Я решила ничего не спрашивать у Соулрайда по этому поводу. По крайней мере, не сейчас. Чемпионат на носу, и ни к чему ему лишние переживания. Я как никто другой знаю, насколько важно для него выиграть кубок Дарта Хауэлла. Он засыпает и просыпается с мыслью об этом. Он боится, хоть и кажется всем самым непоколебимым мужчиной Уотербери.
На этот раз ставки будут слишком высоки. Если Соулрайд уступит Хартингтону хоть на йоту, можно считать, что рухнет все. И дело тут не столько в больших деньгах на тотализаторе, сколько в смене приоритетов и потере престижа, нажитого годами. Гранж Пул Драйв перевернется с ног на голову, если это произойдет. Да что там, весь мир перевернется с ног на голову. Этого и опасается Рысь под номером 85.
Я вижу искорку волнения и раздражения на дне его зеленых глаз, и кроме меня больше никто этого не замечает. Соулрайд никому не позволит усомниться в собственной самоуверенности. Никому не позволит подступить так близко, чтобы увидеть: и богу можно пустить кровь. Но я-то знаю, что можно.
Некоторое время спустя у меня зазвонил телефон. Что-то заставило меня поднять трубку, хотя я никогда этого не делаю, если на экране незнакомый номер. Оказалось, это всего лишь Гвен. Я поняла это еще до того, как услышала ее голос. Каким-то образом я догадалась. Родственная связь?
– Сара! Черт возьми! Что происходит?
– О чем ты говоришь?
– Что он себе позволяет? Зачем ты натравливаешь на Патрика своего цепного пса?
– Никаких псов у меня нет. И я никого никогда не натравливаю.
– Гектор разбил ему лицо!
– Знаю. Я видела. Лучше бы ты за меня так переживала в свое время, чем за этого подонка. Видимо, я не заслуживаю.
– Подонка? Сара. Это уже перешло границы. Я знала, что у вас плохие отношения, но…
– Но Патрик лично сделал все возможное, чтобы их усугубить. Он получил по заслугам. Поверь.
– Чем же он заслужил такое? Только давай без твоих выдумок о домогательстве.
– Выдумок? Хм. А на кой черт мне это выдумывать? Чтобы вернуть тебя и твою любовь? Будто мне это нужно. Тем более, я съехала от вас. Мне нет никакой выгоды больше осквернять твоего муженька. Так что я говорю правду. Или ты не можешь даже вообразить, чтобы Патрик посмотрел еще на кого-то, кроме тебя? Полагаешь, ты для него единственная женщина на свете?
– Так вот в чем дело! Ты хотела увести его у меня! А я, идиотка, сразу не поняла… Когда ты перед ним в одном полотенце щеголяла, и еще…
– Такого никогда не было.
– А он говорит, что было. И похлеще этого.
– Да черт возьми, мама! Очнись, блять! – заорала я. – Что за чушь ты несешь, ты сама себя хоть слышишь? Ты сошла с ума, не иначе! А если бы он изнасиловал или ударил меня на твоих глазах?! Что бы ты тогда придумала? Снова поверила ему? Снова стала бы его выгораживать?
– Я ни разу не видела и дурного взгляда от Патрика в твою сторону! Ни разу, Сара! Мне кажется, то, что ты пережила, когда друзья отца погнались за тобой, стало твоей навязчивой идеей, и теперь ты повсюду ищешь ей подтверждения. Но Патрик ни в чем не виноват. Поверь мне, Сара. Он обычный мужчина. Он любит меня.
– Мама! Да он обещал избить меня, если я продолжу хамить ему в его доме!
– Не знаю, что там между вами произошло, пока меня не было, но это было явное недопонимание. Могла бы и не лезть на рожон. Так или иначе, это не повод разбивать ему лицо.
– А я и не разбивала ему лицо, – сквозь зубы процедила я. – Хотя с радостью бы это сделала.
– Сара, когда ты стала такой жестокой?.. – вздохнула Гвен.
– Как вы со мной, так и я с вами.
– И что за глупости ты вбила себе в голову?
Мне захотелось взвыть, меня совсем не слушали, меня не желали слышать.
– Слушай, если твой парень еще раз нападет на Патрика, мы напишем заявление в полицию. В этот раз я его, конечно, отговорю.
– Какая щедрость! Спасибо тебе большое. Заявление? Отличая мысль. Тогда я напишу ответное заявление о домогательствах и угрозах твоего муженька. Передай ему, что последнюю нашу беседу я записала на камеру и смогу использовать в суде.
– Ты это серьезно?
– Иди к черту, мать твою, – прошипела я и бросила трубку. – Доказывать ей что-то – все равно что на ноль делить.
Выслушав мои грубые телефонные переругивания, Соулрайд подошел ко мне сзади и обнял.
– А ты отлично блефуешь. В покер играть не пробовала?
Я усмехнулась.
– Если только с тобой на раздевание, тогда я могу научиться.
– Знаешь, дерьмово, что у тебя так сложилось с отцом и матерью. Но я хочу, чтобы у тебя были родители. Хорошие. Нет, просто – обыкновенные. Такие, которым ты будешь нужна.
Я не понимала, к чему он клонит.
– Хочешь, чтобы я уступила им обоим, простила, затоптала гордость? Ради благородной идеи об идеальной семье?
– Нет. Хочу познакомить тебя со своими родителями.
Нельзя горевать вечно
– Я тоже приглашена?
