В феврале 1944 года самостоятельное ведомство адмирала Канариса перестало существовать. Адмирал был отстранен от занимаемой должности и отправлен в отпуск. Военная разведка была включена в организационную структуру Главного управления имперской безопасности рейха (РСХА) и подчинена Гимлеру. Начальником отдела военной разведки был назначен руководитель бывшего первого отдела абвера полковник Ганзен.
Германская военная разведка, попавшая под крышу гестапо, продолжала оставаться серьезной разведывательной структурой, которая занималась сбором сведений о Красной армии и проводила активные разведывательно-диверсионные акты в глубоком тылу советских войск.
В 1944 году тайная битва за военные секреты между советской военной разведкой и абвером усилилась. Война на Восточном фронте вступила в решающую стадию…
Глава 2Лондон — Вашингтон: в едином строю
В январе 1944 года, то есть не более чем через месяц после окончания работы Тегеранской конференции, реализация некоторых соглашений, достигнутых в иранской столице лидерами СССР, США и Англии, оказалась на грани срыва. Первой потерпела крах договоренность о передаче Советскому Союзу захваченных американцами итальянских кораблей: восьми миноносцев и четырех подводных лодок.
23 января Рузвельт и Черчилль сообщили Сталину о том, что «было бы опасно, с точки зрения интересов нас троих, в настоящее время производить какую-либо передачу судов… Правительство Его Величества и Правительство Соединенных Штатов, каждое в отдельности, примут меры к тому, чтобы предоставить 20 000 тонн торговых судов, которые будут переданы в возможно скором времени и на тот срок, пока нельзя будет получить итальянские торговые суда без ущерба для намеченных важных операций “Оверлорд” и “Энвил”»[296].
Трудно сказать, какую ценность для СССР в 1944 году представляли захваченные американскими войсками итальянские корабли. Тем не менее проблеме передачи Советскому Союзу этих кораблей в секретной переписке Сталина с Рузвельтом и Черчиллем было посвящено несколько взаимных посланий. Для этого были серьезные причины.
Сталин настойчиво добивался этой передачи, поскольку срыв этого решения мог привести к отказу союзников от выполнения других договоренностей, достигнутых на Тегеранской конференции. Вероятно, именно поэтому 29 января 1944 года Сталин писал Рузвельту и Черчиллю: «Должен сказать, что после вашего совместного положительного ответа в Тегеране на поставленный мною вопрос о передаче Советскому Союзу итальянских судов до конца января 1944 года я считал этот вопрос решенным, у меня не возникало мысли о возможности какого-либо пересмотра этого принятого и согласованного между нами троими решения. Тем более что, как мы тогда уговорились, в течение декабря и января этот вопрос должен был быть полностью урегулирован и с итальянцами. Теперь я вижу, что это не так и что с итальянцами даже не говорилось ничего по этому поводу…»[297]
Итальянские корабли так и не были переданы Советскому Союзу. Можно предположить, что на завершающем этапе войны США и Англия были не намерены укреплять советский военноморской флот.
Союзники не отказывались от выполнения основных решений Тегеранской конференции, все они были очень важны для ускорения победы над фашистской Германией и для послевоенного устройства Европы. Однако некоторые решения все-таки были подвергнуты в Вашингтоне и Лондоне односторонней ревизии. Кроме отказа от передачи СССР части итальянских судов союзники сочли невозможным выполнение и совместного решения о границах Польши после окончания войны. Лондон и Вашингтон действовали согласованно, шли к своим целям в одном строю, вести с ними дела было не просто. Поэтому в 1944 году советскому политическому руководству понадобились достоверные сведения не только о секретных планах руководства фашистской Германии, но и о таких же секретных, но более далеко идущих политических и военных замыслах союзников по антигитлеровской коалиции.
В начале 1944 года в советско-британских отношениях на первый план выступил польский вопрос. Для этого были определенные предпосылки. С первых же дней Второй мировой войны польское эмигрантское правительство обосновалось в Лондоне. Несмотря на то, что британское руководство не приняло в 1939 году каких-либо мер по предотвращению агрессии Германии против Польши, поляки, устроившиеся в британской столице, относились к английскому правительству с особым уважением и находились под влиянием и покровительством У. Черчилля.
