вободное время. Перекидывались взглядами, но не здоровались и не общались. Я все время была в компании, да и о чем нам было беседовать? Парень сам решил, что нашим дорожкам лучше разойтись. Я не настаивала на обратном.
И вот, теперь мы смотрим друг другу в глаза и одинаково не рады этой встрече тет-а-тет. Я не собиралась с ним заговаривать. Мои размышления были совсем в другом месте. Мы могли бы обойтись без слов, но Билл все-таки раскрыл свой пухлый рот. Он решил, что так будет лучше. А меня даже не спросил.
– Гектора ждешь?
– Жду. Здравствуй.
– Привет. Смотрю, у тебя все прекрасно. Своего добилась. Теперь пожинаешь плоды расчётов.
Я слушала его голос, исполненный насмешки, а думала о том, что Билл вполне симпатичный и даже похож на Тома Харди в молодости. Но в нем нет и капли харизмы. Зато у Соулрайда ее чрезмерно даже – хлещет из бесовских зеленых глаз, сыплется медью с рыжих волос, змеей таится в каждом упругом движении поджарого тела, выжидая, чтобы пружинисто броситься и одарить тебя ядом, капающим с крупных белых зубов рысьего оскала. Должно быть, поэтому за Биллом не бегает столько поклонниц, как за Гектором. Повезет его девушке, наверное. Она не будет мучиться так, как я. А может, и будет. Только еще хуже.
– Хочешь сказать что-то конкретное – говори, – отозвалась я спустя небольшую паузу.
– Я знал, что ты меня используешь, лишь бы приблизиться к Соулрайду.
– Ну и что я должна тебе на это отвечать? Ты пришел только этим со мной поделиться? Хорошо, давай знание за знание. Я знала, что твои родители – недалекие люди.
– Мои родители меня хотя бы любят. Я нужен им.
Хартингтон закипал, пусть и старался не подавать виду. Я улыбнулась в ответ на эту реплику. Нет, Билл вовсе не выводил меня сильнее, чем те девушки, смеющиеся надо мной. Вызывать в ком-то злость не так обидно, как вызывать насмешку. К тому же я все еще хорошо помнила, что нравилась Биллу. И, наверное, до сих пор нравлюсь, если уж он так бесится.
– А ты, очевидно, надеялся, будто у нас с тобой что-то получится? Это напрасно, Билл. У тебя был шанс мне понравиться, но ты сам его загубил.
– И знаешь, я рад этому. Не хотелось бы мне иметь такую эгоистичную и расчетливую девушку, как ты.
– Увы, только сильные мужчины способны вынести таких, как я, – откровенно засмеялась я.
– Это ты Гектора имеешь в виду? Он-то сильный мужчина? Бабник, падкий на любое глубокое декольте и хорошенькие ножки? Гонщик, что боится проиграть каждый раз, как садится в болид? Это его ты считаешь сильным мужчиной?
– За его спиной ты горазд распускать язык. Зато, помнится, когда Гектор прямо тебе намекнул о своих намерениях относительно меня, ты сразу отошел в сторонку с его дороги, – язвила я, внимательно наблюдая за тем, как каждое мое слово отзывается на лице Хартингтона.
– Ты не должна была об этом знать. У нас был уговор… И вообще! Кто ты такая, Фрай? С чего ты взяла, что тебе есть место на Гранж Пул Драйв? Тебя не интересуют гонки, как и всех потаскух, что являются сюда поглазеть на мужиков. И ты сюда вклинилась только ради того, чтобы заполучить восемьдесят пятого. Ты его получила. Теперь проваливай. Хватит лицемерно делать вид, будто ты не можешь жить без Формулы-1.
– Ты не прав, Билл, – сдержанно возразила я.
– Прав. И мы все это увидим, когда Соулрайд бросит тебя. А это, поверь мне, случится в ближайшем времени.
Уже беззлобно я смотрела на этого паренька, брызжущего желанием самоутвердиться за счет чего угодно и напакостить мне. В нем было столько негатива, что мой собственный запал куда-то подевался. Во мне воцарился эмоциональный штиль. Как же все это низко и мелочно. Я презирала себя за то, что принимаю участие в этой перепалке.
– Можешь не продолжать. Мне и так жаль тебя.
– Меня? Жаль?! Посмотрим, кого придется жалеть, когда я выиграю кубок.
– Иди отсюда с богом, Билл, – вздохнула я устало. – Меня твоя злость не трогает. Наши дорожки разошлись, помнишь? Не надо теперь пытаться заново их свести. Какие бы скрепы ты ни использовал, этого не выйдет.
– Кем ты себя возомнила, Сара? – скривился парень. – А поначалу казалась такой безобидной девушкой.
– Казалось безобидной? Чем же я тебя обидела?
– Ты сама все знаешь.
– Разве я изначально горела желанием с тобой общаться? Разве не ты лип ко мне, словно банный лист?
– Люди видят лишь то, что им хочется видеть. Твоя самооценка сыграла с тобой злую шутку.
– Злую шутку сыграла с тобою жизнь, Хартингтон. В тот момент, когда ты познакомился со мной.
Вероятно, этим я задела его за живое. Билл развернулся, но, прежде чем уйти, напоследок бросил мне:
– Ваши отношения долго не протянут.
– Зато наши с тобой отношения не начались вообще. А ведь тебе и твоим родителям так этого хотелось! – парировала я со всей возможной язвительностью.
