Все дороги на свете
Лежат перед нами!
(Из песни к фильму)
Неширокая река делит городок на две совершенно непохожие друг на друга половины. Правый высокий берег весь в весенней зелени. Улицы здесь прямые, чистые. Дома уютные, нарядные.
На левом болотистом берегу чернеет огороженный дырявым забором остановившийся завод. Вокруг него разбросаны закоулки и тупики с рабочими бараками и хибарками.
Горбится обгорелый, давно разрушенный мост.
Паром медленно пересекает реку.
Уцелевшая часть моста, примыкающая к левому берегу, облеплена полуголыми мальчишками. Это их излюбленное место.
Все заняты своими ребячьими делами. Двое удят рыбу, свесив над водой босые ноги. Вокруг — болельщики в залатанных штанах.
Колька Клюев, тощий паренек с грудью, похожей на ребристую стиральную доску, упрямо стучит камнем по ржавой скобе, соединяющей расшатанные перила с настилом.
— Не пугай! — кричит один из рыболовов.
— Обвалиться может! — заботливо говорит Колька и продолжает вбивать скобу.
Здесь же, усевшись в кружок, пять мальчишек лениво, без азарта играют в фантики.
Отдельно от всех лежит в трусах Сенька Семенов. Мускулистые руки заложены за голову. В глазах — скука. Смотреть в небо надоело. Сенька потянулся, сел, уперся пальцами в доски настила и, напружинившись, встал на руки.
Никто не обратил на него внимания, к его фокусам давно привыкли.
Сенька поболтал в воздухе ногами и пошел на руках к рыболовам.
Вдруг что-то промелькнуло и Сенькину ногу захлестнула тугая петля. Веревка натянулась. Сенька упал, испуганно раскинул руки и заскользил на животе по доскам настила к кромке разрушенного моста.
Над рекой громкий хохот. На другой половине моста, примыкающей к правому берегу, стоят мальчишки, одетые в одинаковую форму: защитного цвета шляпы, короткие штаны, спортивные летние курточки, легкие ботинки.
Впереди, у самого провала, высокий, стройный паренек в очках — Борька Граббэ. Он тянет за веревку, перекинутую через взорванный пролет, и все ближе подтаскивает орущего Сеньку к краю.
Изловчившись, Сенька вцепился в стойку перил. Колька Клюев отложил камень и бросился на помощь. Остальные ребята, оставив фантики и удочки, ухватились за натянутую веревку и потащили ее на себя.
На той стороне за веревку взялись тоже несколько мальчишек.
К тем и к другим с берегов спешит пополнение.
И вот уже две группы ребят изо всех сил тянут за веревку в разные стороны.
Сенька успел высвободить ногу.
Мальчишки и девчонки с низкого берега суетятся, кричат, ругаются, вразнобой дергают за веревку.
На другой стороне — дисциплина и порядок.
— Взяли — раз!.. — командует Борька Граббэ. — Взяли — два!.. Взяли — три!
И с каждым разом веревка на несколько шагов подтягивает левобережных мальчишек и девчонок к краю. Несмотря на явное большинство, сила не на их стороне. Чтобы не упасть в воду, они один за другим выпускают веревку и смущенно отходят подальше от опасного места. Сенька грозит скаутам увесистым кулаком и ругается:
— Шляпы!.. А ты, Борька, еще получишь по очкам!
Борька Граббэ не отвечает на угрозу, спокойно наматывает веревку на руку и проверяет петлю на конце.
Антик Дымбаев, единственный мальчишка, который все это время неподвижно стоял у перил и со снисходительным любопытством наблюдал за происходившим, похвалил Борьку:
— Ловко!.. Хороший глаз!.. И рука верная! А еще раз сможешь?
— Пожалуйста! — ответил польщенный Борька.
Прищурившись, он посмотрел через десятиметровый провал на противоположную часть моста, приготовил моток веревки, сильно размахнулся и ловко бросил ее.
Мальчишки на той стороне испуганно пригнулись.
Лассо, развернувшись в воздухе, захлестнуло петлей стоявший торчком обломок перил. Борька дернул за веревку. Скоба, которую вколачивал Колька Клюев, выскочила из гнезда. Пара подгнивших досок рухнула в воду.
— Зачем? — с обидой крикнул Колька Клюев, — зачем ломаешь?
Верка Дадонова, смуглая девчонка с цыганскими глазами, схватила камень. Не долетев до правого берега, он шлепнулся в реку.
— Эй, вы! — высокомерно произнес Борька. — Полегче! Пролетарский булыжник теперь отменен!
Он не спеша смотал веревку и скомандовал:
— Стройся!
Мальчишки привычно занимают места в строю. Самый маленький, по прозвищу Лисенок, в шляпе, насунутой до самых глаз, выходит вперед и высоким тонким голоском запевает лихую песню. К нему пристраивается толстощекий круглоголовый Валька Губарев и начинает отбивать такт медными тарелками.
Отряд под командой Борьки сходит с моста на берег.
Антик Дымбаев идет вне строя. Он здесь самый главный. Ему не только ходить в строю, но и командовать отрядом зазорно.
Сенька, Колька и другие ребята с откровенной завистью смотрят на удаляющийся отряд.
Верка Дадонова подозвала к себе двух девчонок и прошептала так, что услышали и мальчишки:
— Не те шляпы!.. Вот наши — это настоящие шляпищи! С ними не пропадешь!
Ребята возмущенно загалдели.