Советская военная разведка заблаговременно докладывала из Лондона о том, что Черчилль и его окружение крайне отрицательно относятся к предложениям СССР о восстановлении после войны советско-польской границы по линии Керзона[298], согласованной в 1919 году. Поэтому полученные из Лондона в марте 1944 года два послания британского правительства по польскому вопросу не были для советского руководства неожиданными. 23 марта И. В. Сталин, давая на них ответ У. Черчиллю, сообщал: «Усилия Советского Союза в деле отстаивания и осуществления линии Керзона Вы в одном из посланий квалифицируете как политику силы. Это значит, что линию Керзона Вы пытаетесь квалифицировать теперь как неправомерную, а борьбу за нее как несправедливую. Я никак не могу согласиться с такой позицией. Не могу не напомнить, что в Тегеране Вы, Президент и я договорились о правомерности линии Керзона…»
Далее Сталин напомнил Черчиллю: «Позицию Советского Союза в этом вопросе Вы считали тогда совершенно правильной, а представителей эмигрантского польского правительства Вы называли сумасшедшими, если они откажутся принять линию Керзона. Теперь же Вы отстаиваете нечто прямо противоположное. Не значит ли это, что Вы не признаете больше того, о чем мы договорились в Тегеране, и тем самым нарушаете тегеранское соглашение? Я не сомневаюсь, что если бы Вы продолжали твердо стоять на Вашей тегеранской позиции, конфликт с польским эмигрантским правительством был бы уже разрешен. Что касается меня и советского правительства, то мы продолжаем стоять на тегеранской позиции и не думаем от нее отходить, ибо считаем, что осуществление линии Керзона является не проявлением политики силы, а проявлением политики восстановления законных прав Советского Союза на те земли, которые даже Керзон и Верховный совет союзных держав еще в 1919 году признали непольскими…»[299]
Советский подход к решению вопроса о границе Польши на востоке не соответствовал подходу к этому вопросу У. Черчилля и польского правительства в эмиграции. В Польше, находившейся под оккупацией фашистских войск, действовал Польский комитет национального освобождения. В Москве считали, что этот Комитет представляет широкие слои польского населения, и поддерживали его.
В Лондоне в январе 1944 года была завершена корректировка плана «Qverlord». Все, кто принимал участие в разработке плана комбинированной десантной операции, были полностью изолированы от внешнего мира [300].
В ходе подготовки к операции «Qverlord» американцы целенаправленно изучали не только систему немецких оборонительных сооружений во Франции, которая называлась «Атлантический вал», но и не исключали применения немцами радиоактивного оружия против союзных войск. Эта мысль пришла в голову руководителю американского атомного проекта генералу Л. Гровсу. По заданию американского Военно-политического комитета группа ученых в составе Конэнта, Комптона и Юри, которым помогали и другие сотрудники американского атомного проекта, изучила проблему возможного применения немцами некоего радиологического оружия. Ученые такой возможности не исключали. Поэтому на основе заключения физиков американским военным командованием была заказана большая партия портативных счетчиков Гейгера — Мюллера. Были обучены специалисты по их использованию и оценке радиоактивной опасности. Вопрос о том, столкнутся ли американские войска под командованием Эйзенхауэра с применением радиологического оружия, не давал покоя руководителю американского атомного проекта генералу Л. Гровсу. 22 марта 1944 года Гровс во время личной встречи с начальником Генерального штаба армии США генералом Маршаллом вручил ему специально подготовленное письмо.
В том личном и секретном послании указывалось:
«1. Радиоактивные вещества обладают весьма эффективным поражающим действием. Немцы, которым известно об их существовании, могли наладить их производство с целью использования в качестве оружия. Возможно, это оружие будет внезапно применено против союзных войск при их вторжении на побережье Западной Европы.
2. По мнению большинства специалистов, вероятность их применения невелика, но, если они все же будут применены и какая-либо воинская часть подвергнется их внушающему страх воздействию, может возникнуть сложная обстановка.
3. Предлагаю направить генералу Эйзенхауэру письмо, проект которого прилагается».
Проект письма выглядел следующим образом:
«АНГЛИЯ, ЛОНДОН 22 МАРТА 1944 Г.
СТАВКА ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО ЭКСПЕДИЦИОННЫМИ СИЛАМИ СОЮЗНИКОВ
ГЕНЕРАЛУ Д. ЭЙЗЕНХАУЭРУ
Дорогой генерал!
С целью довести до Вашего сведения подробности возможного использования противником против Ваших войск некоторых веществ направляю Вам майора А. Питерсона, который вскоре прибудет в Англию. Его задача состоит в ознакомлении Вас, Вашего штаба и того, кого Вы сочтете нужным, с упомянутыми обстоятельствами. Вопрос является в высшей степени секретным.
Искренне Ваш начальник Генерального штаба»[301].
Майор Питерсон прибыл в Англию и доложил Д. Эйзенхауэру и начальнику его штаба генерал-лейтенанту У. Б. Смиту о возможности применения немцами радиологического оружия.