Затем немного повернулась корпусом, нашла глазами девиц – они неотрывно пялились в мою сторону, стремясь услышать, о чем я тут болтаю с желтым, пока Гектора нет рядом – вытянула обе руки и показала им средние пальцы. Казалось, мой смех заполонил весь автодром, птицей пронесся над трассой, обгоняя болиды. И Билл, и девушки поверглись в смятение. Парень ушел, одарив меня взглядом здорового человека в сторону душевнобольного, а барышни отвернулись, позволив мне торжествовать.
Все же лучшее действие на врагов оказывает наш смех. Никакое слово не заставит их измениться в лице, зато стоит тебе рассмеяться, и недруги разбегутся, передумав вести сражение. Я должна быть стойкой. Я знала, на что иду. В конце концов, все это действительно от зависти – древнейшего и, пожалуй, прочнейшего из человеческих чувств. И мне нужно не страдать от нападок, а наслаждаться бессилием врага, упиваясь его жалкими попытками мне насолить.
Возвратился Гектор, лицо – виноватое. Я сразу поняла, что мне придется тут задержаться.
– Все оказалось непросто, я должен прокатиться хотя бы пару кругов, чтобы кое-что протестировать. Это важно. Ты подождешь меня?
Я ответила, что подожду, ведь теперь, когда я больше не работаю в службе доставки, могу приходить в тату-салон в любое время и уходить – тоже. Мне разрешается провести там весь день с утра и до ночи, или пять часов в день, или два – уже неважно. Главное, чтобы моя работа была выполнена. Когда начальник – твой хороший друг, это огромный плюс, как ни крути.
Едва Соулрайд ускакал переодеваться в свою красно-белую форму с щитками, шлемом, сапогами и перчатками, я покинула Гранж Пул Драйв и сходила к ближайшему палаточному ларьку, чтобы купить баночку Mountain dew. Из радиоприемника продавца доносилось такое узнаваемое вступление The Verve – «Bitter Sweet Symphony». Едва коснувшись слуха, эта легендарная мелодия наполнила меня воодушевлением и даже странным намеком на жизнелюбие. Я улыбнулась сама себе, осмотрелась, прищурившись от солнца, глотнула освежающей газировки, вкус которой обожала с детства, и подумала, что жизнь, в сущности, неплоха.
Хотелось насладиться каждым ее мгновением. Именно сейчас, когда поблизости были не слишком приятные мне люди, как никогда раньше этого хотелось. Вот и зной расступился передо мной ненадолго благодаря холодной жестяной баночке в руках, и ветерок так неспешно обдувает вспотевшее от жары лицо, и ступни в свободных сандалиях – недели через две уже будут загорелые, с бледным рисунком прикрытой застежками кожи, и небо такое синее, что хочется лечь и смотреть только на него, пока оно не станет черным шелком с россыпью бриллиантов.
И харизматичный рыжий мужчина тестирует свой автомобиль на стадионе, куда я сейчас вернусь, чтобы любовно наблюдать за каждым его движением. И в сумочке лежит книжка, которую он пару дней назад попросил прочесть, целуя меня в яремную вену. Мысли обо всем этом очаровывали, опьяняли меня. У меня есть все, что нужно человеку для счастья. И я не имею права жаловаться на несправедливость мироздания еще хотя бы раз, иначе незамедлительно поплачусь за это.
Возвратившись на Гранж Пул Драйв, я устроилась поудобнее, достала и раскрыла повесть Джозефа Конрада «Сердце тьмы». Шум автомобилей нисколько мне не мешал, а потому я быстро увлеклась чтением, позабыв обо всем, кроме баночки Mountain dew. Но, к моему великому сожалению, если я и отключилась ненадолго от реальности, выбросив из головы все лишнее, то меня из головы выбрасывать вовсе не собирались, ибо я была у всех на виду и демонстративно читала, пока некоторые жаждали дрязг и мелких конфликтов.
Какая наглая ложь
– Ну, привет. Фрай.
«О, господи, ну кто еще?» – мысленно вздохнула я и подняла голову.
Передо мной стояла среднего роста симпатичная девушка – одна из тех двоих. Тень ее падала прямо на меня, но я все равно сощурилась, разглядывая местную красавицу с таким выражением, с каким смотрят на протухший овощной салат.
– Чего подружку не взяла? – поинтересовалась я, глотнула газировки и слепила на лице скучающий вид. – Я думала, вы с ней только парой ходите.
Блондинка пропустила мою колкость мимо ушей. Ничего особенного в этой девушке не было, кроме самоподачи. Она очень себя любила и всех вокруг заставляла себя любить. От книги отвлекаться не хотелось, но послушаем, что она собирается мне сказать.
– Ты не слишком вежливая девушка.
– С чего мне быть вежливой с вами обеими?
– Я знаю кое-что, чего ты не знаешь. О Гекторе.
– Да ну? По-моему, это очевидно. Любой житель Уотербери знает о нем больше, чем я. Хотя бы потому, что я совсем недавно переехала.
– Ты права. Есть информация, которую тебе никто не расскажет просто так. Особенно контингент Гранж Пул Драйв. Мужчины… Все они на стороне Соулрайда. Всегда. Я тоже долгое время оставалась в неведении из-за их солидарности.
Последние слова она произнесла с какой-то затаенной обидой, и это меня покоробило. Ну вот, а все было так хорошо. Я глядела на нее, и глаза мои требовали, чтобы девушка либо продолжала, либо проваливала. Она, кажется, поняла, что ей удалось меня заинтересовать, и тепло улыбнулась.