Но на пороге стоял вовсе не Макс; вместо него моим глаза предстало потерянное лицо Алисы. От растерянности я застыла на месте столбом, и в голове не оказалось ни одной мысли.
— Пустишь? — тихо спрашивает она, словно боясь, что я могу закатить скандал.
Я делаю шаг в сторону и машу рукой в сторону кухни: мать давно легла спать, потому что из-за нервов у неё совершенно не осталось сил. Я до сих пор с трудом опознавала в этой замученной женщине свою родительницу.
Алиса робко вошла в квартиру и, раздевшись, протопала на кухню. Я не собиралась первой заводить разговор — приехать сюда было её инициативой, так что пусть начинает первая. Чтобы немного успокоиться, привычными движениями ставлю на газ чайник и готовлю чай и пару бутербродов — последний раз я ела утром в доме Макса, так что сейчас мой желудок протестующе вопил. При воспоминании о Максе сердце вновь болезненно сдалось — мне очень не хотелось терять человека, которого я успела так искренне полюбить.
— Зачем ты приехала? — не выдерживаю я.
Алиса поднимает на меня виноватый взгляд.
— Я хотела перед тобой извиниться.
Моё лицо удивлённо вытянулось — не могло быть так, что в один день одумались сразу два человека, которые были мне дороги. Думать о том, что одновременно с этим я всё же потеряла Макса, совершенно не хотелось.
— Я вся внимание.
Алиса вновь опускает голову, словно ей стыдно смотреть на меня.
— Думаю, Максим уже рассказал тебе, как сильно я была влюблена в него когда-то, — начала девушка. — Когда он прилюдно отверг меня, мой внутренний мир рухнул; да ещё подруги от меня отвернулись, — ты просто не представляешь, как тяжело мне было. Конечно, это не оправдывает моё отношение к тебе; ты была единственным человеком, которому было совершенно всё равно на то, какой я была раньше, а я повела себя так мерзко. Прости меня за это…
Пару минут я просто молча смотрю на Алису: я так устала от всего, что просто сил нет.
— И чего же ты сейчас от меня хочешь?
Вопрос получился немного грубым, потому что всё накопившееся за двадцать лет моей жизни потихоньку начинает выползать наружу.
Алиса совершенно теряется — она явно не ожидал от меня ТАКОГО проявления эмоций.
— Я, конечно, понимаю, чтобы простить такое, нужно время, но я буду ждать.
Мой рот распахнулся от удивления: она уже сейчас была уверена в том, что я её прощу? То есть, по её мнению, меня можно подставлять, унижать, отталкивать, когда вздумается, а я всё это время буду сидеть в сторонке и терпеливо ждать, когда она снова сменит гнев на милость?
— Знаешь, что я думаю? — спокойно и твёрдо спрашиваю у бывшей подруги. — Я могу дать тебе своё прощение, только что это изменит? Преданное доверие как разбитый бокал — сколько ни склеивай, трещины всё равно остаются. А ведь мне действительно было всё равно, как ты жила раньше, где бывала или как одеваешься. Мне была нужна только твоя дружба, и что я получила взамен?
Девушка некоторое время молчит, и, наверно, сама не замечает, как раскаяние сползает с её лица.
— Твои родители об тебя тоже ноги вытирали, что ж ты к ним тогда обратно прибежала?! — верещит Алиса и тут же прикрывает рот рукой.
Собственно, что и требовалось доказать…
— Ты, пожалуйста, не равняй себя с моей семьёй: они, конечно, не идеал, но они — моя семья, и когда кто-то из них умирает, я считаю своим долгом хотя бы достойно похоронить их, потому что то, что они творили — это их дело. А меня как человека характеризуют мои слова и поступки. — Я устало тру лицо ладонью, чтобы согнать сонливость. — А теперь, когда мы всё выяснили, я думаю, что тебе пора идти.
— Хорошо, я тебя поняла, — тихо роняет Алиса и спешно покидает квартиру.
Я выглядываю в окно и наблюдаю за тем, как она на ходу одевается и кому-то звонит. В этот самый момент у меня у самой звонит телефон, и на экране высвечивается «СуперМакс».
— Ты в порядке? — слышу его хмурый голос, едва успеваю поднять трубку.
— В порядке, — глухо бормочу в ответ и утыкаюсь лбом в подоконник.
Телефон усмехается.
— Я и вижу.
В голове мелькает догадка; я вскидываю лицо и отыскиваю машину Макса под фонарным столбом прямо напротив своего окна. Странно, что я сразу её не заметила… В памяти тут же проносится его фраза о том, какой он видит меня на самом деле.
— Прости, детка, — тихо говорит он, словно читая мои мысли. — Я не хотел тебя обидеть, просто… не могу понять, почему после всего того, что они с тобой сделали, ты по-прежнему рвёшься к ним. Не понимаю я этого, не понимаю…
Я просто смотрю на него несколько бесконечно долгих секунд и проклинаю свой всепрощающий характер, потому что не могу долго злиться на Макса. Особенно после того, как он называет меня «деткой», словно это какое-то магическое слово, после которого хочется броситься к нему на шею, сломя голову. Да и Макса я в какой-то степени могла понять: об меня, конечно, не тушили сигареты, но я тоже получала, так что могу представить, что он чувствует.
