а подходе к базе усмехнулся Ваня.
– На лицо мое посмотри! – разозлился я. – Без страха не взглянешь.
На одном из привалов я глянул на себя в луже. Пороховые оспины слегка зажили, можно было составить представление. Ад, трэш и содомия. И раньше не был красавцем, но теперь…
– Женщины любят мужчин со шрамами, – выдал банальность полковник и вдруг напрягся. Его кулак взметнулся вверх, мы разом присели. Этот сигнал выучили уже все, даже Джимми.
По нам колотил непрекращающийся дождь, кроме стука капель я ничего не слышал. Зато слышал Иван. Он осторожно прошел по тропе вперед, махнул Чунгу. Тот быстро перебежал к начальнику и вдруг что-то вверху, на пальме, хлопнуло, на военных упала зеленая сеть.
– Стоять! Не шевелиться!
– Дунг ди чует!
С обеих сторон тропы из зарослей на нас уставились стволы «калашей».
– Оружие на землю!
– Вепон он зе граунд, – тот же громкий мужской голос продублировал приказ на английском.
– Парни, тут свои, – из-под сетки раздался приглушенный голос Ивана. – Это я, Шестой.
Ага. Вот какой позывной у полковника.
Из зарослей осторожно вышли бойцы в форме Вьетконга. Семеро бугаев с «калашами», увешанные гранатами и ветками с листьями. Хорошо замаскировались. Даже Чунг ничего не заметил.
Начальник дозора, рыжий мужик с густыми бровями осторожно приподнял сетку. Посмотрел на запутавшегося Гурьева.
– Иван Петрович? Ты?
– Факел? Какими судьбами?
Полковника и Чунга вытащили на свет божий, рыжий отошел в сторону, пошептался с Гурьевым, разглядывая нас. Никто из его команды так и не отвел ствол автомата. Дисциплина и орднунг.
Спустя час мы вышли к базе. Она была замаскирована даже еще лучше, чем передовой пикет. Я бы прошел насквозь и не заметил. Землянки, техника – целый танк Т-55, расчет ЗРК, РЛС – все было так вписано в пейзаж… Я просто снимаю шляпу. Маскировочные сети, имитирующая окраска, антенны под лианы… И никаких протоптанных тропинок, кострищ.
Военные на базе тоже не мельтешили. Наш дозор, забрав с собой Джимми, который глянул на меня с затаенной надеждой, куда-то утопал. Сажать в яму пилота? Или просто сажать?
Правда, без рыжего Факела.
Потом незаметно подошел толстенький вьетнамец, козырнул Чунгу. Они что-то промяукали друг другу, толстячок пожал руку Бао, причмокнул губами при виде Лиен. Вьетнамцев тоже увели. В другую сторону.
– Ну а мы к начальству, – рыжий боец кивнул в сторону замаскированного входа. Точнее, дыры в земле. Опять в туннели!
Спускались долго. Две лестницы, три перехода. Мне пришлось поддерживать Ивана, который взбледнул к концу перехода. А вот не бери слишком много на грудь! Последние два дня гнал нас как спринтеров на стометровке. А сам с раной…
Зашли в длинный светлый зал. На потолке – стоваттные лампочки, в углу мягко стрекочет дизельгенератор. Несколько столов со стульями, на стенах – большие карты. Я принюхался. Нет, соляркой не пахнет – выхлоп куда-то выводят.
В зале был всего один пожилой военный в камуфляже без погон. Седой, волевое лицо, очки в тонкой оправе. Среднего роста, в руках карандаш и линейка.
Увидев Гурьева, мужчина переменился в лице.
– Жив!!!
– Так точно, товарищ… – Ваня оглянулся на меня, замялся.
Вот гад!
– …генерал.
– Жив!
Генерал подошел к полковнику, крепко обнял его. Ваня побледнел, но смолчал. Тискались недолго, седой отступил, кивнул рыжему, потом посмотрел на меня.
– Это кто?
– Борис Александрович… – Ваня тяжело вздохнул. – Группа попала в засаду. Выжили только я, Чунг и Орлов.
– Засаду?!
Генерал хрустнул карандашом, отбросил прочь обломки.
– Лейтенант, вы свободны. – Борис Александрович посмотрел на рыжего, и тот мигом испарился.
– Докладывай, Иван Григорьевич.
Полковник кивнул мне на один из стульев, я буквально рухнул на него. Устал – не передать как.
Генерал заметил повязку на плече ГРУшника:
– Ты ранен? Врача?
– Уже все обработали, мне лучше. – Иван уселся рядом. – Зенитчики по нам ничего не сообщали?
– Ты по 42-му дивизиону? – Генерал подошел к небольшому столику с электрическим чайником, воткнул штекер в розетку. – Их бомбили сильно, две установки вышли из строя…
Борис Александрович посмотрел на меня, поднял трубку полевого телефона:
– Врача в штаб! Срочно.
– Петр Григорьевич, что с Орловым? Я его не узнаю!
– Как я вам уже докладывал… Группа попала в засаду. Рядом с тайником. Передовой дозор был уничтожен, основная группа вступила в огневой контакт. Сначала был ранен я, потом близким взрывом гранаты… – Гурьев посмотрел на меня, как бы оценивая заново. – Орлов. Выжили только мы двое. Отходили с приключениями, очень хорошо показал себя Ле Куанг Чунг. Можно сказать, спас нас.
– Да, полковник Чунг стоит целой роты. – Генерал покивал, открыл картонную упаковку с чаем, начал раскладывать заварку по стаканам.
