Далее британский посол сообщал А. Вышинскому: «Для того чтобы характер просимой информации был совершенно ясен и легко понят, я прилагаю отдельную памятную записку, поясняющую те вопросы, которые особенно интересуют правительство его величества».
Завершая свое достаточно пространное послание в советский Наркомат иностранных дел, английский посол сообщал: «Я уверен, что при данных обстоятельствах советское правительство будет готово переслать подобную корреспонденцию по мере того, как она будет отобрана. Я полагаю, что пересылку корреспонденции можно было бы начать с того, что уже отобрано, и продолжить ее в дальнейшем по мере того, как будет подбираться подобного рода корреспонденция…
Я считаю, — писал Криппс, — что это тем более легко сделать, так как эта часть корреспонденции, представляющая постоянный интерес и имеющая важное значение для правительства его величества, имеет в значительной части или небольшую ценность, или не представляет интереса для советского правительства. Правительство его величества в особенности просит, чтобы все… материалы направлялись в Ванкувер по возможности без задержек.
Я был бы очень признателен за все то, что ваше превосходительство могло бы сделать в разрешении этого вопроса».
Чем завершилась эпопея с «вагонами писем», оказавшихся в распоряжении советской почтовой службы, неизвестно. Скорее всего, эти миллионы писем были переданы англичанам.
Готовясь к передаче собранной корреспонденции англичанам, Наркомат иностранных дел, учитывая готовность британского правительства оказывать России «поддержку всякого рода», обратился к начальнику Разведывательного управления Красной армии с просьбой подготовить перечень вопросов, которые интересуют советскую военную разведку. Заведующий 2-м Западным отделом Народного комиссариата иностранных дел Гусев направил генерал-майору А. П. Панфилову, который исполнял обязанности начальника военной разведки, письмо, в котором сообщал: «По указанию тов. Вышинского препровождаю Вам копии переводов письма и записки, присланных 18 июля с. г. английским послом С. Криппсом тов. Вышинскому, относительно взаимного обмена информацией между правительством СССР и правительством Великобритании. По поручению руководства НКИД, с нашей стороны необходимо установить перечень вопросов, на которые нам желательно получить информацию от англичан. Мне сообщил тов. Вышинский, что указанный список вопросов необходимо составить с Вашим участием, а также с участием НКВД».
Запрос из НКИД поступил в Разведуправление 28 июля. На следующий день перечень вопросов по Германии, которые в первую очередь интересовали советскую военную разведку, был направлен заведующему 2-м Западным отделом Наркомата иностранных дел. Генерал-майор танковых войск Панфилов сообщил Гусеву, что военную разведку интересует широкий круг военных, военнотехнических и военно-экономических вопросов. Военная разведка просила передать в ее распоряжение сведения о «количестве, дислокации и нумерации крупных соединений германских войск, находящихся собственно в Германии, во Франции, Бельгии, Голландии, Дании, Норвегии, Италии, Болгарии, на Балканском полуострове, а также в глубине западной Польши, в Словакии, Венгрии и Румынии». Панфилов сообщал, что значительный интерес для военной разведки представили бы сведения о том, «производятся ли новые формирования для германской армии, где и что именно формируется и за счет каких ресурсов», «какие перевозки германских войск и вооружения отмечаются в направлении Восточного фронта и в Финляндию», «кто возглавляет армейские группировки на Восточном фронте и изменения в связи с происшедшими перемещениями высшего командного состава», «местонахождения Главной Ставки командования вооруженными силами Германии и лично самого Гитлера» и другие военные и военно-технические вопросы.
Блок военно-экономических проблем, которые интересовали советскую военную разведку и, естественно, Генеральный штаб Красной армии, был тоже достаточно объемен. Панфилов просил, по возможности, передать военной разведке сведения об «общей производственной мощности германской авиационной и танкостроительной промышленности, об общей производственной мощности германских нефтеперерабатывающих заводов и заводов по производству синтетического горючего».
В перечне в общей сложности было обозначено около сорока крупных проблем. В Разведуправлении были материалы, позволявшие в той или иной степени дать ответы на эти вопросы. Однако дополнительные сведения, полученные от британской разведки, могли, видимо, внести уточнения и дополнения в данные, которыми располагало Разведуправление Красной армии, а также сопоставить их с информацией, которой обладала британская разведка. Добывать такие сведения Разведывательное управление Красной армии должно было собственными силами. Но не исключалась возможность обмена сведениями о противнике и с англичанами. Так начиналось сотрудничество между СССР и Англией в области обмена разведывательными сведениями о фашистской Германии и ее сателлитах.
