Наблюдением и фотографированием с воздуха проверить видимость и правдивость ложных объектов… Срок проведения оперативной маскировки с 5 по 17 июня с. г.»[333].
Директива с подобным содержанием была направлена и командующему 3-м Прибалтийским фронтом. Маскировочные работы он должен был осуществить восточнее реки Череха.
Штеменко, который в 1944 году был начальником оперативного управления Генерального штаба и отвечал за проведение мероприятий по дезинформации противника, после войны писал: «Противник сразу же клюнул на эти две приманки. Немецкое командование проявило большое беспокойство, особенно на южном направлении. С помощью усиленной воздушной разведки оно настойчиво пыталось установить, что мы затеваем севернее Кишинева, каковы наши намерения.
Своего рода дезинформацией являлось также оставление на юго-западном направлении танковых армий. Разведка противника следила за нами в оба глаза и, поскольку эти армии не трогались с места, делала вывод, что, вероятнее всего, мы предпримем наступление именно здесь. На самом же деле мы исподволь готовили танковый удар совсем в ином направлении…»[334]
Немецкая разведка действительно использовала все свои возможности для вскрытия замыслов советского командования. Немецкие разведчики и агенты, входившие в состав абвергруппы-106[335], действовавшей на территории Румынии, приняли макеты танков и артиллерии, передвижение войсковых подразделений, патрулирование истребителей за крупное сосредоточение советских войск на южном участке советско-германского фронта. Донесения об этом сосредоточении поступили в Берлин. Содержание некоторых из этих донесений стало известно резидентам советской военной разведки в Лондоне и в Стокгольме. Генерал-майор И. Скляров и полковник Н. Никитушев, которые ничего не знали о дезинформационных мероприятиях, проводившихся по указанию Генерального штаба, докладывали в Центр о том, что немецкая военная разведка отметила скопление советских войск на южном участке советско-германского фронта и полагает, что командование Красной армии планирует провести главное наступление летней кампании 1944 года в южном направлении.
Данные военной разведки, поступавшие из Англии и Швеции, подтверждали, что операция по стратегической дезинформации противника развивается успешно не только на южном, но и на северо-западном участках советско-германского фронта. Командующий 4-й немецкой армией генерал К. Типпельскирх писал после войны, что генерал Модель, возглавлявший фронт в Галиции, не допускал возможности наступления русских нигде, кроме как на его участке.
Абвер и все его подразделения, действовавшие на советско-германском фронте, — абверкоманда-103 (в составе абвергрупп -107, 108, 109, 110 и 113), абверкоманда-104 (абвергруппы -111, 112, 118)[336] и другие, а также германская политическая разведка В. Шелленберга — не смогли вскрыть замыслы советского командования, связанные с операцией «Багратион». В Берлине считали, что удар войск Красной армии возможен на юге, а также в Галиции в сочетании с ударом в Прибалтике.
Южное направление в Берлине считали наиболее опасным. Весной 1944 года войска 1-го Украинского фронта одержали ряд побед и продвинулись к границам Германии. Естественно, в результате этих наступательных операций впервые возникла реальная угроза безопасности рейха. Она приближалась с юга, где Красная армия оказалась ближе всего к границам Германии. Учитывая и этот фактор, Гитлер приказал перебросить на юг значительные силы.
Готовясь к отражению наступления войск Красной армии в Прибалтике, противник тоже стал перебрасывать свои войска из Норвегии в Таллинн и Ригу. О ходе этих перебросок по Балтийскому морю в Центр сообщал полковник Н. Никитушев, действовавший в Стокгольме.
Для того чтобы заставить противника рассредоточить свои резервы по всему советско-германскому фронту от Белого до Черного моря и отвлечь внимание немецкого командования от Белорусского направления, Генеральный штаб принял еще одно важное решение: нанести удар по противнику на Карельском перешейке и в Карелии. Этот удар мог вывести Финляндию из войны. Эмиссары финского правительства тайно от Гитлера побывали в Стокгольме и провели с советским посланником А. Коллонтай[337] встречи, на которых в предварительном порядке обсуждались условия выхода Финляндии из войны. Коллонтай рассказывала военному атташе полковнику Никитушеву о результатах переговоров с финнами, о чем сам Никитушев впоследствии докладывал в Центр. Финляндия начала активно искать приемлемые для нее условия выхода из войны, а это означало, что фашистский союз дал глубокие трещины. Для того чтобы ускорить процесс, необходимо было нанести по немецко-финской группировке сильный удар.
