Несомненно, внимание привлекает последняя фраза из донесения генерал-майора Рузанкова. Это действительно важное сообщение. Рузанков предупреждал, что японская разведка ведет постоянное наблюдение за тем, не предоставляет ли СССР свою территорию для американской авиации. Если бы это было так, то вполне могло бы послужить серьезным поводом для обострения советско-японских отношений и, не исключено, было бы использовано японцами для нанесения массированного удара не только по американским самолетам, которые, несомненно, были бы выявлены японской разведкой, но и для уничтожения важных советских военных объектов. Японцы, как свидетельствовало их нападение на американскую военно-морскую базу в Перл-Харборе, умели наносить такие массированные удары с максимальной эффективностью.
Не трудно представить, к чему мог бы привести такой удар японской авиации по американским самолетам, оказавшимся на территории советского Дальнего Востока. Такое развитие событий могло спровоцировать японо-советскую войну.
Странным до сих пор является то, что союзники, добиваясь начала действий Красной армии против Японии, не торопились открывать второй фронт в Европе, который мог бы ослабить натиск фашистских армий под Сталинградом и даже под Курском в 1943 году. Трудно поверить и в то, что прагматичные представители США, добиваясь права использования американской авиацией советских баз на Дальнем Востоке, не понимали, что это безотлагательно приведет к нападению Японии на эти базы, то есть к нападению Японии на СССР. Японская разведка имела представление о том, что делалось на территории Советского Союза. Ее агенты внимательно следили за советско-американским военным взаимодействием.
10 апреля 1942 года резидент ГРУ в Токио докладывал в Центр: «Источник сообщил, что в Японии проводится мобилизация с целью увеличения численности войск для ведения боевых действий против Индии. На днях на юг направлено 24–25 тысяч новобранцев, которые будут нести там охранную службу. Одновременно часть войск перебрасывается на север, так как Япония опасается, что СССР в июне — июле предоставит Камчатку США, как базу для нападения на Японию…»[428]
Резидент советской военной разведки полковник Ф. А. Феденко[429] сообщал в Центр из Чанчуня: «По сообщению источника, Германия настаивает на вступлении Японии в войну против СССР. Однако японцы не намерены развязывать эту войну до тех пор, пока Германия не добьется решающих успехов на восточном фронте. Япония опасается, что в случае войны против СССР союзники используют Владивосток, откуда совместно с советской авиацией будут бомбить японские острова…»[430]
Вопрос о том, нападать или не нападать на СССР, напряженно дискутировался среди высших японских военных чинов не только в 1942-м, но и в 1943 и 1944 годах. Об этом регулярно докладывали в Центр военные разведчики, которые действовали в Токио, Чанчуне и Харбине. Сведения поступали от генерал-майора А. В. Рузанкова, полковников Ф. А. Феденко и И. В. Гущенко, от подполковников К. П. Сонина и М. А. Сергеечева.
Сражения в Европе и в странах Тихоокеанского региона продолжались. Они диктовали особые правила отношения к тем, кто продолжал воевать на стороне фашистской Германии…
В середине июля — начале августа 1945 года состоялась Потсдамская встреча руководителей СССР, США и Англии. Правительства США и Англии, к которым присоединилось руководство Китая, 26 июля опубликовали Потсдамскую декларацию и потребовали от Японии безоговорочной капитуляции. Японское правительство отклонило требование Потсдамской декларации. Японцы рассчитывали добиться таких условий мира, которые обеспечили бы им сохранение основ японского милитаристического государства. Отказ японского правительства принять требования Потсдамской конференции предопределил развитие событий на Дальнем Востоке.
Советско-японские отношения в этот период достигли максимального напряжения. Во время Великой Отечественной войны Япония, несмотря на советско-японский пакт 1941 года, своими угрожающими действиями на дальневосточных границах СССР сковывала значительную часть советских войск на Дальнем Востоке и не позволяла использовать их в войне против Германии. Японские вооруженные силы систематически нарушали советское торговое судоходство, а японский дипломатический аппарат в СССР собирал разведывательные сведения для гитлеровской Германии. Кроме того, Япония вела войну против союзников СССР по антигитлеровской коалиции — США и Англии. Поэтому еще на Ялтинской конференции 1945 года руководители трех союзных держав достигли договоренности о том, что СССР через три месяца после разгрома фашистской Германии и ее капитуляции вступит в войну против Японии. 5 апреля 1945 года советское правительство в соответствии со статьей 3 японо-советского пакта о нейтралитете объявило о денонсации этого пакта, который в связи с действиями Японии потерял смысл.
