– Так давай мы тебя украдем и свозим туда!
– Ты идиот, что ли? – возмутился Генри. – Кто ее отпустит?
– И кстати, где твои ожоги?
– Не видели вы меня неделю назад, – усмехнулась я, осматривая их воодушевленные лица.
– А ты молодцом держишься, Сара.
– Уотербери тобой гордится.
– Уотербери?
– Ну да. Теперь ты герой.
– Да ну вас, выдумщики!
– Серьезно! Не веришь?
– Ты тут телевизор не смотришь, что ли?
– Видела один репортаж, но… я думала, все уже забыли.
– Уотербери – городок не столь большой, чтобы подобные события забывались быстро. Эта авария всколыхнула город.
– Кадры с места крушения… – начал Саймон и вздохнул, не закончив.
– Я с самого начала знал, что наша Сара – прочная девочка.
– Без сомнений!
– Больно было?
Я молча покивала, изменившись в лице.
– Ничего-ничего. Железо в огне закаляют. Теперь тебя ничем не возьмешь.
Мне вдруг жутко захотелось спросить их, как отреагировал Гектор на случившееся со мной, говорил ли он что-нибудь, интересовался? Но смущение не позволило осыпать гонщиков вопросами. Им не нужно даже догадываться о моих чувствах к восемьдесят пятому. На самом деле я была рада, что он не пришел и не увидел меня в таком состоянии. Ни тогда, ни на следующий день, ни после.
Чем ближе был день моей выписки, тем чаще я думала о Гранж Пул Драйв и в частности о Соулрайде. Я вспоминала, как во время сильной боли все это вылетало из моей головы, не оставляя и следа. Так ли сильно мое чувство к нему? Эта авария что-то во мне изменила. Я никак не могла понять, что именно, но продолжала анализировать.
Меня одолевало сильное и противоречивое желание встретиться с Гектором, но, вспоминая, как я выгляжу, я отбрасывала эти мысли. Тем не менее, во мне тлела робкая надежда на то, что через пару мгновений Соулрайд зайдет в мою палату в самой обычной одежде, как тогда, в забегаловке, и без всякого притворства улыбнется мне, назовет по имени, обнимет и успокоит. Сладкие грезы, далекие от реальности… Сколько бы я ни прислушивалась к шуму снаружи, сколько бы я ни вставала с постели, чтобы выглянуть за дверь, Гектора там не было и не могло быть.
С горькой усмешкой на губах я возвращалась в постель и включала музыку, за последние недели ставшую моей спутницей еще прочнее, чем ранее. Песни Megadeth и Led Zeppelin долгие дни помогали мне справляться с болью, от которой тишина становилась ненавистна, невыносима. Вместе с этой музыкой я прошла то, чего не пожелаю врагу. Подобно губке она впитывала мои страдания и теперь всегда будет напоминать о тех минутах и часах, когда хотелось побыстрее умереть, и больше – ничего.
Мной овладела меланхолия. Да, выходит, я ошибалась. Во многом. Мнила себя стратегом, ослепленная самоуверенностью, пользовалась людьми, строила планы… И все ради того, чтобы привлечь внимание Гектора. Это моя самая главная ошибка. Предположить, будто такая, как я, может вызвать у него интерес.
Будь это так, разве продолжил бы он скрывать свои чувства после того, как я оказалась в больнице? Если бы я хоть что-то значила для него, разве не пришел бы он меня навестить? Хотя бы за компанию с остальными, чтобы не так выделяться. Я переоценила себя и свои силы. Все, кому я действительно важна, приходили в эту палату. Даже чертов Патрик. Все это убого и несправедливо.
Преступная жалость к себе породила во мне неприязнь ко всему окружающему, особенно к стенам больницы, где я столь дорого заплатила за свою смелость. К моменту, когда ожоги превратились в гладкие розовые пятна, а брови и ресницы заново отросли, я была уже не в силах находиться взаперти. Собрала кое-какие вещи, переоделась и ускользнула, выгадав момент, когда Фергюсон совершал плановый обход, а Джессика отошла в туалет, оставив регистратуру пустовать.
Затравленно озираясь, я быстро спускалась по лестнице, накинув на голову капюшон и надеясь, что меня примут за странного посетителя, а не за сбежавшего пациента. Несколько медсестер проводили меня подозрительным взглядом, с прищуром обернулись, но, заметив, что мне никто не препятствует, тоже не стали ввязываться.
Слишком просто оказалось оттуда сбежать, и потому я ожидала какого-то подвоха впереди. И не ошиблась. Со скудным рюкзачком на спине и в домашней одежде я выбежала на широкие бетонные ступени у больничного входа, выдохнула и сбросила капюшон, полагая, что опасность быть разоблаченной уже позади. Но стоило сделать шаг, как кто-то крикнул:
– Это она!
– Фрай?
– Она!
– Извините, Сара…
И меня обступили непонятно откуда взявшиеся люди с диктофонами и компактными камерами. Боясь, что они могут привлечь внимание персонала больницы, я пыталась растолкать их, прорваться сквозь плотную толпу, ругалась и огрызалась, но все тщетно.
– Сара, пожалуйста, пару слов для…
– Мисс Фрай, меня зовут Дэвид, я из газеты…
– Как вы себя чувствуете?
