– Наоборот же, промывает нутро? – удивился я.
– Поверь мне. Хорошей водки тут нет. Мужики хвалили вино, но я не пробовал. И тебе не советую.
Пока мы общались с местным населением, горящее пятно авиакеросина снесло течением, и народ начал грузиться на паром. И не абы как, а складируя свои пожитки и мешки согласно молчаливым указаниям старого вьетнамца с потрепанной капитанской фуражкой на голове.
Похоже, и нам пора было собираться. Я поручкался с зенитчиками, залез на водительское сиденье. Повернул ключ зажигания, и – о чудо! Машина завелась. Никаких проблем, с пол-оборота. Наверное, Огонек на нервах что-то перепутал просто. Или тачка нам с характером попалась.
Повинуясь командам капитана, я очень аккуратно заехал на паром. Первый раз все-таки. Внутри меня где-то шебуршился червячок сомнений, пытаясь донести, что паром – это большая лодка, а лодки иногда переворачиваются. Но, видимо, я все сделал правильно, потому что судно даже не покачнулось.
Хлопнув дверцей, я попытался заплатить капитану. Тот сразу стал мотать головой:
– Онг, льенсо, льенсо!
– Уважуху высказывает, не берет денег с союзников, – резюмировал грустный Незлобин. Со своим бывшим сослуживцем он прощался сильно дольше меня, вспоминал каких-то боевых товарищей и даже вручил все-таки упаковку пива. Чем очень обрадовал лейтенанта.
Наконец паром причухал к месту назначения. Высадка полностью повторила посадку, только в обратной последовательности. Сначала аккуратно задом съехал я, а потом с парома ломанулись пешеходные вьетнамцы.
Пока я выруливал на очередную дорогу, Незлобин уточнял по карте, куда же нам ехать. Осознание того, что мы буквально в десятке километров от этого Ханоя, сильно приподняло нам настроение. Настолько, что теперь уже я стал что-то мурлыкать радостное себе под нос, обгоняя редких велосипедистов.
А на войне, как на войне —
Патроны, водка, махорка в цене.
А на войне нелегкий труд,
А сам стреляй, а то убьют.
А на войне, как на войне,
Подруга, вспомни обо мне.
А на войне – не ровен час,
А может, мы, а может, нас.
– Что это? – Незлобин поперхнулся пивом.
– Так «Любэ» же, – произнес я и тут же осекся. Никакого «Любэ» еще лет двадцать тут не предполагается.
– Какой-то новый ВИА?
– Да, да, – схватился я, словно утопающий за соломинку. – Новый ансамбль, только появился.
– И что там дальше?
– Комбат-батяня, батяня-комбат, – начал вспоминать я слова, – ты сердце не прятал за спины ребят. Летят самолеты, и танки горят…
Дальше припев мы уже даже не пели, а орали вместе, распугивая попутных и встречных вьетнамцев:
– Огонь, батарея! Огонь, батальон!..
Уже пошли пригороды Ханоя, как внезапно в привычный хруст всякой гадости под колесами начали примешиваться какие-то чавкающие звуки. Поначалу я не придавал им значения – мало ли чего там мы намотали. Потом машину потянуло вправо, и я все-таки решил остановиться на жопоразминательные процедуры.
– Нда-с. Ну и что будем делать? – озадаченно протянул Огонек, рассматривая два спущенных колеса по пассажирской стороне.
– А у нас вообще есть запаска? – как-то запоздало поинтересовался я.
– Даже если одна есть, что со вторым колесом делать?
Мы перегрузили китайца из багажника на заднее сиденье, пообещав, что скоро выгуляем, захлопнули дверцу и стали совместно рассматривать багажник.
Тот нас откровенно огорчил. Нет, когда-то в нем, может, и была запаска, домкрат и, наверное, даже насос, но сейчас он демонстрировал полное отсутствие любых технических средств.
– Млять, вот нет чтобы пробить колесо раньше или позже, – оглядывая пустую улицу, произнес я, – ведь даже сраные велосипедисты заныкались по щелям. Послать ведь даже некого за подмогой…
– Не сцать! Я нашел что-то, – проорал Огонек, выныривая из багажника. Этим чем-то оказался ключ-балонник и маленький ломик.
– Охрененно, да, – признал я, – но мало. Хотя… Есть идея!
Я пошел к обочине – там валялись какие-то сухие палки и даже куски бревен. Прогулявшись туда-сюда, я нашел вполне приличный дрын длиной в полтора моих роста. Положив его мостиком на какие-то ветки, я попрыгал на нем. Дрын прогибался, похрустывал, но ломаться не собирался.
Бросив деревяшку около машины, я пошел искать что-то на роль чурочки. Ведь как говорил какой-то там продвинутый древний грек – дайте мне точку опоры, и я переверну землю. А мне надо всего лишь машину приподнять. Пройдя метров двести, я понял, что тут мне хрен обломился: ветки были, иногда даже достаточно толстые, а вот чего-то толстого не было. То ли вьетнамцы растащили, то ли тут ничего такого не росло. К машине я вернулся, весь обливаясь потом и таща за собой еще два дрына поприличнее.
Незлобин, глядя на меня, тоже натащил деревяшек.
– А на фига это? Сделаем костер и спалим машину? – поинтересовался он.
– Не, счас приподнимаем машину за бок, снимем колеса и посмотрим, что с ними можно сделать. А то, может, там можно как-нибудь подшаманить.