В июле и первых числах августа 1945 года разведывательные отделы штабов советских фронтов работали с максимальным напряжением. Общее руководство работой трех разведывательных отделов осуществлял генерал-майор Серафим Михайлович Чувырин, который был начальником разведки штаба Главкома войск на Дальнем Востоке.
Начальником разведывательного отдела штаба 1-го Дальневосточного фронта был генерал-майор Яков Никифорович Ищенко, инициативный военный разведчик, который приобрел опыт специальной работы на Карельском фронте. Маршал Советского Союза К. А. Мерецков, командовавший этим фронтом, ценил Ищенко и сотрудников его разведывательного отдела за находчивость и умение добывать сведения о противнике. Когда Ставка Верховного главнокомандования назначила маршала Мерецкова командующим 1-м Дальневосточным фронтом, он предложил генерал-майору Ищенко отправиться с ним на Дальний Восток. Опыт разведывательной работы, приобретенный в Карелии, где горные гряды перемешивались с густыми лесами и болотами, пригодился Ищенко и на Дальнем Востоке, где многие природные условия напоминали ему Карелию.
Начальником разведывательного отдела 2-го Дальневосточного фронта был генерал-майор Наум Семенович Соркин, один из опытнейших специалистов по организации и ведению разведки на Дальнем Востоке. Монголию и Маньчжурию Соркин знал прекрасно. С 1923 по 1926 год он был инструктором, а затем начальником артиллерийской школы Монгольской народно-революционной армии, выполнял задания военной разведки, являясь консулом СССР в Улан-Баторе. Четыре года (с 1935-го по 1939-й) Наум Семенович был заместителем начальника монголо-синцзяньского отдела Разведывательного управления штаба РККА. С 1941 года Соркин — начальник разведывательного отдела штаба Дальневосточного фронта. Когда этот фронт в период подготовки к проведению Маньчжурской операции был преобразован в два самостоятельных фронта, Соркин возглавил разведку 2-го Дальневосточного, которым командовал генерал армии М. А. Пуркаев, в прошлом советский военный атташе в Берлине, которого по приказу Гитлера пыталась завербовать немецкая военная разведка.
В разгроме Квантунской армии принимали участие и войска Забайкальского фронта под командованием Маршала Советского Союза Р. Я. Малиновского. Начальником разведки у Малиновского был генерал-майор Петр Акимович Попов, донской казак, который начал службу в Красной армии в 1918 году. Попов окончил Ростовские командные курсы, Объединенную Киевскую школу, Химические курсы усовершенствования командного состава, основной и восточный факультеты Военной академии имени М. В. Фрунзе. В военной разведке Петр Акимович начал работать в 1936 году. В его биографии есть строка, которую не часто можно встретить в личных делах других офицеров разведки тех предвоенных лет. Попов проходил стажировку по обмену в одной из частей японской армии, свободно владел японским языком, работал на руководящих должностях в Разведывательном управлении Генерального штаба Красной армии. С января 1944 года генерал-майор Попов — на Дальнем Востоке в качестве начальника разведывательного отдела штаба Забайкальского фронта.
Начальником разведотдела штаба Тихоокеанского флота являлся полковник Аркадий Зиновьевич Денисин.
Такими были начальники разведывательных отделов фронтов и флота, принимавших участие в разгроме Квантунской армии. Что же смогли сделать эти генералы и офицеры советской военной разведки в период подготовки и в ходе проведения Маньчжурской операции?
Советское правительство присоединилось к Потсдамской декларации.
Вспоминая период подготовки к началу Маньчжурской операции, Маршал Советского Союза К. А. Мерецков писал: «Силы врага знать нужно. Однако вы никогда не одержите победы, не зная и его слабостей. Мы постарались учесть и последнее. Как установила разведка, между узлами сопротивления, а также между укрепленными районами оставались промежутки, не заполненные фортификационными сооружениями. Таким образом, линия обороны была почти сплошной, но все же не совсем. Мы уцепились за это «почти»[431].
Разведчикам удалось установить не только слабые звенья в обороне противника. Силы разведывательных отделов фронтов добыли точные сведения об авиабазах и аэродромах противника, выявили места расположения складов горючего, боеприпасов и продовольствия, наличие железных и шоссейных дорог, которые, как правило, были осями операционных направлений для действий войск. Такие данные интересовали не только командующих фронтов, но и командиров советских авиационных частей, которые должны были наносить и бомбовые удары по конкретным, наиболее важным военным объектам противника и выбрасывать десантные подразделения для захвата штабов, узлов связи и командных пунктов.
Для того чтобы разгромить Квантунскую армию под командованием генерала Ямады, необходимо было лишить его возможности управлять своими многочисленными войсками. Советским военным разведчикам удалось выявить основные пункты управления. По ним были нанесены мощные артиллерийские и авиационные удары.