– Ну, разумеется. Все, кому небезразличен Гранж Пул Драйв, будут там сегодня, – ответил Гектор, застегивая белую рубашку перед зеркалом с крайне серьезным выражением лица.
Его сосредоточенность и в то же время взволнованность меня позабавили.
– Ты выглядишь как молодой преподаватель перед своей первой лекцией, – усмехнулась я, пытаясь его развеселить, но это не сильно подействовало.
Соулрайд, сдвинув брови у переносицы, посмотрел на меня и стал поправлять воротник с таким остервенением, будто хотел оторвать его.
– Да что с тобой?
– Ничего.
– Ты так переживаешь… Есть повод?
– Там будет очень много людей. Этот день важен для Уотербери. Для всех нас. Трудно объяснить. Без Хауэлла у нас не было бы Гранж Пул Драйв. И всего, что с ним связано.
– Ну если все так серьезно, может, мне вообще не идти туда? Я не так давно переехала. Для меня его имя не является сакральным. Кто-то может посчитать это лицемерием.
Соулрайд вновь посмотрел на мое отражение, пошевелил рыжими бровями и, наконец, улыбнулся. Он действительно был сам не свой, что на него не похоже.
– Нет, поверь, тебя там будут рады видеть.
– С чего ты взял?
– Ну, понимаешь… Черт.
Теперь он пытался справиться с галстуком, который, к несчастью, не так часто носил, чтобы запомнить, как он завязывается. Мне пришлось прийти на помощь, ведь мой опыт был куда богаче: я несколько лет помогала отцу приручить офисную удавку, однако из нас двоих лучшим факиром оказалась я. Мимолетом коснувшись губами моего лба (ведь они были почти на одном уровне, а устоять было так сложно), Соулрайд с облегчением продолжил:
– Так вот. Тебя там будут рады видеть даже несмотря на твой статус приезжей. Почему? Да очень просто. Гранж Пул Драйв принял тебя. Молодая девушка, которая никогда прежде не интересовалась Формулой-1, вошла в этот тесный круг, как влитая. А сегодня там соберутся все, кто имеет и прямое, и косвенное отношение к автогонкам в Уотербери.
– Должно быть, там соберется весь город.
– Около того, – кивнул Соулрайд, и соглашаясь, и благодаря меня за помощь. – Никогда не умел с ними управляться.
– Да. Мой отец тоже не умеет. Именно поэтому пришлось научиться мне.
Гектор накинул пиджак, бегло взглянул на наручные часы, вздохнул.
– Поехали?
На мне было самое простое темно-синее платье – единственная более-менее подходящая для официальной встречи вещь, что я нашла в своем скудном гардеробе. Гектор, конечно, уговаривал меня пройтись по бутикам, и даже обещал составить мне компанию, но я отказалась. По нескольким причинам. Во-первых, я очень редко покупаю себе одежду – только тогда, когда у меня бывает специфическое настроение. Во-вторых, я ненавижу шоппинг – таскаться по примерочным и то и дело переодеваться страшно утомляет. Ну и, в-третьих, у меня просто не было денег в тот момент на такую серьезную покупку, а тратить деньги Соулрайда мне не хотелось, даже несмотря на его уговоры.
– Сара, но мы же теперь живем вместе, и я хочу покупать тебе что-нибудь, – заявил он тогда.
– То, что мы вместе живем, не значит, что я должна сесть тебе на шею.
В общем, ему пришлось уступить. Теперь мы ехали на вечер памяти Дарта Хауэлла, который официально проводят ровно за неделю до начала чемпионата в его же честь. Я – в легком платье и туфлях на небольшом каблуке, Соулрайд – в смокинге, который, разумеется, был ему к лицу, как и вся остальная одежда на свете.
– Это происходит каждые три года, – рассказывал Гектор по пути, – и давно воспринимается как преддверие чемпионата. Как первая его ступень. А потому это всегда так волнительно. Борьба за кубок Дарта Хауэлла – это что-то вроде… Цели всей жизни, главного достижения. Если ты пилот из Нью-Хейвен, конечно. Принимать участие в этом соревновании – уже престижно. Я уж не говорю о том, чтобы заполучить сам кубок. Мы живем и тренируемся ради этих решающих гонок. Их результат определяет все. Все. Кто ты и чего стоишь. Твои профессиональные навыки. Твои шансы попасть в мировой спорт. Из какого теста ты сделан. Это самая тяжелая проверка для гонщика. Вроде экзамена на пригодность. Понимаешь?
– А кто стал чемпионом три года назад? – спросила я, заинтригованная. Ветер бил в приоткрытое окно, путая распущенные волосы, и это давало неповторимое чувство свободы и раскованности.
– Один парень, – отозвался Гектор. – Кстати, ты можешь его знать.
– Серьезно?
– Да. Он сейчас прямо перед тобой.
Мой смех наполнил салон, вступив в схватку с шумом, который создавал ветер. Я вытащила волосы изо рта и спросила:
– Правда, это был ты? Ты взял кубок Дарта Хауэлла? Но я не видела его у тебя дома, в отличие от многих других. И ты никогда не говорил об этом.
– Верно. Выиграть кубок можно, но это только символ победы. Ты держишь его в руках некоторое время, но не имеешь права забрать домой. Он хранится в музее.
– В том самом, куда мы едем?
Соулрайд кивнул.
– Каждый раз все проходит в этом музее. И каждый раз там немыслимо много людей, так что держись рядом со мной, а еще лучше – держись за меня, иначе можешь потеряться.