– Действительно ли вы получили ожог второй степени?..
– Ваше лицо было изуродовано?..
– Вы бы хотели получить денежную награду за свой поступок?..
Они кричали, перебивая друг друга, а я взвыла от бессилия и затопала ногами, как ребенок, что пытается отпугнуть собаку. Неужели мой побег раскроется таким глупым образом? Если Фергюсон заметит этот фарс, он меня убьет.
– Прочь! Довольно вопросов!
Мужской бас задушил крики журналистов. Они смолкли, растерянно озираясь, и в смятении расступились. Соулрайд беспардонно схватил меня за локоть и повел за собой. В недоумении я даже не додумалась воспротивиться. Усадив меня на переднее пассажирское, Гектор сел за руль и дал по газам прежде, чем репортеры успели опомниться и состряпать из увиденного новый инфоповод. А ведь со стороны можно было заподозрить, будто между мной и Гектором что-то есть, судя по его поведению.
Гектор напряженно молчал, с усердием выворачивая руль на поворотах. Я тоже не спешила говорить, исподтишка поглядывая на него. Мужчина был одет максимально просто, но благодаря своей фигуре выглядел элегантно даже в этих голубых джинсах и темно-зеленой вельветовой рубашке поверх белой майки.
Он казался раздраженным, будто делал то, чего в действительности не хотел. С очень серьезным лицом и плотно сжатыми губами восемьдесят пятый не отводил глаз от дороги, предоставив мне любоваться своим профилем, от которого веяло чем-то первобытным, диким и неправильным.
Из динамиков еле слышно доносился мотив Deftones – Be quiet and drive, и я в очередной раз изумилась тому, как мистически песня срастается с ситуацией. Несколько минут мы бесцельно катались по городу, не зная, как подступиться друг к другу и заговорить. И все бы ничего, но у меня немного кружилась голова (от постоянного приема лекарств, которые я ненавижу), хотелось нормально поесть и выспаться. Прокашлявшись скорее для вида, чем из надобности, я вдруг опомнилась, болезненно дернула плечом и укуталась в капюшон поглубже.
– Нет необходимости, – мгновенно отозвался Соулрайд. – Я… все видел.
– Ничего ты не видел.
– В тот вечер… в новостях. Я видел.
Последнее слово он наделил такой интонацией, будто ощущал свою вину передо мной. Глупо было и дальше скрывать безобидные розовые пятна перед человеком, который помнит, как выглядело мое лицо сразу после аварии. Я сбросила капюшон на спину, расправила волосы по плечам. Это придало мне уверенности. Гектор окинул меня коротким взглядом и поспешно отвернулся. Ему противно, решила я, ну и пусть, к черту, это не моя вина.
– Было гораздо… хуже, – выдавил он с таким лицом, будто ощутил всю боль, что мне пришлось вынести в последнее время.
– Ты и не представляешь, насколько прав, – мрачно отозвалась я.
Автомобиль замер на перекрестке перед светофором, Гектор протянул свою длинную руку на заднее сидение (ему и оборачиваться не пришлось), не глядя достал бумажный пакет и положил мне на колени. Ощутив сочный запах мяса и пряностей, я в недоумении взглянула на мужчину.
– Ты похудела… Поешь. Я-то знаю, как кормят в этой больнице.
Аромат был слишком соблазнительным, и я не нашла в себе сил отказаться. Впрочем, не в моих принципах когда-либо отказываться от еды. Раскрыв пакет, я приступила к делу, заметив на себе удовлетворенный взгляд Гектора. Ему явно польстило, что я приняла пищу, купленную им для меня (если, конечно, это действительно так). Гордый и воодушевленный, он принялся рассказывать, пока я жевала:
– Несколько лет назад во время гонки попал в аварию. Полгода провалялся в этой больнице, пока все кости не срослись. Похудел фунтов на пятнадцать точно. Кормят там так себе… маловато и… пресно, что ли. В той забегаловке, помнишь? И то вкуснее.
– Точно, – засмеялась я с полным ртом мяса, припоминая тот день. – О, да.
Переглянувшись, мы с Гектором одинаково ухмыльнулись, и я растерялась от этой нежданной похожести. Теперь я уже не была так уверена, что между нами нет ничего общего.
Мне вспомнился белый свет, ослепивший, когда я впервые увидела лицо этого человека, и онемевшие конечности с газировкой вместо крови. Сейчас подобного не было. Случившееся сильно притупило мои чувства, приучив только к боли, от которой сводило зубы, и временным облегчениям, когда вновь появлялось желание жить.
Теперь Гектору придется потрудиться, чтобы вновь смутить меня или взволновать. Впрочем, он вряд ли преследует подобные цели. Да и мне не хотелось больше никаких стратегических игр после того, как я с головой ныряла в огонь, вытаскивая оттуда тела в отключке. Такое случается нечасто, если ты не спасатель, и что-то меняет в людях, делает ломкими, оголяет их, как провод, с которого содрали резину.
– То, как ты поступила… восхищает. Всех, – Гектор с трудом подбирал слова.
Он не знал, как ко мне подступиться, бедняга, ведь столько выслушал о том, как я его не переношу, что теперь не находил выражений, чтобы вместить в них такие простые мысли.
– И тебя?
– В особенности.
– Любой на моем месте поступил бы так же.