Явились солдатики, перепуганные, набились, дышат шумно. Велел по-одном подхОдить, и на стол выклАдать, все, чаво в энтом блиндажу потырить успели. Рявкнул, что дело секретное, и кто утаит — сам себе хуже сделает, так, что сами и пожалеют, да поздно будет. Прониклись, взбледнув с лица даже в неярком свете фонарей. Утаивать не стали, особенно когда первому я, поворошив кучу вещичек на столе, велел все собирать обратно и проваливать. Улов был невелик — шикарный секундомер в бронзовом корпусе, в чехольчике к которому в кармане нашлись и какие-то таблицы, да револьверчик маленький, с именной табличкой. Остальное — жранье, шмотки, выпивка и табак — никакого интереса не представляло. Предупредил только, у кого выпивку нашел, что если нажрутся — расстреляю, те понятливо закивали, пообещав только на промывку ран тратить. Я поверил, я же вчера только родился. За секундомер, порывшись в кармане, выдал солдатику серебряный полтинник — хронометр стоит поболее, но мог бы и вообще конфисковать за так. За револьвер ничего не дал — нехрен мне тут оружие в трофеи тягать, без разрешения командира. Выгнал всех, старательно запаковал все, и тут же, выйдя, отправил аж под охраной троих солдат Гэрту. Приказав доставить любой ценой, очень быстро, и донести до капитана, что это не очередная ерунда о расходе боеприпасов и личного состава, а секретные сведения особой важности. После того, как они убежали, еще раз отправился на позицию той взорванной пушки, осмотрелся, благо уже рассвело, и велел выставить часового, с приказом ничего не трогать, никого не пускать. Мало ли чего.
Прибежал Вилли, сообщил о том, что капитан изволили приказ передать. Я удивился, как так — они ж еще добежать не успели, а он уже. Потом сообразил — это он еще на первый мой доклад о результатах атаки ответил. Хотя, тоже быстро. Матерясь под нос, и мечтая, как я сейчас все же затоплю печь и завалюсь отдыхать в кубике, и гори оно все конем, вышел к первой траншее — и сплюнул.
— Какого демона, Мари? Я же велел тебе…
— Господин сержант, капитан приказал мне срочно передать Вам пакет — ну, прямо, официальнее некуда, посмотрите на нее — Распишитесь.
— Мари, не выделывайся. Приказать Гэрт тебе не мог, ты не на службе. А я вот точно приказал тебе сидеть в обозе. Не хватало еще, чтобы ты свалилась от потери крови. Я…
— Дядя Йохан, ну как ты мне можешь мне приказать… Ведь я же не на службе?
— Тьфу ты… Хорошо. Не приказал. Велел. Попросил. Уйти в тыл, и там сидеть, помогать в обозе.
— Я не могу, дядя Йохан.
— Это почему это?
— А там они ко мне пристают — говорит она, и эдак кокетливо глазки заводит. Врет ведь, поди, но ведь фиг докажешь — Постоянно ко мне лезут, намеки всякие делают…
— Ну… это… — честно говоря, даж и не знаю так сходу, что ответить. Тем более репутация злого баронского дирлевангера обязывает реагировать жестко. Хотя, чего мне-то реагировать. Вон, Петруха как сопит, аж кровью морда налилась. За последнее время этот пентюх малость солому-то повытряс из волос, его одного пустить в обоз, так полковому дантисту работы на неделю обеспечит. Да и остальные вполне впишутся. Только ведь врет она! — Ты мне не заливай! Ты и до обоза-то дойти бы не успела! И вообще, посмотри на себя — форма еще вся в кровище, штык и тот не оттерла толком — кто тебя тронет-то? За три версты любой обойдет!
— А еще у них там…крысы — тихонько говорит девчонка. И всхлипывает.
— Тьфу ты, демонова задница… — махнул я рукой, да и пошел читать приказ.
И тут разом забываю про Мари, и про отправленные бумаги, и про все на свете. Ибо в приказе черным по серому обозначено, что командование приказывает роте, совместно с другими частями, в двенадцать нуль-нуль, после артиллерийского удара по врагу, предпринять атаку вражеских укреплений, с целью окончательного их прорыва, и последующего уничтожения врага. Вашу ж мать, пресвятую Богородицу, со всеми ее отпрысками, кадилом да через иконостас! Охерели там совсем, в штабах, что ли? У нас треть от роты убыль, у врага оборона уплотнилась, артиллеристы точных координат не имеют, хорошо бы, чтоб по нам не врезали, а уж мечтать, чтоб по врагу, и не стоит. Парни измотаны у меня, жрать и то не притащили еще, патронов, положим, имеется, но средств поддержки — только две полуторки… Проволока фактически цела, пусть до валашцев, конечно, рукой подать — но какого хрена? Мало им трех траншей и нескольких фортов, да с артиллерией, разом? Там мы сколько готовились, сколько пушкари гвоздили, саперы мины подвели — и то потери есть — а тут они чего решили, что нахрапом возьмем? Уррроды. Сами бы, впереди, на лихом коне, с сабелькой и пошли.
Сплюнул, велел построить взвод, и объявил волю командования всем. Под конец добавил:
— Не ссытесь до времени, абизяны. Сдохнем все — и не переживайте, вечно жить ни у кого из вас все равно не выйдет. И не думайте, тут недалеко, в этот раз я пойду с вами. Готовьтесь лучше, может, и повезет.