Полковник?! Ого! Чунг-то, оказывается, непростой боевик. Как жопой чуял…
– Орлов, а вы что молчите? – Генерал долил кипятка в стаканы, повернулся ко мне.
– Борис Александрович, американцы очень плотно контролируют район. – Я покосился на Ваню, но тот сидел с каменным лицом. – Можете казнить меня, но это была авантюра!
– Я докладывал в Москву! – Генерал покраснел, кинул ложку на стол. – Но ведь нет. Срочно, любой ценой…
Дверь бункера без стука открылась, в проеме показалась… богиня! С большой буквы Б. Блондинка. Высокая, длинноногая… В белом, врачебном халате. Который, увы, скрывал больше, чем нужно.
Мы встретились глазами с женщиной и на мгновение замерли. Голубоглазая валькирия, с тонкими чертами лица, приоткрыв пухлый ротик, с удивлением рассматривала меня.
– Борис Александрович! Вы только посмотрите…
Женщина вынула руки из карманов халата, быстро подошла ко мне. Без спроса ощупала лицо, оттянула веки. Кожа полыхнула болью, но я стерпел. Даже не дернулся.
– Тут пороховой ожог.
Валькирия повернулась к Гурьеву:
– Иван Григорьевич! – Руки врача замелькали вокруг плеча полковника. – Пулевое ранение. Срочно ко мне. Обоих.
– Елена Станиславовна, – генерал протиснулся между врачом и ГРУшником. – Нам надо буквально пять минут. И они оба ваши.
– Две минуты!
– Сойдемся на трех.
Богиня скептически на нас посмотрела, не говоря ни слова, вышла из штаба. Я лишь успел рассмотреть аппетитную попку, которую не мог скрыть уродливый халат.
– Чаю, товарищи?
Когда тебя обслуживает целый генерал – это дорогого стоит. Чай оказался душистым, в довесок к нему шли сушки, сахар и какие-то вьетнамские десерты типа сладких рисовых колобков.
Гурьев что-то бубнил Борису Александровичу докладывая, я же медитировал под чаек. По законам жанра, нам должны были налить что-то посерьезнее, но увы.
– Опять похоронки писать… – Генерал сел за стол, сгорбился. – Сколько же эта война сожрет еще жизней?!?
– Да поменьше, чем другие, – внезапно ляпнул я.
– Что вы там мелете, капитан? Говорите яснее. Вам в лазарет пора.
– Говорю, надорвутся американцы. Вьетнамцы воюют с выдумкой, активно. Наша… неудача, – я виновато посмотрел на полковника, – это мелкий эпизод на фоне. Тот же Чунг уничтожил целый взвод «зеленых беретов». Мы захватили американского военного пилота!
– Это правда? – Борис Александрович резко повернулся к Гурьеву.
– Даже больше, – покивал полковник, поглядывая на меня. – В ходе боевого столкновения захватили американский «Ирокез».
– Вот это номер! И где он?
– Пришлось уничтожить. Вертолет был поврежден в ходе боестолкновения.
Генерал принялся переваривать информацию, а я подмигнул Ивану. Так держать!
– Рапорты! Оба. – Борис Александрович вскочил, долил себе кипятка в стакан. – Мне на стол!
В дверь постучали. Неужели опять голубоглазая валькирия? Увы… В нашу уютную пещерку вошел худой, до синевы выбритый военный. Он был одет во вьетконговскую форму, при портупее с пистолетом. И также полностью лыс, как и генерал. Разве что без очков.
– Федор?
Полковник вскочил, сделал несколько шагов, распахивая объятия одной рукой. Но ответного движения не было.
– Товарищ генерал, мне доложили, что к нам вышла группа Гурьева. Здравствуй, Иван, – выбритый наконец удосужился заметить полковника.
Я тоже удосужился цепкого взгляда. К бабке не ходи – особисты пожаловали.
Дальнейшая суета напоминала сломанный конвейер. Нами одновременно пытались заниматься врачи – к Богине присоединился экспрессивный врач-грузин. В его речи то и дело звучало «генацвале», «мегобаро»… И настойчивый Федор. Этот почему-то решил начать с меня. Прямо в процедурной, где мне обрабатывали лицо.
Елена Станиславовна пыталась его выгнать, но бесполезно. Он достал планшетку, несколько листков бумаги – принялся выуживать из меня показания.
Слава богу, Иван успел меня хорошо натаскать по деталям. Я медленно, демонстративно тупя, принялся рассказывать о засаде. Шли там-то, стрельба началась тут-то…
– Федор Алексеевич, – Богиня попыталась осадить особиста. – У пациента может быть контузия!
Я благодарно посмотрел на Валькирию. Спасает!
– Где ваше штатное оружие?
– Осталось в джунглях, – мрачно ответил я, отворачиваясь.
Дальше посыпались вопросы про то, как командовал нами Гурьев, почему мы не попытались вынести тела сослуживцев. Последний вопрос был самый сложный.
– Полковник и сам был ранен! С кем выносить? С одним Чунгом? Вы его видели? Кожа да кости!
Я попытался привстать с кушетки, но нежные руки Богини меня вернули обратно.
– Капитан, я вас прошу!
Мою тушку продолжали внимательно осматривать. Заглянули в уши, попросили открыть рот.
Особист мрачно зыркнул, потоптался рядом.
– Я могу забрать Орлова? Сами понимаете, нужно опросить его.
И это добрый друг Гурьева, «пуд соли вместе съели»? Я просто жопой чуял, как под моей пятой точкой разгорается мощный костер.