– Не может быть, – горько прошептала я в тишину, накрыла лицо руками и вновь разрыдалась. – Это все неправда. Неправда.
Я готова была всю жизнь провести вдали от него, зная, что он жив, там, в Уотербери – пусть и мерзавец, но живой мерзавец, дышащий, смеющийся, участвующий в гонках, а не лежащий в закрытом гробу. Невыносимая мысль, которую я гнала от себя, а она все лезла и лезла прямо в глаза: посмотри, ты здесь, живая, а мужчина, которого ты все еще любишь, там, мертвый, и ты его больше никогда не увидишь, не поговоришь с ним, не скажешь, что простила его. Ничего не исправить.
«Так, – подумалось мне, – нельзя больше оставаться на одном месте с этой ужасной мыслью наедине. Надо пошевелиться, надо двигаться, хоть что-нибудь делать, иначе можно сойти с ума от боли».
Стоило встать на ноги, как голова пошла кругом, и меня пошатнуло. Гектора больше нет в живых. А я так и не успела сказать ему самого важного. Так оно всегда и бывает. Нет ничего, что невозможно исправить, пока смерть не взмахнула блестящим серпом. Но ты понимаешь это именно тогда, когда становится поздно.
Вспомнив о закрытом гробу, я вновь разрыдалась, согнувшись, чтобы обхватить руками живот. Страшно представить, во что превратила авария его красивое гибкое тело и необыкновенное лицо, подобных которому я нигде не встречала. Смерть забирает молодых и талантливых, ибо они слишком хороши для этого дерьмового мира.
Нужно было умыться и хоть немного успокоиться. Странно, но я все еще не понимала, где конкретно нахожусь, и меня это не особенно волновало. «Надо найти ванную или кого-нибудь живого», – решила я, сделала пару шагов и услышала музыку, словно из ушей достали вату. Прислушавшись, я разобрала мотив, а затем и слова. Это был Duran Duran – «Ordinary world». Я пошла на звук, а помещение приобретало все более знакомые черты.
Вместо ванной я отправилась на кухню, интуитивно зная, где она находится, но не задаваясь вопросом, откуда мне это известно. Музыка становилась отчетливее, слова – разборчивее, я медленно приближалась к источнику, затаив дыхание, опасаясь спугнуть что-то. И вдруг услышала мужской голос, подпевающий исполнителю – глубокий и звучный голос, как долгое эхо в подземной пещере:
But I won't cry for yesterday
There's an ordinary world
Somehow I have to find
And as I try to make my way
To the ordinary world
I will learn to survive
На пороге кухни я замерла, не веря своим глазам. Там, между столом и плитой, в одних шортах, со сковородкой в руках, жарил блинчики Гектор Соулрайд. Это его кухня, его квартира, я узнала это место, я наконец-то узнала его. Но как я оказалась здесь? Или эта идиллия – награда за все мои муки?.. Тогда мне не хочется обратно, в реальность. Не хочется.
Гектор поначалу меня не заметил, а я все молчала, наблюдая за его слаженными движениями, как зачарованная. Развитые мышцы груди и плеч играли на свету, ничем не прикрытые и прекрасные; рыжие волосы на груди, на руках, на лице и чуть ниже пупка искрились медью, как тысячи маленьких молний; пот блестел на крепкой шее и высоком лбу, словно масло. Пахло тестом, молоком и ванилином. В распахнутое окно бил солнечный свет, такой яркий и прошибающий насквозь, что хотелось жить. Впервые за долгое время мне хотелось жить.
Потянувшись волосатой рукой к щетине, чтобы почесать испачканную мукой щеку, мужчина вдруг заметил меня. Я вздрогнула, стоило нашим глазам снова встретиться. Из груди вырвался непонятный звук, похожий на тот короткий смешок, когда испытываешь внезапное облегчение.
– Живой?
Ноги подвели меня, и я безвольно осела на пол.
– Сара!
Гектор быстро оказался рядом, даже слишком быстро для реальности.
– Ты чего это? Что с тобой?
Эти зеленые глаза – они снова рядом. И жесткие рыжие волосы волной зачесаны назад. И грубоватые жилистые руки прикасаются ко мне, требуя ответов. Неужели все это – явь?
– Гектор?.. Ты живой?
– А с чего бы мне умирать? – хохотнул Соулрайд, оскалившись во все зубы.
– Просто ты… ты же разбился. На машине. И мне только вчера об этом сообщили. И я была… в Солт-Лейк-Сити. Вернулась жить к отцу. Потому что…
– Почему?
– Узнала, что ты мне изменил.
– Я? Тебе?!
– Да… все это было несколько месяцев назад, – я подкрепляла свой рассказ слабой жестикуляцией и вяло размахивала руками. – Сразу после чемпионата Дарта Хауэлла. Ты не помнишь?
– Сара, но… чемпионат был вчера.
– Что? Но как?
– Ну, вот так… И я не изменял тебе.
– Не может быть, – я зажмурилась, помассировала виски. – Хотя если все это сон, я готова остаться в нем навсегда. Здесь ты живой, и я… готова простить тебе измену. О, Гектор! Знал бы ты, как плохо мне было, когда я узнала, что тебя больше нет. Когда Тревор позвонил мне… и сказал… что ты будешь в закрытом гробу… о, господи! А я ведь все еще люблю тебя!
– Так, Сара, стоп. Остановись, пожалуйста. Давай кое-что проясним. Черт, сейчас у меня сгорит блинчик.
Мужчина метнулся к плите, выключил ее, набрал стакан воды и подал мне.
– Тебе, видимо, приснился слишком реалистичный сон, но давай посмотрим фактам в глаза. Именно сейчас ты не спишь. Знаешь, почему? Ты помнишь, как на тебя напал Патрик?
