Я прикрыла рот ладонями, пряча радость от приглашения. Этого потенциального Большого События.
26
Мы встретились в ирландском пабе на Кларк-стрит в следующий понедельник после работы. Но была новость еще лучше: у меня больше не было запора. Меньше чем через час после получения письма от Алекса кишки вернулись к жизни.
Мы поделились впечатлениями о своих юридических карьерах – «ужас-ужас, сплошное рецензирование документов» – и заказали пастуший пирог. Я замешкалась всего на долю секунды, когда принесли это блюдо, покрытое слоем подрумяненного картофельного пюре с таинственными коричневыми бугорками под ним. Я могла это сделать: я могла есть рагу из другой страны с этим прекрасным мужчиной.
Из туалета я позвонила Рори, чтобы сообщить: я на свидании с соседом по дому, который похож на Брэда Питта, только чище и выше ростом.
– Гей? – спросила она.
– Возможно.
Алекс рос в семье с матерью-одиночкой и двумя сестрами, так что понятно, почему не трескался от мачизма. Что такого скрыто в сердце этого физически красивого мужчины, что могло бы ранить меня потом?
Мы переписывались всю неделю, и я старательно демонстрировала ему лучший вариант Кристи. Остроумные ответы. Шутки о жизни в юридической фирме и о поп-культуре. Я нарочно выжидала по паре часов, прежде чем отвечать на письма, хотя мои ответы были готовы за пару секунд. Я выдвигала вперед ту Кристи, которая, как мне представлялось, была бы для него привлекательной. Что может понравиться мужчине, настолько красивому и уравновешенному, как Алекс? На мой взгляд – добродушный юмор. Интеллект и честолюбие. Независимость. И исходя из его индекса массы тела, решимость поддерживать физическую форму. У меня все это было, поэтому я сверкала достоинствами и закладывала их в сбалансированных дозах в каждое послание. Что же касалось всех эмоциональных подъемов и спадов, их я оставляла для группы.
Через два дня после первого свидания он пригласил меня на второе: итальянский ресторан, а потом живой джаз.
В полутемном клубе было полно пар, которые выглядели как минимум лет на десять старше нас. Мы с Алексом сидели у дальней стены под фотографией молодой Билли Холлидей. Столик с круглой столешницей, на котором помещались только напитки, отделял нас от прохода, по которому сновали взмыленные официанты, разнося готовые напитки по столикам, тесно наставленным вокруг. Когда джазовое трио заиграло первый сет, Алекс взял меня за руку, его большой палец в такт музыке похлопывал по моей ладони.
Когда группа ушла на перерыв, он стал задавать вопросы обо мне, продолжение тех первых вопросов, которые задавал на первом свидании.
– Как думаешь, ты когда-нибудь вернешься в Техас?
– Ни в коем случае!
Когда он спросил, почему, я задумалась. Ответов было множество. Я могла бы сказать, что мне не нравится тамошняя жара или консервативные политические взгляды. Или что мне кажется, будто я должна самостоятельно выжить в городе, который приняла всем сердцем, и что возвращение домой было бы пощечиной поражения. Или что я не сумела сохранить привязанность ни к кому из своих друзей, по-прежнему живущих в Техасе, так что меня не тянет вернуться. Все это было правдой. Но когда я взглянула на изгиб его губ и идеальную линию челюсти, я внезапно расхрабрилась достаточно, чтобы назвать настоящую причину.
– Я очень привязана к своему терапевту, – и поскольку уже выдала доктора Розена, решила идти до конца: – И я прохожу групповую терапию, так что я привязана и ко всем одногруппникам.
Нет необходимости говорить, что это две группы и три сеанса в неделю. Я уставилась на фото Билли Холлидей, поющей в старомодный серебристый микрофон. О Боже, что я наделала?! Я подсознательно пытаюсь отпугнуть Алекса, намекая на то, что я сумасшедшая?
– Круто, – оценил Алекс. Как-то особенно улыбнулся. Вроде как был удивлен тем, что я раскрыла такие интимные сведения о себе. Он подвинулся ближе. – Ты хотела бы, чтобы я присоединился к тебе на этом тонком льду?
Я улыбнулась.
– Конечно.
– Я говорил тебе, что мои родители развелись, верно?
Я кивнула.
– А вот чего я не сказал, это что после развода они снова поженились. Друг с другом. А потом снова развелись, – он перевел взгляд на пустую сцену. Потом снова на меня. – В общем, все сложно.
– Похоже, что так.
На самом деле мне хотелось сказать «спасибо». Алекс придвинул свой стул ближе ко мне. В полутемном клубе мы сидели рука в руке, соприкасаясь коленями, позволяя музыке просачиваться в наши кости. Я распознала знакомое чувство теплоты и безопасности, которое воцарилось после напряжения эмоционального риска. Именно так я чувствовала себя в группе после того, как решалась на какой-то трудный рассказ, а потом слышала, как члены группы говорили: «и у меня было так же» или «как мне это знакомо». Как в тот раз, когда я рассказала в женской группе о ненависти к собственным грудям и каждая ответила историей о собственных мучительных отношениях с телом.