Обвязав несколько бревнышек веревкой, я получил ту самую искомую чурочку, которую расположил параллельно машине. Вручив самый первый дрын Незлобину, я начал командовать. Аккуратно заведя один конец над «чурочкой» под машину, я приказал налечь Вене на другой конец. Грек не подвел – чуть скрипнув, машина оторвала колеса от земли. Рычаг – это сила!
– Зашибись, теперь не дави так сильно, – скомандовал я Огоньку.
Схватив ключ, я легко сорвал и открутил все 10 гаек с обоих колес. Откатив их от машины, я махнул Незлобину опускать. Машина, упав на один бок, сразу же приобрела какой-то жалкий до безобразия вид.
Открутив колпачок и вынув ниппель, я не услышал ни малейшего звука. Это плохо, значит, дырку мы проколупали большую. Попрыгав ногами на покрышке, я добился того, чтобы она отлипла от обода диска. Просунув в образовавшуюся щель сначала ломик, а затем ключ, я перекинул кусок покрышки наружу. С помощью Огонька я сначала расширил проем, а потом перекинул остаток.
Засунув руку в проем, я аккуратно достал камеру и, чуть встряхнув ее, практически сразу обнаружил разрыв размером с кулак. Удивившись таким разрушениям, я снова сунул руку внутрь колеса и начал аккуратно проверять внутреннюю поверхность. Вскоре рука наткнулась на что-то изогнутое. По-разному покрутив покрышку, я выколупал из нее гнутый гвоздь сантиметров восемь длиной. Вот блин, бедная страна, хрен чего найдешь и все дорогое, а гвозди по дорогам валяются никому не нужные.
Повторив ту же процедуру со вторым колесом и обнаружив ту же самую картину, мы стояли и задумчиво созерцали порванные камеры, когда до наших ушей донесся звук мотора. Открыв дверь машины и отшатнувшись от дыхнувшего в лицо жара, я подхватил автомат и стал наблюдать за подъезжающими. Страшно проскрипев тормозами, около нас остановилась донельзя ржавая конструкция, бывшая когда-то легковушкой. С проблесковым маячком на крыше.
– Это же вьетнамская милиция! – сообразил первым Незлобин.
Приплыли!
Глава 20
Из машины выполз вьетнамец, выцарапывая за собой винтовку, которая была почти с него ростом. С другой стороны показался точно такой же шкет, только с ярко-коричневой кобурой на боку. Наверное, начальник. Судя по тому, с каким гордым видом он к нам двинулся, очень важный. Ну или, если судить по машине, в которой он приехал, считает себя таковым.
Подойдя к нам, этот самый начальник чего-то вопросительно пролаял и, получив пожатие плечами «не понимаю», как-то по-хозяйски открыл дверцу.
Я опустил флажок переводчика огня, передернул затвор и вскинул автомат.
– Стоять, бояться, руки в гору, стреляю!
Оба вьетнамца замерли и завороженно смотрели в дуло автомата. Огонек хмыкнул и, не перекрывая мне директрису стрельбы, подошел к микробоссу и, аккуратно расстегнув кобуру, вытащил пистолет. Затем попытался снять со второго винтовку, но маленький шкет настолько застыл, что, потянув за ремень, Огонек просто развернул его к себе. Тот безропотно отдал винтовку, только глянув в добрые глаза Незлобина.
Наконец, разоружив обоих, Огонек обошел кругом получившуюся инсталляцию и сложил отобранное на капот.
– Ну и что это за цирк? – спросил меня Незлобин, доставая свой автомат.
– А ты уверен, что это милиция? Мы тут уже столько корячимся, а никто из местных так и не появился. Зато нарисовались эти и сразу в машину полезли.
– Думаешь, с нас хотели дань снять?
– Ну или просто пограбить, что в принципе одно и то же.
Тем временем босс, обильно потея, пытался чего-то произнести. Но получалось это у него плохо, потому что он одновременно пытался смотреть на меня и Огонька.
Ради интереса я подошел осмотреть машину местных гопников. Ржавое убоище было явно сделано тем же заводом, что и наш автомобиль. Но было большое отличие – у него целые шины. Я подошел к нашему разобранному колесу и, глядя на водилу, демонстративно пнул по покрышке. Микробосс наконец-то разродился какой-то непонятной нам тирадой в сторону водилы. Тот, косясь на нас, бочком подошел к своей машине и, порывшись в потрохах, достал запаску.
– О! У меня идея. Вень, держи их, я счас им объясню фронт работ.
Я очень медленно и показушно прощелкал флажком предохранителя вверх-вниз, закинул автомат за спину. Из вьетнамцев как будто стержень вынули. Хрен вам, собаки сутулые, рано обрадовались. Затем я демонстративно ткнул пальцем в колеса на их пепелаце, изобразил рукой «откручиваем», ткнул пальцем в нашу машину и «закручиваем». Проследив за моими жестами, вьетнамцы закивали головами так рьяно, что сомневаться не приходилось – поняли. Ну, раз поняли, так вперед – приглашающе повел я рукой.
Правильно говорят, что доброе слово, подкрепленное оружием, желательно крупнокалиберным, гораздо лучше просто доброго слова. Буквально через пятнадцать минут обильно потеющие вьетнамцы поставили нашу машину на колеса.