— Мальчики! — послышался с той стороны моста звонкий насмешливый голос. — Кто из вас так громко кричал от страха?
Там, где только что были ребята, стояла девчонка в такой же форме — Стэлла.
Мальчишки невольно посмотрели на Сеньку.
— Неужели это ты? — воскликнула Стэлла. — Вот уж никогда бы не подумала.
Сенька как-то насупился и решительно зашагал к краю моста.
Девчонки, сгрудившиеся вокруг Верки Дадоновой, захихикали, презрительно поглядывая на Стэллу.
— Где юбку-то потеряла? — озорно крикнула Верка.
Ее сразу же поддержали подружки:
— Чучело огородное!
— Батькины штаны напялила!
Стэлла ничего не ответила. Она с любопытством смотрела на Сеньку. А тот подошел к краю, сказал:
— Гляди, как я боюсь! — и нырнул с моста в реку.
Стэлла захлопала в ладоши.
— Дурак! — сказал Колька Клюев и пошел к берегу.
Косой ливень вспузырил воду на реке, смочил пыльные дороги, напоил густой бурьян на заводском дворе.
Уже четыре года пустуют цеха небольшого завода. Трубопроводы покрылись ржавчиной, поросли травой. Прохудились крыши, во многих окнах не хватает стекол. На трубе над котельной семья аистов свила большое гнездо.
Взрослые редко заходят на территорию завода. Здесь хозяйничают мальчишки. Сквозь шум ливня доносятся голоса. Что-то громко и сухо пощелкивает.
Спрятавшись от дождя в один из цехов, мальчишки играют в городки. Тут просторно. Почти все оборудование демонтировано и вывезено. На полу начерчены два квадрата. В обоих по пирамиде из самодельных рюх. Сенька размахивается битой и выбивает сразу чуть ли не всю пирамиду. Одобрительно шумят ребята.
Выбитые рюхи, как шрапнель, ударились в стену. Посыпалась отколотая штукатурка.
— Так бы вот по тем, с того берега рубануть! — говорит кто-то.
— По ним рубанешь! — отзывается другой мальчишка. — Они всем отрядом таких шишек-банок наставят — не расчухаешься!
— Нас-то больше!
— А толку?.. Мы — как рюхи! Тронь — и рассыпались!
— Слабаки! — с усмешкой произносит Сенька и берет вторую биту. — Я бы… — Он замахнулся.
— Подожди! — кричит ему Колька Клюев.
Он тащит большой деревянный щит и ставит к стене. Подняв лепешку отвалившейся известки, Колька говорит:
— Жалко же!
— Ладно! Отойди! — торопит его Сенька и прицеливается.
На этот раз он промахнулся. Бита отскочила от пола и ударилась в щит.
— Руку сбил! — недовольно ворчит Сенька.
— Я бы!.. — передразнивает его один из мальчишек.
Откуда-то издали долетает ритмичное постукиванье медных тарелок. Ребята переглянулись и, побросав биты, ринулись к выходу.
Дождь уже прошел. Солнце выглянуло из-за тучи и заискрилось на медных тарелках, которыми Валька Губарев усердно отбивает такт. Подрагивают мясистые щеки.
От задних заводских ворот, примыкающих к реке, идет отряд. Борька Граббэ — справа от колонны, Антик Дымбаев — слева.
Оторопело смотрят на них выбежавшие из цеха мальчишки.
— Бей их! — неуверенно крикнул кто-то, и толпа ребят побежала навстречу отряду.
— Стой! Ать-два! — спокойно командует Борька.
Валька Губарев последний раз громыхнул тарелками, и отряд замер.
Мальчишки с левого берега тоже остановились.
— Мы не драться пришли, — сказал в наступившей тишине Антик Дымбаев. — И делить нам нечего. Все давно разделено.
— Это наш берег! — крикнул кто-то из толпы мальчишек.
— А чей завод? — спросил Антик и выразительно взглянул на главные ворота, над которыми висела чугунная вывеска.
Отсюда она читалась справа налево. Но мальчишкам не нужно было читать ее. Они и так знали: «Завод Дымбаева» значилось на ней.
— А кто тут работал? — вопросом на вопрос ответил Колька Клюев.
— Правильно! — согласился Антик. — Твой отец работал и брат. — Он кивнул на других мальчишек. — Твой отец тоже… И твой… И твой… Только они работали в цехах! Потому я и говорю: делить нам нечего! Оставайтесь в своих цехах, а мы займем только один этот дом. В нем мой папа работал!.. Мы приведем контору в порядок. Папа вернется — все на месте, как прежде!
На отлете особняком стоит двухэтажный небольшой домик заводоуправления.
— Вам же лучше! — продолжал Антик. — Вернется папа и прикажет дать гудок. Сенькин отец откроет ворота — пожалуйста, на работу!
Как оглушенные, стоят мальчишки, не зная, что ответить на спокойные, уверенные слова сына заводчика.
Валька Губарев победно ударил в медные тарелки и важно произнес, подражая кому-то:
— Нэп, граждане! Нэп!
Ранним утром к маленькому подслеповатому домику, обитому досками с иностранными клеймами, подошел вихрастый комсомолец Василий, старший брат Кольки Клюева. Требовательно постучал в дверь. Открыл Сенькин отец, бывший заводской сторож, инвалид с деревянной ногой. Отступив внутрь, он впустил гостя и проковылял к столу. Сел на табуретку, зевнул и спросил: