Как оказалось, там и в самом деле кое-что было. Нашли почти сразу – нож, пробивший стену, провалился в пустоту. Теперь понятно было, почему закрыли стены этими матами…
Там, как я и подозревал, была мина-ловушка, но горцы были опытными в таких вещах, и ее удалось обезвредить. Уже пройдя внутрь, мы увидели, что все это подключено к мине-сигналке. Они не хотели взрывать это, они хотели быть уверенными в том, что внутрь не сунется чужой.
И я могу их понять, почему они не хотели подрывать это.
Невидимый луч фонаря высветил огромную пещеру, намного больше первой, жилой, и бесконечный ряд самых различных ящиков, уходящий вдаль. Некоторые ящики были накрыты плотной пластиковой сеткой, какой накрывают грузы перед перевозкой транспортным вертолетом, некоторые лежали просто стопками, без поддона внизу. Но их было много. Очень много. Так много, что я даже не мог точно сказать, сколько именно. Ряды ящиков уходили в бесконечность, и все это напоминало сцену из «Секретных материалов», старого сериала «X-files», который вышел на экраны до моего рождения и в последнее время неожиданно опять приобрел популярность.
Истина где-то рядом…
– Что это?.. – негромко спросил Абдалла.
– Не знаю…
Племенные боевики поспели вовремя. Их было пятьдесят человек, и с их помощью удалось быстро занять и долину, и все используемые противником аванпосты. Пятидесяти человек для удержания позиции было мало, учитывая количество троп в горах, но это компенсировалось большим количеством тяжелого вооружения, какое мы взяли. Как потом оказалось, на той позиции, которую мы увидели первой, помимо пулемета «ДШК» лежала китайская снайперская винтовка под тот же патрон 12,7×108, да еще и с ночным прицелом. Если бы бандиты оказались хладнокровнее, они бы перебили нас на склоне как щенков.
Среди убитых – а их тупо сбросили в пропасть, чтобы не воняли, – оказался и амир аль-Дагестани. Но я этого не знал и не хотел знать.
В горной пещере оказался огромный, поражающий воображение склад оружия…
Только к середине дня, выставив усиленные двумя «ДШК» посты, смотрящие на дорогу, и еще один пост с «ДШК» в деревне, мы закончили подсчеты того, что нам удалось взять.
А удалось взять столько, что этого хватило бы на полк. Я даже не уверен, что мы все подсчитали…
Из того, что нашли: болгарские автоматы «AR M5» – это как наши «АК-105», только лучше, с фрезерованной коробкой, подпружиненным ударником, планками и регулируемым по длине прикладом. Новые, в смазке и в ящиках. Сколько, не знаю, но никак не меньше двух сотен.
Болгарские же пулеметы «MG-1» – это наши «ПКМ». Калибр – советский. Тоже новые, в смазке, судя по дате на ящике, выпущены в двадцать втором году, состояние очень хорошее. Отчистил от консервации, смазал – и в бой. Сколько – не считали, но ящиков много.
Сербские пулеметы «М07» – это наши «НСВ», мы передали их технологию вместе с танком «Т72», а сербы выпустили пехотный вариант. Выпуск – двенадцатого года, но тоже снял консервацию, смазал, в бой.
Снайперские винтовки – сербские, грузинские, китайские. Все – в смазке, в ящиках, годы выпуска разные, но нет ни одной, что была бы моложе десяти лет. Грузинские винтовки «Барретт» – лицензионное производство, те же «Барретты», но под советские калибры. Все – новые, в полном комплекте, к «Барреттам» шли прицелы румынского производства. Не смейтесь – лицензионная Франция, а матрица французская, оригинал. Комбинированные – день-ночь, матрица четвертого поколения, с белой гаммой. Сейчас это уже ширпотреб, но если судить по дате производства – двадцать первый год, на тот момент это было очень даже неплохо.
Гранатометы «РПГ-7», производство – Польша, Судан, Пакистан. Все новое, в смазке, совсем не юзаное.
Боеприпасы ко всему к этому. Эти ящики начали вскрывать и бросили. Военный стандарт, судя по надписям на ящиках, – Украина, Чехия, Сербия (Партизан), Грузия, Польша, Казахстан, Россия.
Форма – мы так и не поняли, откуда она. Вот ее можно было выбрасывать. Все-таки хлопок, не сталь. Я так понял, что это откуда-то от нас. В смысле, с югов. Узбекистан, что ли…
Исходя из того, что я понял, вся закладка производилась в период с десятых годов по двадцатые. Самая «старшая дата», которую я нашел, – двадцать третий. Второе, что можно сказать обо всей этой закладке, – здесь нет ничего натовского, но все приличного качества. Причем только третьи страны – Чехия, Сербия, Грузия, Польша и так далее. Получается, кто-то закупал и закладывал это сознательно, закупал в третьих странах, чтобы невозможно было привязать оружие к какому-то государству НАТО. Конечно, та же Польша в НАТО, но это как бы… И все это было доставлено сюда, в самый центр беззаконной территории в огромном количестве и заложено.
Примерно прикинул – как минимум на тысячу человек здесь. На тысячу!
Кто все это сюда притащил? Как? Это же горы. Как это все доставили сюда? Кто это все оплатил? Ради чего? И почему банда боевиков, которую мы положили, не продала или не вывезла все это?