В июле 1941 года перспективы такого взаимовыгодного сотрудничества казались в Москве вполне реальными. Генерал-майор танковых войск А. Панфилов надеялся получить от британских коллег ответы на интересовавшие его многочисленные вопросы. В период обороны Москвы в центральном аппарате РУ РККА их было очень много.
Глава 3Миссия Голикова
Обещание Черчилля оказать помощь России в войне против агрессора Сталин попытался безотлагательно конкретизировать, направив в Лондон советскую военную миссию. Переговоры в Лондоне мог бы провести советский посол в Лондоне И. Майский. Однако И. В. Сталин решил поручить проведение этих переговоров не опытному дипломату-профессионалу, а начальнику советской военной разведки генерал-лейтенанту Ф. Голикову. Решение Сталина, на первый взгляд, было странным и не совсем обоснованным. Голиков никогда не встречался с представителями правительств иностранных государств, он не владел всей суммой знаний о российско-английских отношениях, не имел устоявшихся навыков поведения на дипломатических переговорах и приемах. Если генерал-лейтенант и владел разговорным английским языком, то только в объеме советского военного училища, что было совершенно недостаточно для ведения столь важных переговоров в Лондоне. Более того, Голиков с июня 1940 года возглавлял Разведывательное управление РККА. Руководители советской разведки не имели публичного лица. Привлечение их к участию в международных переговорах до июля 1941 года вообще не практиковалось.
Направляя Голикова в Лондон, Сталин не мог не понять, что таким образом он также ослабляет управление силами военной разведки. Германские дивизии уже вторглись в пределы Советского Союза, захватили часть Белоруссии, продвигались по Прибалтике, рвались к Киеву. У начальника военной разведки, несомненно, было множество сложных и неотложных задач.
Бесспорно, переговоры в Лондоне мог провести если не посол И. Майский, то облеченный большими полномочиями нарком иностранных дел СССР В. М. Молотов. Возможно, Сталин понимал, что поездка Молотова, который принимал участие в подготовке советско-германского пакта о ненападении, подписанного в Москве в августе 1939 года и получившего отрицательную оценку в английских политических и дипломатических кругах, не вызовет положительной реакции в Лондоне. Сталин мог бы направить в Лондон для переговоров с англичанами кого-либо из влиятельных членов Политбюро. Он и этого не сделал. Верховный главнокомандующий остановил свой выбор на Голикове. Никому не известный в Лондоне генерал-лейтенант должен был провести в английской столице переговоры, в ходе которых могли определиться основные стратегические направления военно-политического сотрудничества СССР и Англии на ближайшие годы. Почему же Сталин остановил свой выбор на Голикове?
На этот вопрос в воспоминаниях Молотова, Голикова и других советских политических деятелей ответа нет. Более того, в некоторых мемуарах утверждается, что Голиков в первой половине 1941 года направлял Сталину сведения, которые имели дезинформационный характер, так как не в полной мере оценивали степень угрозы Советскому Союзу со стороны фашистской Германии.
Если бы это было так, то после вторжения германских войск на территорию Советского Союза Сталин мог бы сурово спросить с начальника военной разведки за предоставление дезинформационных сведений. В этом случае Голиков, скорее всего, был бы снят с должности начальника военной разведки и оказался бы в одном из подвалов Лубянки.
Голиков на Лубянку не попал. Наоборот, он по личному указанию Сталина готовился к поездке в Лондон. Вероятно, Сталин в июле 1941 года уже понял, что Голиков был единственным человеком, который без оглядки на окружавших вождя влиятельных членов советского правительства в апреле, мае и июне 1941 года регулярно докладывал в Генеральный штаб и руководству СССР сведения о нарастании военной угрозы со стороны фашистской Германии. Сталин не мог не знать, что военной разведкой были добыты сведения даже о дне начала войны Германии против СССР. Эти сведения вечером 21 июня 1941 года Голиков приказал специальному посыльному доставить в секретариат Сталина. На пакете, в котором находилось донесение Голикова о том, что 22 июня Германия нападет на Советский Союз, было написано: «Сотрудникам секретариата не вскрывать». Сведения, добытые военной разведкой, полностью подтвердились через несколько часов.
Не трудно предположить, что именно поэтому Сталин не свалил на Голикова ответственность за роковую ошибку в оценке степени опасности планов Гитлера в отношении СССР, а наоборот, поручил генералу, которого и видел-то всего два-три раза, выполнение серьезной политической задачи в Лондоне.
Перед поездкой в Англию Голиков был принят Сталиным, встречался с наркомом иностранных дел Молотовым, получил инструкции от наркома обороны Тимошенко и начальника Генерального штаба Шапошникова. Естественно, Голиков направлялся в Лондон не как начальник советской военной разведки, а как заместитель начальника Генерального штаба Красной армии.