– Примерно двести раз, – равнодушно сказал Абзац. – И каждый раз это оказывалось полным фуфлом.
– Э, нет, – возразил Паук. – На этот раз все настолько серьезно, что у меня уже появились первые серийные образцы. ПЯ – слыхал про такого зверя? Могу предложить один по знакомству.
– ПЯ?
– Пистолет Ярыгина. Девять миллиметров, семнадцать патронов, с тридцати метров пробивает насквозь любой «броник». «Беретта», чтоб ты знал, ему в подметки не годится. В общем, идеальная пушка для разборок и прочего мордобоя. Тебе пригодится.
– В другой раз, – сказал Абзац. – Ладно, давай свою сотню.
– Я действительно дурак, – признался Паук, вынимая из кармана деньги. – Надо было предложить пятьдесят.
– В другой раз предложишь, – повторил Абзац, засовывая деньги в задний карман джинсов.
– Слушай… – Паук помедлил, задумчиво почесывая переносицу под дужкой очков стволом пистолета. Абзац ждал, по-прежнему держась за дверную ручку. Паук крякнул и заговорил снова:
– Это не в моих правилах, но… На днях я краем уха слышал, что Моряк ищет, кому заказать одного несговорчивого клиента…
– Моряк? – Абзац поморщился, поскольку не видел особенной разницы между Моряком и Барабаном. – А что за клиент?
– А черт его… Так, какой-то сильно принципиальный туз не то с ЗИЛа, не то с АЗЛК… Нет, вру.
Вспомнил: судья. Судья районного суда, вот только не помню, какого района. Кого-то он засадил из моряковых бойцов – крепко засадил, на всю катушку.
Моряк ему бабки давал, а он, дурак, отказался. Телевизора насмотрелся, наверное, – «Человек и закон» и прочая байда в том же духе… Так, может, возьмешься? Дело-то нехитрое, особенно для такого профи, как ты.
Абзац думал не больше десяти секунд.
– Спасибо, – сказал он. – Не интересуюсь.
– Знаю, знаю, – с кривой ухмылкой сказал Паук, небрежно швырнул пистолет в бардачок и с грохотом захлопнул крышку. – Ты у нас тоже принципиальный, как тот судья. Ну и хрен с тобой, дураком.
Тоже мне, принцесса на горошине!
– Принц, – внес необходимую поправку Абзац. – И не на горошине, а на картечине. Нет, правда, спасибо за заботу. Но придется Моряку поискать кого-нибудь другого.
Паук выплюнул окурок в открытое окошко и сказал:
– Дурак. За это и люблю. Если бы все были умные, я бы повесился, клянусь.
Абзац молча выбрался из машины и грохнул дверцей. Пока он оттирал запачканную ладонь несвежим носовым платком, Паук запустил двигатель, со скрежетом воткнул передачу и дал газ. Абзац непроизвольно присел: ему показалось, что началось извержение вулкана. Полосатый черно-белый «лендровер» взвизгнул покрышками, оставив на сухом бетоне две черные дымящиеся полосы, задом наперед вылетел из ангара, резко развернулся на месте и исчез, оставив после себя лишь тающее облако сизых выхлопных газов да постепенно удаляющийся надсадный рев.
Абзац помахал ладонью перед лицом, разгоняя гарь, и неторопливо вышел из ангара. Дождь уже прекратился, и за истончившимся серым одеялом облаков без труда угадывалось солнце. Абзац подумал, что, если так пойдет и дальше, то ночью обязательно будет мороз, а утром замерзшая грязь станет твердой, как камень, и будет звенеть под каблуком.
Запустив руку в задний карман, он вынул оттуда деньги и на всякий случай придирчиво их осмотрел.
Франклин на портрете выглядел недовольным – видимо, он предпочел бы остаться у себя на родине.
В остальном купюра была как купюра, и Абзац подумал, что становится мнительным. В самом деле, какой интерес Пауку всучивать ему фальшивые деньги? После таких фокусов долго не живут, а если живут, то плохо и очень небогато.
Абзац затолкал купюру на место и двинулся прочь от ангара, на ходу размышляя о том, что все в жизни относительно. Когда-то вот такая купюра была для него, в сущности, чем-то вроде мелкой разменной монеты, а теперь, завладев ею, он чувствовал себя настоящим богачом. Пора браться за работу, подумал он, прыгая через рельсы и бросая косой взгляд на кучу гравия, на которой виднелись оставленные колесами «лендровера» глубокие темные борозды.
Пора зарабатывать деньги, иначе очень скоро придется собирать пустые бутылки…
Глава 8Леха-Лоха
В это утро Алексей Лопатин по прозвищу Леха-Лоха проснулся без особой радости. Если бы утро выдалось пасмурным, серым, а еще лучше – с проливным дождем, пробуждение Лехи, возможно, не было бы таким мучительным. На фоне погодных катаклизмов собственные несчастья не то чтобы съеживаются и становятся меньше, но все-таки не выглядят такими пугающе громадными и беспросветными, как в ясное солнечное утро с легким морозцем и прочими атрибутами погожего осеннего денька.
Небо за окном было ярко-голубым, как джинсы вьетнамского производства, и посреди этой голубизны надраенным пятаком весело сверкало солнце.