– Конечно.
– Когда это было?
– Давно… в день чемпионата. С тех пор прошло уже много времени.
– А вот и нет. Посмотри на свои руки, ребра, лицо. Там свежие следы побоев, Сара. Можем съездить в больницу к Гинзли – вчера ты его здорово проучила.
Я задумалась, поднялась, осмотрела свое тело. Оно было в синяках.
– Мы ездили с тобой на Гранж Пул Драйв после гонки? Я что-то запуталась.
– Да, вчера.
– И выиграл… какой-то Старквилл?
– Да. Билл тоже не принял участия. Помнишь?
– И что было после?
– Потом мы с тобой поужинали на Истон-авеню, вернулись домой, и ты уснула.
– Да. А наутро мне прислали видео и фотографии, доказывающие твою измену.
– Я не изменял тебе, Сара, – настойчиво повторил Соулрайд. – Где бы, когда, с кем? И главное – зачем?
– Ты ездил к своему… кузену. Клинту. На мальчишник. И там…
– Фрай, ты из ума выжила. У меня нет никакого кузена.
Я внимательно посмотрела на Гектора, затем отправилась искать свой ноутбук. Заходить на почту было страшно – если бы все это снова повторилось, я бы не выдержала. Но на почте был только спам из онлайн-магазинов и оповещения из соцсетей. Никаких фотографий и видео. И тут до меня начало доходить.
– Так ты действительно не умер? – спросила я, понимая, как глупо все это выглядит.
– Всего лишь решил пожарить блинчики, пока ты спишь, – засмеялся Соулрайд. – А уже как-то успел загулять и разбиться насмерть. Женщины…
– Господи! Все это правда? Ты живой!
– Ну наконец-то до тебя дошло, Фрай. Я уже не надеялся снять с себя клеймо предателя. И мертвеца заодно.
Расхохотавшись, я бросилась ему на шею. Слезы радости оросили влажную от пота кожу Гектора. Меня трясло крупной дрожью. Кошмар отступил так же внезапно, как и начал душить меня. Не верилось, что несколько месяцев жизни могли уместиться в одну ночь.
– Этот сон, Гектор, он был такой настоящий, такой правдоподобный! Мне не с чем его сравнить, кроме самой реальности. Все было как наяву, я все ощущала, все переживала…
– Расскажешь мне его подробно? – смеялся Соулрайд и встряхивал меня за плечи. – Хочу узнать, какой я мерзкий изменник.
– Нет, ни за что. Ни за что не буду восстанавливать в памяти эту жуткую историю. Пусть она останется только сном и навсегда выветрится из моей головы, из моей жизни.
– Глупышка, – мужчина покрепче обнял меня, поцеловал в висок, покалывая щетиной. – Придумала тоже. Зачем мне кто-то другой, если я люблю тебя?
– Все это было так… невыносимо. Ты себе не представляешь.
– Ты хочешь есть? Мне нужно кое-что обсудить с тобой.
– Не пугай меня.
– Клянусь, ничего преступного, – Гектор поднял руки, словно клялся. – Так что?
– Да. Я, кажется, голодна. Очень. А который час?
– Половина двенадцатого. Ты уснула почти полсуток назад.
Мы сели завтракать, и это были самые вкусные блинчики в моей жизни. Соулрайд сделал нам кофе, протянул мне чашку, окинул любящим взглядом и сел напротив.
– Я вот что хотел тебе сказать, Фрай. Ты меня знаешь, а потому не будет долгих предисловий. Просто выслушай меня полностью, не задавай вопросов, а потом уже говори. Идет?
Я слабо кивнула.
– Я хочу предложить тебе продать эту квартиру и уехать в Канаду. На заброшенную ферму моих родителей. Восстановить там все и некоторое время пожить не так, как мы привыкли. Без всех этих Гинзли, Хартингтонов, бешеных фанаток и гонок. Просто спокойная, обыденная жизнь наедине с природой. Попробуем. Вдруг нам понравится? Мне нужен перерыв от скорости. Впервые в жизни мне хочется не разгоняться, а замедлиться. Не постоянного движения неизвестно куда, а стабильности, статики. Видимо, я старею, и… чувствую, что мне хочется семьи, а не бегства от обязанностей. Тем более, я нашел такого человека, с которым хочется быть до самого конца. Я хочу… знаешь, просто сделать паузу. Взять на себя ответственность за что-нибудь серьезное. Вроде большой фермы с кучей овец или… лошадей, – он усмехнулся сам себе, опасливо глядя на меня. Я старалась не перебивать, и лишь дрожащие пальцы выдавали мое волнение. – Может, я все это не к месту сейчас говорю, но ты прости. Я многое осмыслил за последнее время. Конечно, для тебя это как снег на голову, особенно после того, что ты пережила – я имею в виду не только Патрика, но и твой слишком реалистичный сон. Но попробуй меня понять. Я очень люблю Уотербери, но хочу примерить на себя и другую роль, кроме местного идола. Попробовать жить иначе. Сменить приоритеты, расширить границы моих целей, что ли. Хотеть от жизни нечто большее, чем приехать к финишу первым. Жить не только лишь Формулой-1. И ты помогла мне осознать это. Если бы не твой приезд в Уотербери, я так и остался бы на всю жизнь в своей единственной роли. Не развивался дальше. Стоял на месте, несмотря на то, что на трассе я постоянно в движении и мчусь к победе. Вот такая ирония. Ты – это нечто совершенно новое для меня. Необыкновенное. Ты все изменила, едва появившись. Как молния. Открыла во мне… новые грани. Новые потенциалы. Вот только я не сразу это понял.