— Мы оба наговорили лишнего, — вспоминаю заодно и свои слова. Парень ради меня принципами поступился, а я… — Но ты должен понять, что она — моя мама. Другой у меня нет и не будет, понимаешь? Это не значит, что я просто взяла и забыла о том, через что прошла, но я не могу её бросить.
— Понимаю. Но всё равно против того, чтобы ты тут оставалась.
Его никогда и никому не под силу переделать; так и останется упёртым ослом…
— Пожалуйста, не заставляй меня выбирать между вами… — с ужасом округляю глаза.
И дело вовсе не в том, что я ни за что не выбрала бы Макса. Как раз наоборот. Это было бы слишком ужасно, если бы я отказалась от матери?
Слышу ответный смешок Макса.
— Я, конечно, засранец, но не до такой степени, — произносит он. Пару секунд в трубке стоит тишина, а потом он всё же договаривает. — А если бы я всё-таки поставил тебе ультиматум, кого бы ты выбрала?
Пару секунд молчу, собираясь с мыслями: мне кажется, что бы я сейчас ни ответила, у меня в любом случае будут проблемы. А ещё мне было страшно честно отвечать на этот вопрос, потому что тогда Макс однозначно догадается, что я к нему чувствую.
— Это нечестно! — восклицаю я. — Ставить такой ультиматум человеку, находящемуся в моём положении!
Макс вновь смеётся, и у меня на душе становится теплее.
— Ты выйдешь ко мне?
Старательно прячу улыбку и качаю головой так, чтоб он это увидел.
— Не заставляй меня подниматься к тебе.
На секунду пытаюсь представить его в своей квартире и… не могу. Макс никак не визуализируется у меня посреди этого загнивающего двухкомнатного ада.
— Стой, где стоишь. Сейчас спущусь.
Мне хватает пары секунд, чтобы натянуть тёмно-синее зимнее пальто и застегнуть чёрные кожаные сапоги на сплошной подошве, которые мы купили вместе с Ксюшей, но из подъезда я выхожу не раньше, чем через пять минут: не хочу, чтобы Макс знал, что я неслась к нему, не видя ступенек. Я медленно подхожу к нему и замираю на расстоянии вытянутой руки.
— Зачем ты приехал?
Макс делает едва уловимое движение рукой, и вот я уже впечатываюсь в его грудь лицом.
— Знаешь, мне хватило и десяти минут, чтобы понять, что ничто не стоит ссоры с тобой, — мурлычет он мне в шею, и я изо всех сил удерживаю себя в руках. — Это прозвучит смешно, но я жутко скучал по тебе.
Обхватываю парня руками и поглубже зарываюсь в его объятия.
— Совершенно не смешно, — глухо бормочу я. — Я тоже скучала.
Когда его руки обнимают меня ещё сильнее, я чувствую такую эйфорию и умиротворение, что хочется рассыпаться на части. Господи, какая же я идиотка…
— Есть немного, — хохочет Макс, и я понимаю, что последнюю фразу произнесла вслух.
Стучу кулаком в его спину, в то время как Макс слегка кусает меня за шею; по коже тут же расползаются предатели-мурашки, которые заставляют парня довольно мурчать.
— Макс… — всхлипываю я.
Не знаю, о чём именно я хотела сказать. Может о том, как сильно я люблю этого грубого и наглого засранца. Может о том, как сильно боюсь потерять его из-за своих неподдающихся логике поступков. Может о том, что мне очень важны его поддержка и постоянное присутствие рядом, хотя это говорит, скорее, о моём эгоизме, которого я раньше за собой не замечала. Может о том, как я рада, что он, несмотря ни на что, всё же приехал сюда ради меня. А может, и сама хотела извиниться за то, что так грубо накинулась на него там, на парковке.
Но парень, в отличие от меня, ориентировался в ситуации лучше.
— Я знаю.
Два простых слова, от которых меня с головой накрыло облегчение: мне не нужно было ему ничего объяснять — он и так всё чувствовал.
Пару минут мы так и простояли, пока с тёмного неба не начали падать снежинки. Макс отодвигает меня ровно настолько, чтобы видеть моё лицо.
— Где твоя шапка? — хмурит он брови. Эта его забота заставляет мои губы растянуться в улыбке, отчего парень хмурится ещё сильнее. — Чему ты улыбаешься?
Качаю головой и утыкаюсь лицом в его шею: желание сказать ему о том, что люблю его, с каждой секундой становиться всё нестерпимее.
— Я так рада, что ты приехал, — вместо этого говорю и трусь о шею парня носом.
Он целует меня в висок.
— Но уезжать со мной ты не собираешься, так ведь?
Качаю головой, внутренне приготовившись к его очередному «взрыву».
Но взрыва не последовало.
— Тогда я остаюсь с тобой.
Вот так. Ни больше, ни меньше.
Смотрю на Макса во все глаза: у меня ведь так и не вышло представить его в своей квартире…
— Но… — начинаю я, но договорить мне не дают.
— Никаких «но», детка. Я сказал, что остаюсь, значит, остаюсь. Точка.
Приникаю к его губам, словно не делала этого целую вечность. А оторваться от него получается только тогда, когда нам обоим катастрофически не хватает кислорода. Кн иг о ед. нет
— Ого, я бы сказал, что надо ссориться чаще, но промолчу, потому что перспектива так себе, — фыркает Макс.