На пустых газонах серебрился еще не успевший растаять иней, капоты и крыши припаркованных во дворе машин были седыми от осевшей на них изморози, а по перилам лоджии важно расхаживал жирный, как личинка колорадского жука, и наглый, как украинский гаишник, белый с коричневыми пятнышками голубь. Это утро было создано для отличного настроения, и Леха обиженно отвернулся к оклеенной потертыми кремовыми обоями стене, чтобы не видеть этого варварского великолепия.
Леха понимал, что пропал – пропал окончательно, со всеми потрохами. Он не блистал ни умом, ни хитростью, и частенько попадал впросак, за что и получил свою обидную кличку, но теперь дело обернулось так, что по сравнению с этим все его прежние неприятности казались просто детским лепетом.
Накануне Леха проигрался в карты, причем проигрался в пух, вдрызг – в общем, так, что дорога ему была теперь разве что в петлю. И это при том, что карты были его единственным общепризнанным талантом! Нет, Леха Лопатин никогда не был профессиональным шулером, хотя время от времени не отказывал себе в невинном удовольствии немного пощипать пузатых дачников, путешествующих в пригородных электричках. Но для того, чтобы заниматься этим постоянно, нужно было приложить слишком много усилий, рисковать и вообще пребывать в постоянном напряжении, чего Леха органически не переваривал с детства. Он жил по принципу «будет день – будет и пища» и никогда не заглядывал дальше, чем на неделю вперед.
Одно время он прибился было к местной группировке, но это продлилось недолго. Для братвы он был излишне глуповат, болтлив и никчемен, а повседневная жизнь рядового «пехотинца» оказалась совсем не такой веселой, беззаботной и легкой, как представлялось Лехе.
Буквально на днях ему, казалось, повезло: он нашел непыльную работенку, за которую, к тому же, прилично платили. Точнее, работа сама нашла его, поскольку Леха вовсе не собирался что-то такое искать.
Три дня назад его остановил на лестнице сосед по подъезду, знакомый Лехе только в лицо. Сосед был крутой – одевался с иголочки, ездил на навороченной тачке и не расставался с кожаным портфелем и «мобилой». Рожа у него была что надо – круглая, гладкая, рыжая и наглая, как у сытого кота.
Этот тип ни с того ни с сего поймал пробегавшего мимо Леху за рукав, представился Павлом Сергеевичем и заявил, что ему нужен верный человек для работы охранником. Леха, у которого в тот день с перепоя трещала голова, довольно невежливо предложил соседу обратиться на биржу труда и не клепать ни в чем не повинным людям мозги, которые и так гудят, как Царь-колокол. Он вознамерился было продолжить свой путь, но мордатый бизнесмен даже не подумал выпустить его рукав. Более того, этот рыжий умник толкнул Леху, заставив его прижаться лопатками к стене, и упер свой короткий и твердый, как сучок, палец прямо ему в грудину, словно собираясь проколоть Леху насквозь и пришпилить к стенке, как жука.
Леха, которого Господь Бог не обделил ни ростом, ни физической силой, с искренней жалостью посмотрел на соседа сверху вниз и поднял над головой пудовый кулачище, намереваясь дать нахалу по тыкве и тем самым разрешить все его проблемы. Но осуществить свое намерение Леха не успел, потому что сосед снова открыл рот и заговорил. Говорил он тихо и вкрадчиво, можно даже сказать, ласково, но смысл его коротенькой речи сводился к тому, что если Леха не перестанет корчить из себя Кинг-Конга и не станет делать, что ему говорят, то парочка смешных эпизодов его биографии станет известна широкой общественности и, в частности, представителям «компетентных органов».
Эпизоды, о которых вскользь упомянул мордатый Павел Сергеевич, были, в сущности, пустяковыми и тянули годика на два-три общего режима. Поразмыслив немного, Леха пришел к выводу, что при неблагоприятном стечении обстоятельств и при наличии слишком строгого судьи ему могут припаять полновесную пятерку. Тогда он снова посмотрел на Павла Сергеевича сверху вниз. На сей раз в его взгляде читалась заинтересованность.
Вид у соседа был такой, что сразу становилось ясно: уж этот не пожалеет времени, сил и, главное, денег, чтобы обеспечить для Лехи самое что ни на есть неблагоприятное стечение обстоятельств и самого свирепого судью, какого только можно отыскать в Москве. Придя к такому выводу, Леха осторожно опустил занесенный над головой соседа кулак и сказал:
– Я не понял, отец, че те надо-то?
Не убирая упиравшегося в Лехину грудь пальца, сосед вежливо пояснил, что ему требуется надежный и физически крепкий молодой человек для охраны некоего объекта от воров, любопытных и вообще от всех на свете, вплоть до участкового милиционера.
Платить за эту нервную работу он обещал двести долларов в неделю, что в месяц составляло целых восемьсот. При этом наниматель клялся и божился, что объект расположен у черта на рогах, в деревне, и никакие неприятности Леху там не подстерегают. В заключение он вынул из кармана стодолларовую бумажку и похрустел ею перед Лехиным носом, сказав, что готов сию минуту выдать аванс.
Леха пожал плечами и принял предложение, а вместе с ним и новенькую зеленую бумажку. Стабильный доход – это то, чего он был лишен на протяжении всей своей жизни. Если вдуматься, то предложенная соседом зарплата очень походила на ренту: делать ничего не надо, а денежки капают. Восемьсот в месяц – это девять тысяч шестьсот в год. Не слишком густо, но все-таки лучше, чем ничего. Во всяком случае, максимум через полгода можно будет приобрести неплохую подержанную машину – не такую крутую, как у соседа, но весьма приличную.