Они что, все это… охраняли?
Получается так.
Решил отстрелять оружие – точнее, только то, на что лег глаз. Как раз та грузинская «Барретта» с комбинированным прицелом. Он тяжелый, но мощный, полуавтоматический[122]. Почти пулемет, и при этом его, хоть и с трудом, но может перемещать один боец. Достал патроны к нему. Новосибирск, охотничьи, двадцатый год – видимо, другого производителя приличных патронов этого калибра не нашлось[123]. Зарядил – здесь все как у «Барретты», настоящей, из которой мне довелось пострелять в центре подготовки под Братиславой, там хорошо и недорого готовят. В коробке пять патронов – я и зарядил пять, примкнул, вынес к выходу из пещеры, залег, устроился поудобнее, дослал. Заорал: «Огонь на рубеже!» Целился я в обломки здания, дальность сто с небольшим, мне надо было просто проверить работоспособность механизма винтовки и патроны. Выстрел… хорошо пошло. Остаток выпустил в высоком темпе. «Барретта» это позволяет, там отдача очень эффективно гасится. Ни одной осечки. Все отлично…
– Амийя…
Я это услышал через наушники, дернулся… наушники отсекли выстрелы, была тишина. Рядом сидел Али.
– Хорошо стреляешь, Валид…
– Попробуешь?
– Нет…
Мы помолчали…
– Это надо или взорвать, или… короче, я не знаю.
– Не надо взрывать, – сказал Али, – пока мы удержим это. Сюда идут дружественные нам племена…
– А продавать не будешь?
– Нет… – сказал Али, щурясь на солнце, – не буду. Когда у тебя тысяча автоматов, ты можешь продать их и получить взамен несколько пачек бумажек, которые кто-то и когда-то договорился считать чем-то ценным. А можешь раздать их верным людям и стать амиром отряда в тысячу человек. Хватит торговать…
– Все куплю – сказало злато. Все возьму – сказал булат.
– Хорошо…
– Это стихотворение Пушкина. Великого русского поэта. Его деда вывезли в Россию как раба из Эритреи…
– Умно сказано, Валид. Хорошо сказано. Будь проклят тот день, когда мы начали воевать с русскими.
– Вы не воевали с нами.
– Нет, воевали. Отец говорил, много лет назад, когда вы вошли в Афганистан, сюда пришли люди и сказали, что кяфиры вошли на мусульманскую землю в Афганистане. Издеваются над правоверными и над религией Аллаха. Заставляют отказываться от веры. Мы, Валид, народ, который легок на подъем, наших людей можно встретить везде – в Африке. В Индии. Многие пошли воевать с вами из наших гор. Многие сказали, что идут на джихад. Многие стали шахидами. А те, кто вернулся, – их было не узнать, они сказали, что они носители истинной веры, а мы – бида’а. Что мы неправильно взываем к Аллаху, неправильно живем, неправильно умираем, неправильно хороним мертвых. В горах и до того было неспокойно. Но такого, как было в последнее время, не было никогда…
– Зачем ты мне это говоришь?
– Затем, что ты мне брат, Валид, – сказал Али, щурясь на солнце, – ты избавил меня от позора и унижения, ты помог мне сполна отомстить за брата. Я говорил про тебя с Билалом, он сказал, что у тебя сердце льва и руки охотника. Ты из коммандос?
– Нет.
– Без разницы, мне все равно. Нет никакой разницы. Мои слова: мой дом – теперь твой дом, твои враги – мои враги, и что бы ни случилось, у нас ты найдешь убежище и защиту.
– Я не коммандос. Просто хорошо стреляю.
– Как знаешь. Но знай – тебя послал нам сам Аллах…
– Почему ты так думаешь?
– Потому что я сомневался, Валид. Перед тем как идти на север, я взмолился Аллаху и упрашивал его показать мне прямой путь. Я не мог найти покоя в душе, я спрашивал – неужели то, что мы делаем, это есть джихад? Неужели все то, что мы делаем, укрепляет наш иман? Может быть, мы стали уже залимами[124], сами не зная об этом? Искандер, да примет его шахаду Аллах, говорил мне, что мы должны думать о своей семье, о своем племени. А мне все равно было не по себе. Я взмолился, чтобы Аллах показал мне путь.
…
– И Аллах внял моим мольбам. Теперь я знаю путь.
– И каков же он?
– Я выйду войной против всех чужаков и бандитов на моей земле. Я выйду войной против тех, кому мы дали приют, а они начали нападать на нас, убивать нас. Я буду воевать со всеми, кто забыл про то, что они гости и учат нас, как правильно, а как нет, как мы должны молиться Аллаху. И я не сойду с этого пути.
– Да, это хороший путь.
Я посмотрел на север. А чего смотреть на север… это везде уже. Вы думаете, солнце светит? Ага… хрен. В воздухе, в небе какая-то мерзкая, серая пленка… тусклая. Иногда она истончается, и сквозь нее проглядывает солнце… как через полиэтилен, свет такой тусклый-тусклый… как во время белых ночей в Питере. А иногда тучи сгущаются, и становится почти темно… почти, потому что часть этого тусклого света все равно остается, каким-то образом пробивается через тучи, и становится видно. Метров на пятьдесят видно, а дальше – уже нет.