Время еще есть, сверился по выделенному мне сразу после смерти Виске хронометру — здоровенные часы-луковица в стальном корпусе, чуть поменьше лимонки размером и весом. Казенные, не приведи Бог… Зато теперь имею возможность завсегда сверяться по времени. И обязанность, кстати, тоже. Так вот — время есть. Собственно говоря — чего там особо готовиться-то, но все же. Десятникам приказал наметить путь их отделениям, посмотреть на случай чего укрытия, раздать гранат побольше. Полуторкам приказал наметить цели и приготовить побольше бомбочек — картечью при наступлении особо не поддержать. Вроде все, чего тут еще придумать, приказ простой и ясный: атаковать в лоб, в штыки… будто мало мы тут крови пролили и мяса набросали уже. Вернулись легкораненые, конвоировавшие пленных, и те трое, что трофеи капитану носили. Доложились о выполнении, притащили жрать. Хотя и не завтракали, особенно аппетита ни у кого не было. Настроение не то. Пришлось наорать. Сказки, что с пустым брюхом, мол, в бою лучше — пусть другому кому рассказывают. Тут госпиталь под боком, коли вытащат до него, то всяко там вскроют и залечат. А коли не вытащат, то полюбому сдохнешь. А вот силы им сейчас понадобятся, голодные солдаты мне ни к чему. Показывая пример, сам сел прямо в траншее жрать. Тоже, в общем-то, не особенно хотелось, но что поделать. К тому же, еда завсегда успокаивает. Да еще и на попить — научил же ротного кашевара на свою голову — приторно-сладкий чифирь. Хотя я, наверное, перед самой атакой, еще и по-писсят крепкого разрешу, благо в трофеях имеются несколько фляжек. Тут ведь, всего-то, полтораста метров. Один хороший рывок. Если бы не проволока, и чуть еще времени на подготовку… Эх!
После всего, уже в двенадцатом часу, когда все уже было сделано, и дальше осталась только бестолковая суета и попытки сделать лучше во вред хорошему, оставил все на десятников, и позвал Мари в кубик. Велел ей присесть, и пока она сидела молча, набросал все бумаги. Имущества у меня не так много, почитай, все свое с собой и ношу. Да рента с лошадки в Речном. И — счет в Зольдатен-банке. Где уже скопилась на меня неплохая сумма, с учетом, что весь презренный и не очень металл, кроме всякой мелочи, я туда сдал. Кто-то, особенно из селян, банку не доверяет, кто-то из старичков ругался, что порой долго с них получать деньги, пока проверяют личность. Но как по мне, так вполне надежная контора, не слышал еще, чтоб кого-то сильно обманули. А вот про тех, кто пытался обманывать сей банк рассказы ходят, не самые приятные, плохо ребятки кончали чаще всего. Вот, собственно, и все, что за душою у меня имеется. Записал все это, как и положено, подписью заверил, надобно еще Гэрта, чтоб он тоже, да кого-нить из лейтенантов, ну, да, думаю, они не окажутся уж совсем сволочами, подпишут. В общем и целом, оставляю я, если что, все это вольнонаемной Мари, а тако ж — и прошу перечислить ей пенсию за мои награды. Не абы какие деньги, гроши, в общем-то, но пять лет после гибели родня получать их имеет права. Родни у меня не имеется, так пусть Мари если что получает. Вот так-то. Отдал Мари бумагу, велел спрятать, и если что со мной случиться — распечатать и дальше уж разберется. Девочка посмотрела на меня испуганно — совсем по-детски — пришлось напустить маску сердитости, и приказать немедленно убираться в тыл. Не слушая возражений, вылез наверх, и выйдя в траншею, чуть не столкнулся с артиллерийским офицером в песочке. Союзничек пожаловал. Малость щеголеватый, довольно умноинтеллигентного вида, какой-то нервный.
— Кто здесь командует, сержант?! Где командир взвода?
— Я тут командую, господин лейтенант. А командир взвода — в могиле. Могу указать точное место, если интересует — нет у меня никакого желания тянуться перед союзником, пусть и старшим по званию. Мне сейчас много чего можно, и простят потом… если жив останусь.
— Что вы себе позволяете… — начал было лейтенант, и как-то немного осекся, видно, дошло про могилу — непривычен, похоже, малость, недавно на фронте — по многим деталям видать. Но ничего, сообразил — распекать командира, да еще всего лишь сержанта, да на лейтенантской должности, да перед солдатами, еще и союзника, а не своего — совсем не лучший вариант. Все равно, что говном плеваться — попадешь, или нет — вопрос, но рот в дерьме однозначно. Унял недовольство, отчеканил: — У меня есть приказ. Немедленно выделите мне людей. Мне нужно осмотреть и доставить в тыл обнаруженное тут тяжелое орудие. Мне нужно одно отделение…
— Никак нет, господин лейтенант.
— Чтооо?
— Никак нет, господин лейтенант. Не могу выделить Вам людей. Ни одного.
— Вы… Вы что себе позволяете, сержант? Да как вы смеете! У меня приказ, и я отправлю вас под трибунал, если…
— У меня тоже приказ, господин лейтенант. И плевал я на все другие приказы. Через десять минут мы идем в атаку. И я не выделю Вам ни одного солдата. Можете жаловаться куда угодно. Хоть лично его превосходительству господину командующему Бальту Луррскому.
— Да я вас…
— Можете даже меня лично от командования взводом отстранить, господин лейтенант. И взвод вместо меня принять. И тогда уж сами решайте — кого куда отправлять. Только в атаку Вам тогда идти все равно придется. Как хотите, господин лейтенант, воля ваша. И солдатики мои, любого возьми, с радостью согласятся не идти в атаку, а тащить чегой-та в тыл. Как решите, господин лейтенант.