Глава 8
Пока они на нас скачут, я прикидываю в уме. Значить, так. Сабли это не есть хорошо, я не знаю, кто как из моих этому бою обучен — я сам и то не особо, так, теоретически разве. Казачков в Гатчине частенько лупцевали, и с лошадей стаскивали тоже. Но оне не то, что эти — тут-то вояки всамделишные. Однако ж, идут уже не плотно, рассыпались по-ширь дороги. Хорошо еще, что дальше от дороги не идут — там, в полях, нор всяких полно, лошади ноги поломать могут. Идут фронтом метров в полсотни. Мишень неплохая, в общем-то. А что? Если прорвутся — будет грустно, однако тоже не особо плохо. Хуже, если стрелять учнут, но точность-то с седла — аховая. И не много их, если еще и придут — то не скоро. А патронов у нас пока много. Так что, понеслась.
— Слушай мою команду! Штыки — при-мкнуть! Держись веселей! Кто стрелок хороший — как на четыреста шагов будут — огонь! Стреляй в того, что напротив тебя! Патрон рукой новый пихай! В лошадей бей, не промажешь! Остальные — береги пули — как на сто пятьдесят подходят — полную пачку — огонь! Потом заряди, и держи до свалки — стреляй в упор, в того, кто тебя рубить будет! Всем ясно? Тогда — выполнять!
Подходят они на триста метров, а я уж на прицел взял всадника справа от центра. Винтовка моя, как и все во взводе — в тот день, что отдыхали все, а я контуженый валялся — приведена мастером полковым была к нормальному бою. Так что я, хоть и не пробовал, но уверен, Перек уж если сказал — так и есть. Так, себе думаю — ствол винтовки у меня восемьдесят сантиметров, если от глаза — метр, плюс-минус. Мушка шириной миллиметр, это я где-то в наставлениях читал, запомнил. Значит — как башка жертвы по ширине мушки станет, с шапкой вместе — так и есть триста метров, туда-сюда. Егометрия-наука, понимашь… Все, пора! Выцеливаю лошадке в грудину.
— Стрелкам, по моей команде, остальным приготовиться… А-агонь!
И грянули, и славно грянули! Трех с седел долой, двое, в том числе и мой — лошадки завалились, бьются. Затвор, патрон, затвор, цель, выстрел, мимо, затвор, патрон, затвор, цель, выстрел, завалился, затвор, патрон, затвор… Ага, вон и пуговки уже видать, или еще что из амуниции блеснуло, медалька что ль…
— Всем пачку — беглый! — и понеслось. Любо-дорого — вылетело еще несколько с седел. Грохнулось еще с десяток лошадок… Метров сто осталось, скачут, но успеваем, да и сильно меньше их, как бы не вполовину уже… кто там не уймется? — Прекратить огонь! Заряди, и к бою, в упор бей сам!
Щелкают в магазин патроны, а всадники все ближе. И не сказать, что их уже много — десяток мы точно выбили… Шансы есть! Ну, давайте, рубаки, вытаскивайте свои шаблюки! Все даже без моей команды вылезают из-под тентов, становятся поплотнее — каре-не каре, но сука штыки у нас длиннющие, и винтовки тоже! Ну-ка, отведайте! Давайте-давайте, потянулись за своими селедками! А мы еще ведь и стрельнем!
Хер в нос. Стрельнули они. Я полностью облажался. Эти тварюки повытягивали вовсе не сабли, а длиннючие револьверы. Рейтары! И лупанули они по нам. Со скаку, в упор практически. За полсекунды до их выстрелов лишь понимаю, как лажанулся, заполошно ору
— Огонь! — и навскидку стреляю, одновременно с кавалеристами.
А дальше все смешивается в какой-то чортов ералаш. Длится он не долго — всего пять патронов. Стоять на месте страшно, пячусь с каждым выстрелом к телегам. Одно хорошо — в упор. Из винтовки в упор — проще, чем из пистолета. Точнее. Как палкой ткнул, не глядя — и готово, попал. Двумя руками держишь, широко — направлять просто. Да еще штыки длиннющие целить помогают.
Наверное, со стороны это выглядит так, как косой по нашим рядам прошло. Той самой, что коса смерти, без всяких художественностей особых. Только Костлявой двойная вышла радость — коса таки нашла на камень. Стачиваются об нас кавалеристы, размениваясь. Тем из нас, кто в центре стоит — везет больше — они, рейтары чортовы, чтоб их бабушкам на том свете демоны загнали поглубже, отработанно растекаются, обходя нас с флангов, стреляя из своих револьверов — прежде всего по нашим фланговым. Их начисто сносят. Но и в ответ рейтары огребают дружно — нас едва ли не больше, и в упор мы валим по ним метко, да и они все ж плотно несутся. Жаль, не получается стрелять в лошадь — все ж норовишь во всадника, не заставить себя никак, а так бы всех поди выбили. Но и без этого — густо, густо падают! Двое, новички неумелые, что ли, или зазевались, врываются прямо в центр, намереваясь проскочить мимо телег — одного просто насаживает ходом на чей-то штык, а второй сносит выстрелом в упор солдата рядом со мной. Я его за это снимаю тоже практически в упор, уже в спину. Затвор на задержке встал — патроны все. Бросив под ноги ружье, рву револьвер из кармана — пришло твое время, Валера — и стреляю дважды в спины рейтарам — и даже одного снимаю — данке вам очень шон, мастер Кэрр, за науку!