Таким образом, в северном секторе советско-германского фронта в первой половине 1944 года объективно назревали важные события. После провала плана германского командования «Нордлихт» в 1942 году и срыва операции германских войск по захвату Ленинграда[338] Красная армия готовилась ликвидировать блокаду Северной столицы. Войскам Ленинградского, Волховского и 2-го Прибалтийского фронтов противостояла группа армий «Север» (180-я и 16-я армии) под командованием генерал-фельдмаршала Г. Кюхлера. Эта немецкая группировка имела в своем составе 741 тысячу солдат и офицеров, 10 700 орудий и минометов, 385 танков и штурмовых орудий и 370 самолетов.
Гитлеровцы за два с половиной года создали на этом участке фронта сильно укрепленные оборонительные рубежи, построили железобетонные и деревянно-земляные огневые точки, прикрыли их минными полями и проволочными заграждениями.
Для поддержки группы армий «Север» германское командование держало на территории Норвегии около десяти дивизий.
Германско-финской группировке противостояли войска Карельского, Волховского и Ленинградского фронтов. Им предстояло сыграть особую роль в реализации замыслов летней кампании 1944 года, разрабатывавшейся в Генеральном штабе.
Для согласования операции в Карелии в Москву был вызван командующий Карельским фронтом К. А. Мерецков. Подготовительные мероприятия к операции на северном участке советско-германского фронта тоже были замечены германской военной разведкой.
Уже после войны, в марте 1946 года, на военно-теоретической конференции Г. К. Жуков говорил, что для успешного проведения стратегической наступательной операции необходимо «отличное знание противника, правильная оценка его замыслов, сил, средств; умение учесть, на что он способен и на что не способен, на чем можно его поймать. Это достигается длительной и глубокой разведкой»[339].
Второе условие успеха наступательной операции, по мнению Жукова, заключалось в «знании своих войск, их тщательной подготовки к бою». Третье условие — «оперативная и тактическая внезапность», которая «достигается тем, что враг стремительностью действий вводится в заблуждение о наших истинных намерениях. Надо действовать настолько быстро, чтобы неприятель везде и всюду опаздывал, застигнуть его врасплох и тем самым поставить в тяжелое положение»[340].
В Москве были приняты чрезвычайные меры по сохранению в тайне замысла и содержания плана операции «Багратион». К непосредственной разработке плана привлекался очень узкий круг лиц. В полном объеме его содержание знали только пять человек: заместитель Верховного главнокомандующего, начальник Генерального штаба и его первый заместитель, начальник Оперативного управления и один из его заместителей. Упоминание о предстоящей операции в Белоруссии в разговорах по телефону или в телеграфной переписке категорически запрещалось. Оперативные предложения фронтов разрабатывались тоже двумя-тремя лицами, донесения писались обычно от руки и докладывались, как правило, лично командующими.
Мероприятия по дезинформации противника дали положительные результаты. Германская разведка была введена в заблуждение.
Как уже говорилось выше, наступление войск Красной армии должно было начаться 19–20 июня. Однако из-за задержки перебросок огромного количества войск, которые должны были принять участие в наступлении, по решению И. В. Сталина начало операции было перенесено на 23 июня[341].
Ставка постоянно требовала от командующих фронтов принятия строжайших мер по маскировке переброски войск и их размещения в районах будущих прорывов. Несмотря на огромный объем подготовительных мероприятий к операции «Багратион», они остались вне поля зрения германской военной разведки. Это произошло не из-за недостатка сил немецкой разведки в районе действий группы армий «Центр», а потому что немецкая разведка не смогла разобраться во всех мероприятиях, организованных советским Генеральным штабом и командующими фронтов, по дезинформации противника. Мероприятия эти носили стратегический характер, были тщательно продуманы и хорошо организованы. Они укрепляли убеждение, сложившееся у немецкого командования, что наступление советских войск начнется где-то южнее, а в Белоруссии можно ожидать только сковывающие действия. В расчете на «бдительность» немецкой разведки Жуков даже приказал его спецпоезд оставить в полосе 1-го Украинского фронта. По радиоканалам связи штабов фронта периодически звучала его фамилия. Создавалось впечатление, что Жуков находится в войсках 1-го Украинского фронта. Для немецкой разведки это был важный признак того, что на южном участке фронта назревают серьезные события.
К началу Белорусской операции в войсках фронтов И. Баграмяна, К. Рокоссовского, И. Черняховского и Г. Захарова насчитывалось 2,4 миллиона солдат и офицеров, 36 400 орудий и минометов, 5200 танков и самоходных орудий, 5300 боевых самолетов.