Кстати говоря, у Василия Ивановича сохранились добрые, дружеские отношения с югославским атташе и после того, как они покинули Китай. Вот как о них вспоминал потом полковник Иванов: «Уже после того, как мы разъехались из Пекина, долго переписывались, а однажды он позвонил мне из аэропорта: „Василий, я пролетом в Москве, заехать не смогу, мало времени, а увидеться хотелось бы“.
Сажусь в машину и спешу в аэропорт. Встречаемся. А он, оказывается, назначен послом Югославии в Афганистане. Мы очень хорошо посидели, вспомнили работу в Китае, и я проводил его на самолет. Остались самые теплые впечатления».
Однако в разведке одними открытыми источниками не обойдешься. Нужна оперативная работа, агентурная сеть. Иначе необходимой информации не добыть. Но сделать это в условиях жесточайшего контроля китайских спецслужб крайне сложно и опасно.
Слежку обнаружить трудно. Людей много, все одеты одинаково.
Контрразведка у китайцев – сильная. Как шутили наши сотрудники аппарата военного атташе, обижаться не на кого, сами обучали китайцев и, судя по всему, обучали хорошо.
В этом напряженном противостоянии, что греха таить, случались не только победы, но и поражения. Испить эту горькую чашу пришлось и полковнику Иванову. Как раз в это время Василий Иванович временно исполнял обязанности руководителя разведывательного аппарата. Резидент генерал Михаил Иванов после окончания командировки убыл в Союз. А из Москвы пришла команда провести оперативную встречу с ценным источником. Сложность заключалась в том, что источник резидентуре был неизвестен. Он являлся агентом, которым руководил непосредственно Центр.
«Так вот нам поручили провести эту очень важную операцию, – рассказывал Иванов. – Что ж, приказ есть приказ. И ничего в этом особенного, если бы не одно обстоятельство: когда мне прислали условия проведения операции, я выступил против. Направил в Москву свои соображения, доказывая, что в этом месте операцию проводить нельзя. А также предложил свой план. Дело в том, что место, которое предлагал Центр, мы тщательно изучили. И пришли к неутешительному выводу: оно было опасным для проведения операции. Расположенное под мостом на дороге, которая вела в аэропорт, в низком месте, на берегу речки, закрытое со всех сторон. Сотрудникам контрразведки подойти незамеченными никаких проблем. Так что мы оказывались в весьма тяжелом положении.
Я предложил другое, вполне безопасное место, метрах в ста от намеченного. Но Центр стоял, как скала. В общем, направив два письма с возражениями, мы получили в ответ резкое предупреждение. Не оставалось ничего другого, как выполнить этот абсурдный приказ».
В день проведения операции офицер вывез на автомобиле в район проведения встречи двух сотрудников резидентуры. Полковник Иванов должен был забрать их через несколько часов. Он как раз возвращался с женой с дипломатического приема. Однако в условленном месте, сотрудников не оказалось.
Выехав на площадь, Василий Иванович заметил автомобиль «наружки». Контрики медленно проехали мимо него, разглядывая его машину очень пристально. «Это неспроста», – понял Иванов. Военный атташе был опытным разведчиком и сразу же почувствовал неладное.
Возвратившись в посольство, полковник отправил по тому же маршруту еще одного офицера, который работал в Китае под «крышей» представительства «Аэрофлота». Его проезд не вызывал никаких подозрений, поскольку дорога вела в аэропорт. Однако и он возвратился ни с чем.
Но это были не все неприятные новости. Офицер, вывозивший на встречу своих коллег, также пропал. Вместе с ним в машине находились две женщины. Таким образом, в руках китайских спецслужб оказались пять советских граждан. Об этом срочно было доложено послу, тот сообщил о происшествии в МИД. Проинформировали также и «соседского» резидента. Обратились к китайским представителям. Однако китайцы сделали вид, что им ничего не известно. Прошло двое суток, и только после настоятельных требований Москвы местные спецслужбы сообщили: советские «шпионы» арестованы и будут высланы из страны.
Этот арест и высылка сотрудников имели далеко идущие последствия для Василия Ивановича. Начальник направления, который настаивал на встрече в определенном месте, попытался снять с себя ответственность и убедить руководство, что в провале виноват и. о. резидента. С таким обвинением Иванов категорически не согласился и настоял на том, чтобы были подняты его письма в Центр. И только тогда наконец была установлена истина.
Четыре года отработал советским военным атташе в Китае полковник Василий Иванов. И надо отметить, что этот период оказался необычайно сложным и напряженным.
Повезло, что в эти непростые годы Чрезвычайным и Полномочным послом в Китае был именно Василий Толстиков. Связи у него обширные – то известного певца Бориса Штоколова пригласит, то на посольском пруду хоккейный матч устроит. Вот и тянулись иностранные дипломаты в наше посольство, а это, в свою очередь, давало возможность более крепкого общения.
