату лицо. Яша лежит на спине. Глаза закрыты. Он еще не приходил в себя.
В коридоре около палаты Крутогоров беседует с врачом.
— Значит, выживет?
— Кризис миновал, — подтверждает врач. — Но еще вчера я думал иначе…
— Они на это и рассчитывали! — посуровел Крутогоров. — Надеялись — умрет и концы в воду.
— Изверги, а не родители! — глухо сказал врач.
Крутогоров не ответил и вошел в палату. Лида встретила его недружелюбным взглядом. Василий Васильевич погладил ее по плечу и присел за изголовьем Яшиной кровати.
— Устала? — спросил он. — Скоро отдохнешь. Мне врач сказал — страшное позади осталось.
Яша простонал и шевельнулся.
— Тихо вы! — сердито прошептала Лида.
Яша открыл глаза, узнал сестру, слабо улыбнулся и с тревогой посмотрел по сторонам. Увидев больничную палату, он успокоился, прошептал:
— Хорошо… что… не дома…
Лида склонилась над ним.
— Лежи, лежи, Яшенька!.. Не разговаривай!.. Тебе нельзя!.. Ты еще слабенький-слабенький!.. Чуть совсем не убился!
— Не я… Это — он, Самсонов!.. Я узнал Александра Гавриловича!
Лида положила ладонь на его губы.
— Помолчи, Яшенька! Помолчи!.. Мы не одни! Помолчи!..
Она с открытой неприязнью взглянула на Крутогорова. Василий Васильевич встал. Теперь Яша увидел его.
— Здравствуй! — приветливо произнес Крутогоров: — Поправляйся!.. Все будет хорошо!
Он кивнул головой и на цыпочках пошел к двери.
Яша сдвинул руку сестры со рта и попросил:
— Верни, верни его!.. Зачем нам прятаться?.. Не верю я больше Самсоновым!
Ксения сидит в одном углу комнаты, Самсонов — в другом. Крутогоров прохаживается между ними.
— Да! Беседа не состоялась, — спокойно произносит он. — Ну, тогда буду говорить я, а вы поправляйте, если что-нибудь не так. Согласны?
Самсоновы промолчали.
— Значит, согласны! — усмехнулся Крутогоров, подошел к столу и вынул из папки какую-то бумагу. — Двадцать третьего января девятнадцатого года на Неве, на льду были обнаружены два трупа. Убитыми оказались морской офицер Бакулин и его жена. Преступление осталось нераскрытым. Но есть предположение, что Бакулин входил в ту же контрреволюционную группу, что и вы, раскаялся, собирался прийти к нам с повинной и поплатился за это жизнью.
— Вам бы очерки писать из судебной хроники! — съязвил Самсонов.
— Что-нибудь не так? — спросил Крутогоров.
— Что их убили — это так, — ответил Самсонов. — А остальное — на вашей совести.
— У Бакулиных были дочь и сын, — продолжал Крутогоров. — Вы взяли их к себе. Красивый жест и хорошая ширма. Кто подумает, что такие чуткие люди могут быть замешаны в чем-нибудь плохом?
— У таких, как вы, — сказала Ксения, — доброта всегда вызывает подозрение.
— Что вы думаете о нас, я знаю! — Крутогоров махнул рукой. — Вы даже детям сумели внушить, что чекисты убили их родителей! Вы так запугали Яшу и Лиду, что они постарались забыть свою фамилию. Когда вы переехали из Петрограда в деревню, дети согласились никому не рассказывать, что они чужие вам! Точный расчет! Все та же ширма! У Самсоновых — ребятишки, им не до заговоров!
Крутогоров замолчал.
— Может быть, дальше продолжите сами?
Самсонов пожал плечами.
— У вас это лучше получится.
— Ну что ж! — Крутогоров вздохнул. — Не хотите говорить — придется вам поработать. — Он посмотрел на Ксению. — Вас попрошу сесть к моему столу и приготовиться к небольшой диктовке. А вы, — он взглянул на Самсонова, — снимите, пожалуйста, сапоги.
Ксения перешла к столу, а Самсонов не торопился выполнить просьбу.
— Зуйко! — громко позвал Крутогоров.
Вошел матрос.
— Помогите ему разуться.
Но Самсонов не стал ждать помощи. Поморщившись, он сбросил сапоги. Одна нога у него была короче другой. Крутогоров поднял один из сапог, заглянул внутрь, произнес:
— Вот теперь понятно, почему вы в Петрограде хромали, а в деревне вдруг исцелились!.. Хороший мастер делал!.. Обувайтесь!
Крутогоров подошел к Ксении.
— Пишите, пожалуйста!.. «А точка Г точка… Это большие буквы… убит случайно морским патрулем… Точка!.. Ждем нового связного… Точка…»
Плотно сжав губы, Ксения написала эти две фразы, отбросила перо и, уткнувшись лицом в руки, зарыдала.
— Зуйко! Воды! — сказал Крутогоров и спросил у Самсонова: — Пароль есть? Или знак какой-нибудь?