Мой черед, твой черед. Туда-сюда.
Так вот как это происходит. Вот как строятся близкие отношения. Слово за слово. История за историей. Откровение за откровением.
Как в группе.
После джаз-клуба он пригласил меня в свою квартиру.
– Я хочу показать тебе вид с моего южного балкона.
Там он приобнял меня одной рукой, указывая на Большую Медведицу. Звезды стали свидетелями нашего первого поцелуя. Когда он прижался к моим губам своими совершенными губами, я сглотнула звездный свет, и сердце начало светиться. Он проводил меня до дверей квартиры.
– Это еще не все, – пообещал он, снова целуя меня.
Если это – дар продвинутой группы, я останусь в ней навсегда.
Алекс был замечательным. Наши свидания соответствовали моим самым сокровенным желаниям. Мне настолько нравилось быть с ним – просто невероятно. Единственным, что омрачало удовольствие, – подспудная тревога, которую я ощущала все время, гадая, как продлить это время. Меня терзали мысли о том, как и когда эти отношения испортятся, развалятся или взорвутся.
Я принесла тревожность в группу.
– Так не может длиться вечно, – твердила я. – Скажите, что делать, чтобы это продолжалось.
– Вы можете отказаться от потребности контроля? – спросил доктор Розен.
– Нет.
Доктор Розен не понимает. Тело Алекса было почти совершенным, от него пахло свежим спортивным дезодорантом, и я видела на горизонте свой сексуальный расцвет. Если поддаться отношениям и позволить себе поверить, что они настоящие, что со мной будет, если они окончатся неудачей? Это меня уничтожит?
– Вы можете отказаться от ожидания неудачи?
– Я попробую.
Жизнь с Алексом, который подал заявки на участие в двух триатлонах в то лето и одном марафоне осенью, означала ежеутренние пробежки и велосипедные прогулки перед работой, за которыми следовали тренировки по плаванию в спортзале или в озере Мичиган после работы. Не прошло и месяца с начала наших встреч, как он начал звать меня с собой почти каждое утро и вечер. Однажды в субботу он постучался в мою дверь в шесть утра. К его флисовой куртке был пристегнут поильник для бегунов, а на руках – толстые черные перчатки. Он прикрепил второй поильник к моей рубашке и протянул бутылку с водой. На старте 16-километрового забега, на который Алекс записался, он размял мне плечи, когда заметил, что я дрожу от холода. Островки снега виднелись кое-где на земле вдоль беговой трассы, и лишь несколько сотен участников явились на забег по кромке озера. Ветер обещал надавать пощечин нашим незащищенным лицам. Я сама ни за что не стала бы участвовать, но тело обрело новую энергию, с тех пор как я начала встречаться с Алексом; часть бралась из тревожности, а часть – из радости. Безумная готовность пробовать все, включая забег по леденящему холоду, заставляла меня отвечать словом «да» на все предложения.
Каждый раз, когда мы шли ужинать после работы или бегали у озера, оптимизм, легкий, как перышко, стучался в мое сердце, предлагая отказаться от мыслей о том, что эти отношения окончатся неудачей. Может, не каждым суждено заканчиваться тем, что я буду оседать кучей на полу в групповой комнате, рыдая в ковер. Может, вообще не каждым отношениям суждено заканчиваться. Может, они продлятся.
После забега у меня болели подколенные сухожилия, а плечи жгло в тех местах, где в них врезались лямки спортивного лифчика. Но рядом с Алексом боль уступала место чистой радости.
Однажды утром в понедельник доктор Розен продемонстрировал всем фотографию. Патрис нацепила на нос очки для чтения, а Макс подался вперед.
– Вот что означает «убрать блоки», – сказал доктор Розен.
На фотографии были мы с Алексом: я в розовом платье, а Алекс в смокинге. Мы ходили на праздничный вечер балетной труппы Джоффри. Мы сидели в темном зрительном зале, кружились балерины в блестящем тюле, а Алекс держал мою ладонь в обеих своих. Я постепенно придвигалась ближе к нему на своем красном бархатном кресле, пока ноги не соприкоснулись. Во время банкета в гигантском раззолоченном бальном зале отеля «Хилтон» он поглаживал меня по спине и играл с застежкой ожерелья. На танцполе привлек меня к себе. Оркестр играл песни Отиса Реддинга. Потом снова целовал меня на своем балконе.
– Такое ощущение, что ты моя девушка, – сказал он. Я прильнула к нему и выдохнула.
Бабуля Мэгги указала на фотографию, а потом постучала по своему обручальному кольцу.
– Ты следующая, детка!
Алекс, который так комфортно чувствовал себя в своей шкуре, заставил меня поверить, что и я так смогу. Он совершенно непринужденно говорил обо всем, что мы будем делать в будущем. О плавании на теплоходе по реке Чикаго с его фирмой в июне. О триатлоне на спринтерскую дистанцию в июле. О поездке в гости к его сестре в Айову летом. О камеди-шоу, концерте, походе в зоопарк. Он вел себя, будто у нас было это будущее, и я постепенно позволила себе представлять, что мы пробудем парой больше пары месяцев.