Да и к тому же в такой закрытой стране, со сложной внутренней и внешней общественно-политической обстановкой, дипломаты невольно сплачивались, крепче держались друг друга, делились новостями, охотно заводили знакомства.
С китайцами советские дипломаты общались мало. Не потому, что не хотели мы, чаще они чурались этих отношений, боялись быть заподозренными в добрых чувствах к «советским ревизионистам».
Помнится, Василий Иванович все пытался найти китайцев, которые в конце 50-х – начале 60-х работали в аппарате военного атташе КНР в Бирме. Он хорошо их знал, дружил. Тогда они здорово сотрудничали, помогали друг другу.
На одном из приемов ему повезло, увидел китайца, тогдашнего майора, помощника военного атташе. Китаец тоже узнал его. Поздоровались, конечно. Но поговорить толком не смогли. Их не оставили вдвоем. Рядом с бывшим помощником атташе неотступно следовали два человека. Охранники или соглядатаи? Кто знает?
По возвращении из Китая полковник Иванов продолжал службу в центральном аппарате ГРУ, одновременно являясь членом двух международных комиссий – советско-американской по ограничению торговли оружием в мире и ООНовской. Члены комиссии готовили Генеральному секретарю ООН ежегодный доклад: «Экономические и социальные последствия гонки вооружений в мире».
В 1979 году Василий Иванович уволился из вооруженных сил, но продолжал еще несколько лет трудиться в составе международной комиссии ООН.
В центре мирового шпионажа
Курсанты Ленинградского военного училища связи любили приходить в этот зал. Здесь на мраморных пилонах были золотом выбиты имена выпускников – отличников прежних лет. Втайне каждый из курсантов мечтал увидеть свою фамилию на этом почетном пилоне.
Сколько раз они бывали здесь, но в тот день их словно кто-то дернул за рукав. Александр Никифоров вместе с товарищем по учебному взводу заглянули по ту сторону почетной доски. Сделать это оказалось нетрудно, так как мраморные пилоны держались на довольно длинных металлических штырях, прикрепленных к стене.
А там словно приоткрылось окно в историю. Имена, имена… Да какие имена! Лучших выпускников академии Генерального штаба. Ведь именно в здании их училища до революции 1917 года и располагалась эта академия.
Друг Роман, пытаясь прочитать фамилии, вдруг ахнул и, понизив голос, взволнованно прошептал:
– Сашка, смотри, кто тут учился… Юденич Николай Николаевич, год выпуска 1887-й, Алексеев – 1890-й. Ба! Врангель! 1910 год.
Они еще долго стояли, уткнувшись носами за мраморные пилоны, читали фамилии, вспоминали, что же об этих «беляках» рассказывали им преподаватели. Ну, то, что они были врагами советской власти, само собой. Разгромили их красные полководцы Буденный, Ворошилов… А еще? Оказалось более ничего дурного. Как же так? Роман и Александр виновато переглянулись. Забыли, что ли? Стали вспоминать.
– Генерал Алексеев. После Октябрьской революции выступил против советской власти, создал на Дону Добровольческую армию… – сказал Никифоров.
– Э, нет, Саша, так не пойдет, это же школьная программа, – поморщился Роман, – а ты завтрашний советский офицер.
– Ну, по-моему, Алексеев был начальником штаба Киевского округа, потом командовал корпусом…
– А до этого? Заметь, очень важная деталь. Он в этой академии преподавал… – Роман с улыбкой заглядывал в глаза другу.
– Историю русского военного искусства!..
– Точно!.. Был профессором.
– Но главное не это. Весной 1915 года Алексеев сорвал замысел германского командования по окружению русских армий в Польше.
– А Врангель? – продолжал подначивать Ромка.
– Что Врангель? Контра твой Врангель, – ответил в сердцах Никифоров.
– Не спорю, все они контра! – тут же нашелся друг. – Но что нам Савелий Иванович на той же истории военного искусства рассказывал?
И Роман стал загибать пальцы.
– Участник Русско-японской войны, раз. В Первую мировую уже командовал корпусом, два. А между прочим, был из вольноопределяющихся, получил офицерский чин, академию Генштаба эту же закончил, генералом стал.
Друг загадочно огляделся и, придвинувшись поближе, горячо зашептал на ухо Никифорову.
– Слушай, а как думаешь, мы с тобой генералами станем?
– Вряд ли… – спокойно ответил Александр.
Роман отшатнулся, обиженно надул губы.
– Это почему же?
– Да потому, что связисты мы с тобой.
– А что, среди связистов генералов не бывает…
– Бывает, Рома. Только не забивай себе голову разной чепухой.
Александр обнял товарища за плечи. Но тот, уходя, еще раз оглянулся на мраморные пилоны.
– Нет, Сашка, не скажи. Скоро твою фамилию выбьют на той почетной доске. Интересно все-таки. С одной стороны генерал Алексеев, с другой – лейтенант Никифоров.
Собственно, так и случилось, как предсказал сослуживец. Александр Никифоров с отличием окончил военное училище, и его имя золотом выбили на мраморном пилоне.