…А вот и все. Уходит от нас едва десяток рейтар. Отскакав метров на сто, карабины тянут. Щаз. Мы уже магазины набили, я тоже винтовку уже поднял, зарядил. На край телеги опираю и даже не командую — залпом и так почти разом грохнули. Минус два, за остановку в неположенном месте, лишение прав на управление лошадью — навечно. Остальные дают по газам, вслед выстрелы бесполезные летят. Ушли. Тут с тыла по нас какой-то оптимист, у кого лошади выбило на дороге — давай пулять. Разворачиваемся, критикуем — дурачка, что с полусотни метров с колена стоя бил — насовсем, еще пара, которые поумнее, и из-за тушек лошадей стреляли — просто осознают несостоятельность и утихают. И мозги у них правильно срабатывают — ползком уходят, а потом видим, как к городу бегут с с пару десятков, кое-кто хромает, кого-то под руку подхватив тащат. Стрелять запрещаю — не их, патроны жаль. Все одно промажем. Ну, кажись, отбились…
Грустно, девушки. «Еще утром перед ним строился батальон, привычно кричащий „Банзай!“»… От усиленного штрафного взвода осталось одиннадцать человек. Двенадцатый я. Еще один обозник, Бирэ, везучий паренек. И один музыкант. Остальные — всё. И Перек тоже, жалко. По ним, по ненавистным баронским мундирам, рейтары в первую очередь и садили, а штрафники напоследок шли. Вот и выбили. А эти в тыл смотрели — вот им и не досталось. Раненых двое еще, но их не считаю — не жильцы. Приказал положить в тень — пусть помрут спокойно. Остальные или с царапинами, или насмерть уже. Стрелять эти суки умеют. Итак — четырнадцать нас. Зато ружей и патронов — завались. Да еще и трофеи…
Чортовы рейтары, чтобы им на том свету обосраться на версту… Приказал собрать со всех все, с тех, что рядом лежат. А лежат много. Двенадцать рыл, молодые и в годах, всякие. И на-жаль — ни одного легкого раненного. Несколько в бессознанке — приказал штыками добить. Остальные и так наглухо. Оно и понятно — еще пока все крутилось, достреливали всякого, кто шевелился, да и кто не шевелился — тоже. на всякий случай. А кто подальше лежит — того счастье — или уже уполз-убежал, или отлежится. Или помрет. Не наше дело. Наше дало другое. Вот, например — трофеи. Легкие удобные карабины — у меня такой у Айли лежит. Подумав, выбросил свой винтарь — мне пофиг, я не штрафник. А этот карабин, надеюсь, пристрелян хорошо. Усатый дядька, тот самый, которого я в спину завалил — выглядел серьезно — у такого карабин наверняка в порядке. И смотрится солидно — граненый ствол, аж с синевой — видать, спецзаказ, рейтарам вроде такое можно, если под штатный патрон. Беру. Жаль, штык не приспособить штатный. Не предусмотрено видать, рейтарам штыка — ну да, и понятно — не драгуны, поди, а для ближнего боя сабля есть. Жаль, что нет штыка. Но беру. Штык позаимствовал у одного из музыкантов — в качестве ножа сойдет, по виду — стандартный коротыш к маузеру, эрзац, повидал я таких в той жизни, модный аксессуар в определенных кругах. Остальные косятся, но свои винтовки не бросают — Бирэ вообще в прострации, как он вообще не сошел с ума на войне здешней, музыкант, похоже, вполне доволен своей короткой винтовкой, а штрафникам не положено. Револьверы. Те самые, рейтарские. Дюжина. Длинный ствол — сантиметров тридцать. На что такой? Пять зарядов, рукоять удобная, шпора под скобой… самовзвод, шомпол сбоку… все как армейский и калибр тот же, только барабан длинный… Ага! Вот оно что. Патроны длинные, как четырестодесятый охотничий — и в патронташе — так и есть — кроме пулевых обычных еще пять — с картечью. В упор с седла, да и не очень в упор — самое то. Прикинул — картечины три-четыре, девятимиллиметровых, похоже. Для них-то длинный ствол и нужен. Ну, да, ясно, чего они такие меткие. Хотя и меткие тоже. Осмотрел наших, почти все — в голову. Стрелять умеют, суки. Ну, и я, лошара, конечно. Будет мне наука, ребят жаль вот только… Еще револьверы — всего два. Обычные, армейские, очень даже ничего. Видать, командиры. Так, приберем — шесть зарядов, четырехлинейный длинный патрон… Затребовал сбрую с этих — жаль, никаких полевых сумок, и вообще бумаг на них всех не нашлось, хоть и заставил всех осмотреть, перемазавшись. И на лошадках ничего нет толком, только фляги с водой — и то хорошо. Налегке шли. На портупеях — патронташи поясные, для револьверов, и по два подсумка на лямках — винтовочные. Что порадовало — все в обоймах. Тут же приказал всем, не морщась, облачиться в сбрую эту, и сам нацепил, отдав кому-то рейтарский револьвер — не по мне эта глупость. Оставил армейский, он мне нравится. Баланс хороший, в целом приятно сидит в руке. Будет мой. Больше ничего толком взять с рейтар и не вышло — сабли мне их не понравились — дурацкие, и гарда с дужкой, и изгиб сабельный, не как у шашки, крутоват. Рубить можно, резать — не получается. Я такой не умею. Остальные тоже отказались. Плетки, чтоб лошадей подгонять — нам без надобности, а больше, повторюсь, и нет ничего.
Тут пришлось нам прерваться — из города выезжать стали снова всадники. Чорт их поймет — атаковать хотели, или разведать — неясно. Те, что проскочили нас — они по большой дуге обойдя в город ушли, да и добежали безлошадные. Решили, может, реванш взять.